А Кабацков - «Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.

• Название: «Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.
• Автор: А Кабацков
• Издательство: Российская политическая энциклопедия
• Жанр: История
• ISBN: 978-5-8243-1180-8

В коллективной монографии, написанной историками Пермского государственного технического университета совместно с архивными работниками, сделана попытка детально реконструировать массовые операции 1937–1938 гг. на территории Прикамья. На основании архивных источников показано, что на локальном уровне различий между репрессивными кампаниями практически не существовало. Сотрудники НКВД на местах действовали по единому алгоритму, выкорчевывая «вражеские гнезда» в райкомах и заводских конторах и нанося превентивный удар по «контрреволюционному кулачеству» и «инобазе» буржуазных разведок. Это позволяет уточнить представления о большом терроре и переосмыслить устоявшиеся исследовательские подходы к его изучению.

---

Важным фактором, определившим выбор этого дела из череды других, можно считать его территориальные координаты — Кизеловский район, который был местом самых массовых репрессий рабочих в Прикамье.

Документация по оформлению дела очень обширна, к тому же она аккуратно, можно даже сказать — образцовым образом, оформлена. Есть свидетельские показания, обличающие врагов соввласти. Подшиты ордера на обыск и арест граждан. Присутствует и постановление об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения — со всеми положенными визами и даже подписью арестованного. Содержатся описи имущества, составленные при обыске. Как положено, оформлены анкеты арестованных. Причем все — согласно правилам, в хронологическом порядке. В отличие от более поздних дел Кизеловского ГО УНКВД, документация не производит впечатления, что оформление призводилось в один день, тут же на допросе. Соответственно, после всей вышеперечисленной документации имеются протоколы допроса. Такое доказательно оформленное дело в ходе сбора следователем прямых и косвенных сведений об антисоветских настроениях обвиняемых, разросшееся до 2-х томов (3–4 тома относятся к последующей судьбе осужденных), позволяет увидеть некоторую «эталонную» модель конструирования следователем схемы разоблачений, которой его научили на инструктаже. Видимо, она должна была стать основным инструментом следователя в разоблачении на Урале масштабной повстанческой контрреволюционной сети. Но реалии кампании внесли свои коррективы, и следователи вынуждены были отказаться от такого детального и тщательного делопроизводства.

По материалам следственного дела все начинается заявлением старосты Яйвинского трудпоселка — А. Я. Толока (датировано 2 августа 1937 г.), в котором он сообщил, что в трудпоселке из антисоветски настроенных лиц организовалась контрреволюционная группировка. Толок собственноручно составил список этих лиц. Помимо фамилии, в списке представлена краткая характеристика антисоветских высказываний и настроений[355]. Всего в этом списке пятнадцать человек. Две трети из числа упомянутых в списке были осуждены по описываемому делу № 12567 о контрреволюционной повстанческой организации. Спустя двадцать лет на допросе по факту этого заявления и протоколов допроса Толок говорил:

«…это было написано по просьбе сотрудника НКВД (фамилию не помню) с журнала всех замечаний и докладных на трудпоселенцев, работающих на пос. Яйва. Журнал этот хранился в спецкомендатуре, и замечания в него вносились разными лицами»[356].

Кроме этого заявления, 4 и 5 августа Толок подписал пятнадцать протоколов допроса, в которых сообщал сведения об антисоветских высказываниях упомянутых в заявлении лицах. На том же допросе в 1957 г. он пояснял:

«…ни один из подписанных мной протоколов допроса при мне не писался, и, как правило, уже готовый, составленный, он мне давался на подпись сотрудником НКВД. […] сотрудник НКВД только устно заявлял мне, что на такое-то лицо мне нужно подписать протокол допроса»[357].

Примерно то же сообщали на допросах в 1957 г. Головко X. Я. и Коледа П. М., подобно Толоку игравшие роль свидетелей по этому делу[358]. Отметим, что эти и другие свидетели (всего их восемь человек[359]) были соседями обвиняемых или же их коллегами по работе. В их анкете свидетеля были записаны те же, что и у обвиняемых, биографические данные: «кулак», «сын кулака», «сын торговца», «с 1933 года трудпоселенец» и т. п. Некоторые из них занимали административные должности — уже упоминался староста поселка, но свидетелем также выступал еще и работник отдела кадров местного лесозавода. По своим должностным позициям эти люди знали широкий круг людей, живших в поселке или работавших на лесозаводе. При желании следователь мог вполне включить в общий список повстанческой группы и их фамилии. Но не включил.

Яйвинский список стал одним из элементов, позволивших следователю сконструировать из мирных обитателей рабочего поселка повстанческую группу. Но и до составления этого списка следователи проводили ряд допросов для сбора компрометирующей информации на некоторых работников карьера «Известняк». Первые из имеющихся в деле показаний датированы 30 июня.

Почему возникла необходимость в списке? Вполне возможно, что на последнем перед началом операции инструктаже следователи получили указание: составлять и подшивать их к делам, так как они объединяли членов повстанческой организации в единое целое. Оформление дела свидетельствует о прилежании Герчикова, можно сказать, что и в этом вопросе он решил сделать все согласно указаниям и оперативно составил список; источником ему послужил журнал коменданта трудпоселка, где фиксировались бытовые проступки жителей поселка за предыдущие годы и их фамилии.

Со временем показания свидетелей со стороны окажутся ненужными, хотя и осенью 1937 г. они еще встречаются в других делах. А списки членов организации, напротив, будут очень востребованы, особенно в ноябре-декабре 1937 и январе 1938 гг., когда каждый фальсифицированный протокол допроса арестованных будет пестрить сведениями о тех, кто входил в повстанческое отделение, осуществлял вербовку, с кем держал связь и т. д. О механизмах этой фальсификации рассказывали сами работники НКВД, арестованные в свою очередь в конце 1938–1939 гг.[360]

В настоящем деле надо выделить еще одну особенность: свидетельские показания брали у людей, которые затем не привлекались к судебной ответственности «за связь» с повстанцами. Проверка по базе репрессированных показала, что свидетели не были тройкой, то есть их не привлекали в рамках этой кампании к ответственности за связь с «врагами народа», о которых они обладали столь обширной информацией. Да и протоколы допросов некоторых свидетелей в 1957 г. говорят о том, что они не были арестованы за документально подтвержденную связь с повстанцами. Таких свидетелей могли арестовать в октябре-ноябре 1937 г., так как само по себе письменное оформление факта знакомства с арестованными становилось основанием для включения в повстанческую группу.

Таким образом, в настоящем деле свидетель — это еще независимая фигура, которая выполняет самостоятельную роль в спектакле, поставленном следователем НКВД. И если свидетель все делает правильно, то остается на свободе. В более поздних делах необходимость в подобных свидетелях со стороны отпала, и их заменили перекрестными показаниями и списками членов организации, «полученными» от самих обвиняемых.

Важность роли свидетеля подтверждается многочисленностью допросов. Тот же Толок подписывал отдельный протокол на каждого из будущих повстанцев. Судя по этим документам, свидетели давали многословные показания, обличая своих соседей как антисоветчиков и вредителей. Вполне допустимо, что допрошенные в 1957 г. бывшие свидетели — Толок, Коледа и Головко — говорили правду, утверждая, что их показания от 1937 г. были составлены следователем заранее. Хотя вполне возможно, что свидетелей «готовил» следователь, подсказывая, как следует отвечать, либо они хорошо понимали ситуацию, и вопрос следователя лишь указывал нужную тональность ответа. Нам же важен вывод, что, как следует из материалов дела, свидетельские показания формировали основания для привлечения новых фигурантов по делу. Базовый «список» повстанческой группы дополняется новыми фамилиями — знакомых и коллег по работе назначенных следователем повстанцев.

В этих ответах видна следственная схема, используемая для оформления компрометирующей информации. Вначале обозначался круг знакомых того либо иного подозреваемого или арестованного. В этот круг вовлекались и соседи по бараку (поселку), и коллеги по работе. В поселениях тех лет все друг друга знали и так или иначе соприкасались в повседневной жизни. «Штатный свидетель» мог рассказать об арестованном и его социальных контактах сам — сразу подробно отвечая на вопрос «Знаете ли Вы такого-то». Именно так оформлены допросы Воробьева А. А., чьи многочисленные показания стали основным компрометирующим материалом против семьи Ефановых. В записях допроса от 31 июля 1937 г. говорится о знакомстве Ефанова Ивана с Истоминым Федором Михайловичем, описан круг его знакомств и приведены воспоминания Воробьева, как Ефанов на «работе заявил, что в управлении государством находятся люди, которые издеваются над народом, устанавливают большие нормы выработки, а платят за работу мало»[361].

Если допрашиваемый сразу не понимал, о чем надо рассказывать, то следователь готов был задать дополнительный вопрос: «Расскажите, с кем Ефанов Николай в близких взаимоотношениях на работе и в быту?» — а затем, продолжая «помогать» свидетелю, уточнял полученные данные:

«Кто из перечисленных Вами лиц ведет антисоветскую агитацию или антисоветски настроен?»[362].