Мария Фагиаш - Танец убийц

• Название: Танец убийц
• Автор: Мария Фагиаш
• Издательство: У-Фактория, АСТ Москва
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9757-0302-6, 978-5-9713-8688-9

Роман венгерской писательницы Марии Фагиаш «Танец убийц» основан на реальных исторических фактах — низвержение династии Обреновичей, убийство последнего наследника этого дома короля Александра и его жены, королевы Драги. Все действие книги умещается в одни сутки, с 28 на 29 мая 1903 года по старому стилю, а главное событие — в пару часов.

Как творится история? Как приходят к власти самодержцы? Кто они, когда не сидят в зале приемов и не одеты в порфиру? Автор искусно смещает акценты таким образом, что Сербия начала XX века становится натуралистичной декорацией определенной эпохи определенного государства, а на этом ярком и в некотором смысле экзотическом фоне разыгрываются настоящие человеческие — и даже нечеловеческие — драмы.

---

Кнезевич, под конвоем двух жандармов с примкнутыми штыками и в сопровождении бородатого священника, остановился перед трибуналом. Спокойный и невозмутимый, он как будто ждал, что получит орден на грудь, а не залп из винтовок. С вежливым скучающим видом арестант выслушал приговор. Пока председатель трибунала зачитывал его, Стоян Кнезевич разглядывал сельскую дорогу, ведущую в Белград. Не представлял ли он в своей фантазии скачущего галопом королевского гонца, на шпаге которого развевался белый платок как знак помилования?

Михаил стоял достаточно близко и хорошо видел лицо осужденного. Когда председатель закончил чтение, на спокойном до этого лице Кнезевича появилось выражение страха. Он изо всех сил, затаив дыхание, вглядывался во все еще пустую белградскую дорогу. Его лоб покрылся капельками пота, рот приоткрылся, в уголках губ выступила слюна. Приговоренный, только сейчас осознав безнадежность своего положения, рванулся от жандармов, но они схватили его крепче. Когда жандармы потащили его к столбу, он сначала, опустив голову, упал на колени, а затем, издав звериный крик, повалился на землю. Жандармы позвали на помощь двух пехотинцев и вчетвером подтащили его к столбу. Видно было, что все торопились привести приговор в исполнение, и не позволили осужденному с достоинством встретить смерть. Как принесенное в жертву языческой богине животное, его привязали к столбу.

Это была не первая казнь, которую видел Михаил. Во время злосчастной войны, которую Сербия вела против Болгарии, он присутствовал при расстрелах дезертиров и повешении болгарских партизан. Каждый раз он испытывал чувство глубокого стыда и вынужден был бороться с дурнотой. Он физически не мог испытывать ненависть к этому мелкому негодяю, который неизвестно за что чуть не убил Милана Обреновича. «Интересно, страдает ли еще кто-нибудь в толпе от этой мучительной тошноты, как я», — подумал Михаил.

Священник поднес к безостановочно шевелящимся губам Кнезевича крест. Близость смерти на момент вернула его потерянное от страха сознание, и громким, далеко слышным голосом он закричал: «Я невиновен! Я невиновен! Я только выполнял приказ!»

Но командовавший взводом лейтенант опустил саблю, и залп заглушил последние слова Кнезевича. Ни у кого не нашлось времени завязать ему глаза. Священник едва успел отскочить и стоял, едва переводя дыхание, не далее двух метров от столба, на котором скорее висел, чем стоял казненный. Молчавшая до этого толпа зашевелилась, крики протеста мешались с возгласами во славу королевского дома, тут и там истерически рыдали женщины. Внушавший сильное беспокойство период в истории Сербии был позади, но во многих душах он посеял зерна сомнения.

К началу нового столетия проблема женитьбы Александра стала главной темой обсуждения и в кофейнях, и в дипломатических кругах Белграда. Михаил являлся свидетелем многих разговоров между отцом и сыном по этому поводу, как и данного наконец Александром обещания, что он женится еще до конца лета.

В поисках подходящей супруги для короля неожиданным образом участвовали многие персоны: королева Наталия, экс-король Милан, царь Николай II, австрийский и русский министры иностранных дел и сам старый кайзер Франц-Иосиф. Участие последнего было не так удивительно, как это могло показаться. Будучи Габсбургом, он слишком хорошо знал цену выгодной женитьбы.

Оптимисты из лагеря Обреновичей мечтали о габсбургской эрцгерцогине, по возможности одной из семи дочерей эрцгерцога Фридриха. Которая из них будет выбрана, не имело особого значения: у них у всех был довольно большой габсбургский нос, толстые нижние губы, широкие бедра и конституция племенной кобылы. Царь высказывался за принцессу Ксению фон Монтенегро; женитьба на ней означала бы примирение двух населенных сербами стран, которые разделяла ожесточенная вражда правящих династий. Это супружество носило бы и слегка пикантный оттенок: Александр вступил бы в родственную связь с одним из Карагеоргиевичей, так как умершая принцесса Зорка, сестра Ксении, была супругой жившего в изгнании принца Петра.

Хитрый старый Никита фон Монтенегро слишком хорошо понимал, как из такой напасти — иметь одних дочерей — можно извлекать выгоду. Две вышли замуж за русских великих князей, Анна — за одного из Баттенбергов, Елена — за итальянского кронпринца. Хотя ни одна из его дочерей не имела габсбургского носа или конституции породистой кобылы, статная Елена выглядела рядом с Виктором Эммануилом как липпицанер[67] рядом с шотландским пони.

Все ломали себе голову, изменятся ли после женитьбы отношения Александра с Драгой Машиной. Отошлет ли он ее из Белграда или уготовит участь мадам Дюбарри[68]? Всем было ясно, что привязанность Александра к ней стала только сильнее. Если иногда он не проводил ночь в ее доме, когда она отказывала ему по каким-то причинам, то стоял, сопровождаемый только полковником Марко, под ее окном и умолял впустить. Эти ночные экскурсии были головной болью Ристы Бадемлича, префекта города Белграда. Сколько бы полицейских в штатском ни околачивалось кругом, каким бы превосходным стрелком ни был полковник Марко, всегда нужно было считаться с тем, что за каким-то окном или в подъезде любого дома может прятаться террорист. Не говоря уже о том, что в дождливую ночь король легко мог подхватить воспаление легких.

— Я весьма могу понять, почему Бадемлич выходит из себя, — доверительно сказал Милан Михаилу после того, как выслушал жалобы городского префекта. — Но что я могу сделать? Парень просто свихнулся на этой женщине. Конечно, было бы еще хуже, если бы она настояла на чисто платонических отношениях. А так она спит с ним почти три года — наверное, уже хватит. Многих это шокирует, но, mon Dieu, он же здоровый молодой человек, не следует ждать, что он будет вести себя как монах. А что сказали бы люди, если бы он, как старый Милош, каждую понравившуюся ему бабенку, неважно, девушка она или чья-то жена, тут же приказывал тащить во дворец? Саша тоже мог бы так делать, хотя он и не такой удалой, каким был брат его дела, да ему это и не надо — в нашем двадцатом веке ни одна женщина перед королем устоять не может. — Милан усмехнулся. — Господь свидетель, так оно и есть. Будем рассматривать Драгу Машину как временное средство для удовлетворения сексуальных потребностей молодого человека.

Впрочем, у Михаила не было никаких сомнений, что Милан серьезно озабочен. Впервые за три года он упомянул Драгу в разговоре с ним, и это означало, что он действительно встревожен.

— Что Саша в ней находит, мне никогда не понять, — продолжал Милан. — Разве что… — Он замолчал и пристально посмотрел на Михаила так, будто ему только сейчас пришло в голову, что у его адъютанта тоже когда-то был роман с Драгой. — Что, собственно, Вы в ней нашли?

Вопрос прозвучал неожиданно, и Михаил почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо, — это для человека тридцати четырех лет в форме капитана было довольно необычной реакцией.

— Это трудно объяснить, — помедлив, начал он.

— Если Вы не хотели бы говорить об этом…

— Нет, отнюдь, Ваше Величество. Мне не трудно говорить о ней, теперь уже нет. Она была… как бы сказать… Было очень приятно видеть ее рядом. Как это объяснить… Она действовала так успокаивающе, была всегда полна понимания и сочувствия, как добрая сиделка.

Милан проворчал:

— Довольно красивая сиделка.

— Она была чем-то вроде любимого кресла после трудного дня, или как доза морфия против сильной боли, или… — Он замолчал, подумав, что говорит слишком поэтически и сентиментально. — Она никогда не выглядела самодовольной, не имела светских амбиций и никогда не была жадной — ни в каком смысле.

— Трудно поверить.

— Я понимаю. Я не считал ее сложной натурой и никогда не видел в ней femme fatale[69], как некоторые другие.

— Если она была таким совершенством, почему же Вы на ней не женились? — с ехидцей спросил Милан, очевидно совершенно забыв, как настойчиво отговаривал Михаила от женитьбы на Драге Машиной.

Михаил понимал: это решающий момент, чтобы рассказать своему государю о месье Жюре. Позднее он часто спрашивал себя, не было ли ошибкой промолчать об этом. Возможно, Милан использовал бы эту историю, чтобы развеять иллюзии своего сына относительно его любовницы — если их вообще можно было развеять.

— Я не чувствовал себя тогда в состоянии вступать в брак — ни с ней, ни с кем бы то ни было, — сказал Михаил и, помолчав, добавил: — Точно так же, как и сейчас.

— Я только надеюсь, что история с Драгой закончится сама по себе, — заметил Милан. — Кайзер Вильгельм — он благоволит ко мне — наконец подобрал для нас принцессу, которая, кажется, удовлетворяет нашим условиям. Она, правда, не так богата, как хотелось бы, зато происходит из превосходного дома, находится в родстве со многими правящими королями и очень аппетитно выглядит. — Он тихо рассмеялся. — Для принцессы, я имею в виду. А вообще, черт побери, что толку жениться на красавице? Нет, парень будет гораздо счастливее с какой-нибудь доморощенной, не слишком знатного рода девицей. И скажите, ну какая действительно богатая, красивая и умная принцесса захочет выходить замуж за короля Сербии, который носит пенсне и втрескался в женщину на десять лет старше его?