А Кабацков - «Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.

• Название: «Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.
• Автор: А Кабацков
• Издательство: Российская политическая энциклопедия
• Жанр: История
• ISBN: 978-5-8243-1180-8

В коллективной монографии, написанной историками Пермского государственного технического университета совместно с архивными работниками, сделана попытка детально реконструировать массовые операции 1937–1938 гг. на территории Прикамья. На основании архивных источников показано, что на локальном уровне различий между репрессивными кампаниями практически не существовало. Сотрудники НКВД на местах действовали по единому алгоритму, выкорчевывая «вражеские гнезда» в райкомах и заводских конторах и нанося превентивный удар по «контрреволюционному кулачеству» и «инобазе» буржуазных разведок. Это позволяет уточнить представления о большом терроре и переосмыслить устоявшиеся исследовательские подходы к его изучению.

---

Рассмотрим несколько репрезентативных в том или ином отношении дел. Одно из них, хотя и рассматривалось тройкой при УНКВД Свердловской области, было завершено до появления приказа № 00447 и попало под его действие «задним числом». Это дело — прекрасный пример «активизации деятельности церковников» и того, что за ней обычно следовало, т. е. ликвидации небольшой локальной и, как выяснилось, выдуманной контрреволюционной группы. Точнее было бы выразиться так: группа-то была реальной, а вот контрреволюционной ее сделало следствие. Однако, как бы там ни было, дело о «черной свадьбе» писано почти с натуры, и эта натура подчас намного увлекательнее всех фантазий оперуполномоченных НКВД.

Второе — дело о бродячем попе. Оно сплошь состоит из вранья, причем, как сказано у классика, «интереснее всего в этом вранье то, что оно — вранье от первого до последнего слова». Зато рассмотрение этого дела позволяет в деталях ознакомиться с процедурой фабрикации «повстанческих ячеек» в Коми-Пермяцком автономном округе. Дело о бродячем попе можно считать эталонным для репрессий, производимых в среде духовенства согласно приказу № 00447: в своей безукоризненной «технологичности» и абсолютной оторванности от каких бы то ни было реальных оснований, оно ясно демонстрирует специфическую внутреннюю рациональность процесса.

Дело о «черной свадьбе»

Сьезжалися к церкви кареты,

Там пышная свадьба была…

Действующие лица:

Кукшинов Михаил Иванович — дьякон Александровской церкви, 27 лет, регент церковного хора. Не дурак выпить и приволокнуться за женщинами.

Тамара Механошина — воспитатель детского сада, 19 лет, кандидат (?) в члены ВЛКСМ, участница агитбригады в поселковом клубе.

Пастухов Александр Александрович — священник, выпускник Казанской духовной академии, 53 года.

Колмогоров Яков Степанович — священник Александровской церкви, 55 лет, собутыльник Кукшинова.

Лыхина Мария Александровна — председатель церковного совета, 63 года, сестра Пастухова, властная и энергичная дама. Активная церковница.

Механошина Анна Матвеевна — 66 лет, церковная староста и казначей Александровской церкви.

А также: поселковые сплетницы, баянист с гармошкой, прихожане и прихожанки, оперуполномоченные НКВД, помощник областного прокурора, тройка при УНКВД Свердловской области.

Прологом к этой истории служит небольшая публикация, появившаяся И марта 1937 г. в кизеловской районной газете с боевым названием «Уральская кочегарка». В заметке, относящейся к классическому жанру советского политического доноса, стилизованного под вопрос «Куда смотрит общественность?», некто К. Ерохин выражал крайнюю обеспокоенность активностью церковников в поселке Александровск. Особенно его тревожило то, что хищные ручонки «черного воинства» протянулись к самому дорогому:

«А кому доверено воспитание детей? Мать А. И. Механошиной состоит в хоре церковных певчих, сестра ее замужем за дьяконом, отец активный церковник, а сама она верующая, и ей вверен детский садик»[482].

Удар был либо интуитивно точен, либо нанесен с хорошим расчетом, т. к. К. Ерохин явно «попал в десятку». Уже 1 апреля церковь в Александровске была закрыта, 19 апреля допрошены первые свидетели по делу о «черной свадьбе», а 24 апреля произведены аресты пяти фигурантов: Кукшинова, Колмогорова, Пастухова, Лыхиной и Механошиной[483]. Но корреспондент «Уральской кочегарки» все-таки отчасти погрешил против истины: сестра Антонины Механошиной уже не была замужем за дьяконом. 3 марта 1937 г. брак Михаила Кукшинова и Тамары Механошиной был расторгнут поселковым советом Александровска[484].

Таким вполне прозаическим финалом завершилась история, на протяжении всего предыдущего года будоражившая поселок и служившая тучной почвой для слухов и сплетен.

К сказанному, пожалуй, можно добавить то, что уже после начала первых допросов (и как раз накануне задержания обвиняемых) в газете «Уральский рабочий» от 22 апреля была помещена статья без подписи с красноречивым названием «Преступление в поселке Александровском»[485]. В ней еще до всякого суда и следствия все было названо своими именами: в поселке Александровск, группе церковников удалось завлечь в свои сети юную девушку-активистку, вынудить оставить общественную работу, скомпрометировать и добиться ее согласия на брак с дьяконом местной церкви. Не получив в нужный момент поддержки общественности, несчастная жертва была торжественно отведена под венец при обильном стечении народа. Данное венчание суть не что иное, как инсценировка, грандиозная антисоветская провокация, наглая демонстрация влияния религии на молодежь. Лексикон статьи был вполне определенным: «охвостье кулачества», «омерзительное преступление», «только в обстановке идиотской беспомощности руководителей, в обстановке полной безнаказанности могла настолько зарваться преступная кучка церковников» и т. п.

Именно этой сюжетной канвы и будет в итоге придерживаться следствие — с незначительными вариациями. Оно велось недолго — окончено к 30 апреля, а уже 9 мая было составлено обвинительное заключение. Дело сработано добротно: постановление об избрании меры пресечения, ордера на обыск, протоколы обыска, анкеты арестованных, постановления о привлечении к следствию в качестве обвиняемых, показания обвиняемых и свидетелей, протоколы очных ставок, свидетельства о предъявлении материалов следствия обвиняемым, обвинительное заключение, определение прокурора — все в наличии. В деле полно вранья, но сквозь сплетенное следствием словесное кружево, тем не менее, отчетливо видна правда. Ее-то мы и реконструируем, попутно отмечая поправки, внесенные произволом оперуполномоченных НКВД в прозу повседневной жизни поселка Александровск. А было все, скорее всего, так…

Марию Лыхину и Анну Механошину всерьез беспокоил моральный облик дьякона Александровской церкви Михаила Кукшинова. Вел он себя совершенно неподобающим для православного образом. Во-первых, пил не просыхая. Чего стоила одна история с соборованием, приключившаяся на старое Рождество? Тогда у Кукшинова чирей на шее вылез, он и собрался помирать. Позвал к себе попа Колмогорова — причаститься перед смертью. А смерть что-то все не шла. Ну, хватили по рюмочке, затем — по другой…. В конце концов, оба «напились до бессознания, пили до 12 часов ночи, так что даже нарыв у дьякона прорвался»[486]. До того доходило дело, что дьякон вместе с собутыльником-попом появлялся в церкви, напившись до положения риз, за что неоднократно были самой же Лыхиной и из храма изгоняемы взашей. Как-то в сентябре 1936 г. (после очередного выпроваживания) поп сверзился с церковной паперти в канаву, где и остался почивать — прямо с наперстным крестом в руках[487]. Но еще хуже было то, что дьякон тешил блудного беса с поселковыми женщинами — Осинниковой и Тиуновой, чем окончательно дискредитировал светлый образ духовного лица[488].

Где-то в начале 1936 г. терпение активисток церковного совета лопнуло. Кукшинову предъявили ультиматум: либо ты остепенишься, женишься, наконец, либо «они не дадут возможности ему служить в церкви, и добьются его снятия с должности дьякона»[489]. Когда дьякон расскажет об этом эпизоде на допросе 25 апреля 1937 г., сей факт будет интерпретирован как предварительный сговор церковников[490]. Вначале кандидатура суженой не была окончательно определена — мало ли невест в округе? Но после того как одна из них — Ангелина Анянова — дьякону отказала, планы наших кумушек изменились. Нашли ту, которая будет сговорчивей.

Жениться было велено на дочери церковной активистки Вассы Спиридоновны Механошиной — Тамаре. Тем самым надеялись убить сразу двух зайцев: по принципу «венец все покроет» поправить реноме Кукшинова (а может, и заставить его вести себя сообразно сану), но еще и пресечь сплетни, ходившие о девушке по поселку. Суконным языком протокола суть этих сплетен изложена так: судачили «об использовании ее в половом отношении ее отцом»[491]. О таких, как Тамара, по деревням шептались: «девка порченая»; и это было приговором окончательным, обжалованию не подлежащим. Потом, в ходе следствия, в распространении этих слухов обвинят, конечно, церковников. Но в деле имеется справка о заявлении, поданном нашей героиней, в котором девушка утверждала, что обе сестры Механошины — и старшая Антонина, и сама Тамара были изнасилованы отцом[492]. Позднее она от заявления отказалась, и делу не дали хода. Однако складывается впечатление, что в этой семейке все-таки попахивало инцестуозным душком.

…А он ее не любил. Точнее, он любил другую. Следы этой греховной, с точки зрения церковной старосты и казначея, страсти явственно видны в деле. Уже дав показания на всех, сказав все, что от него хотели услышать, дьякон Кукшинов 9 мая вновь сам вызовется дать показания, с единственной целью — выгородить Ее — Евдокию Осинникову. Дескать, в контрреволюционной организации не состояла. Все мы состояли, она нет. И антисоветской пропаганды не вела. Все мы вели, она — опять-таки нет. Простая прихожанка[493].