А Кабацков - «Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.

• Название: «Включен в операцию». Массовый террор в Прикамье в 1937–1938 гг.
• Автор: А Кабацков
• Издательство: Российская политическая энциклопедия
• Жанр: История
• ISBN: 978-5-8243-1180-8

В коллективной монографии, написанной историками Пермского государственного технического университета совместно с архивными работниками, сделана попытка детально реконструировать массовые операции 1937–1938 гг. на территории Прикамья. На основании архивных источников показано, что на локальном уровне различий между репрессивными кампаниями практически не существовало. Сотрудники НКВД на местах действовали по единому алгоритму, выкорчевывая «вражеские гнезда» в райкомах и заводских конторах и нанося превентивный удар по «контрреволюционному кулачеству» и «инобазе» буржуазных разведок. Это позволяет уточнить представления о большом терроре и переосмыслить устоявшиеся исследовательские подходы к его изучению.

---

Городских начальников подбадривали и наставляли областные командиры. Если команду Дмитриева можно упрекнуть в непрофессионализме (слишком доверяли наркому и безоглядно исполняли приказы), то обвинить ее в лени, халатности, скажем мягче, в пристрастии к кабинетным методам работы, никак нельзя. И сам Комиссар (так в служебных помещениях НКВД называли Дмитриева), и его ближайшие помощники — Даниил Михайлович Варшавский, Наум Яковлевич Боярский, Яков Шахнович Дашевский — были деятельны и вездесущи. Они формировали следственные бригады, сами выезжали на места, инструктировали, обучали, разносили туповатых подчиненных, не научившихся работать по-новому, демонстрировали самые современные методы следствия, сами допрашивали, проводили очные ставки, редактировали протоколы, лично отбирали внутрикамерных «наседок», утверждали списки на аресты и представления на награждения отличившихся сотрудников. Я. Ш. Дашевский лично от руки в Соликамске

«…составил типовой протокол допроса в двух вариантах, т. е. на рядового повстанца и организатора. Кроме протокола, Дашевский составил типовое заявление, которое размножено и роздано следователям для руководства»[212].

В Перми Дашевский показывает, как надо добиваться признания от запирающихся арестантов. На заседании бюро горкома ВКП(б), исключавшем Былкина из партии, он расскажет, а Логинов запомнит, как

«…представитель из центра /в звании бригадного комиссара НКВД[213]/ делает разнос нам, как только может, а вечером идем в подвал, где сидят арестованные, и он лично показывает пример, как надо допрашивать. Одним словом, допрашиваемого уносят на носилках»[214].

Дмитрий Матвеевич Дмитриев, возглавивший операцию, также был кадровым чекистом, долгое время работавшим в центральном аппарате под руководством Л. Г. Миронова. После участия в расследовании убийства С. М. Кирова (Дмитриев уговорил Николаева дать признательные показания) его рвение замечают партийные начальники — Косарев и, что важнее, Ежов. Дмитриев закрепляет карьерный успех при подготовке процессов против т. н. «Московского центра» и «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра». Он с лету улавливает желания начальства[215]. На февральско-мартовском пленуме 1937 г. имя Дмитриева упоминается неоднократно, причем всегда в положительном контексте. В руководстве наркомата за ним закрепляется репутация интеллектуала, способного добиться признательных показаний т. н. психологическими методами: уговорами, камерным давлением, льготами и поблажками, обещаниями и угрозами. «Избранная Дмитриевым тактика давала хорошие результаты, позволяя регулярно отправлять в Москву все новые и новые телеграммы с ходатайствами на арест выявленных контрреволюционеров — большей частью секретарей районных партийных и комсомольских комитетов, председателей райисполкомов и т. д. Со временем, однако, такая результативность начала многих смущать. По НКВД поползли слухи, что Дмитриев арестовывает кого попало, что не может быть, чтобы почти все деревенские партийные и комсомольские секретари являлись участниками заговора. Но у Ежова подобных сомнений не возникало, и он легко давал санкции на арест заявленных Дмитриевым лиц»[216]. Чувствуя поддержку наркома, начальник Свердловского управления не боялся проявлять инициативу. Так, кулацкая операция началась в области раньше директивного срока. За три недели до приказа № 00447 сотрудники Окружного отдела НКВД в г. Кудымкаре приступили к арестам, им предусмотренным. Среди тех, кого они оперировали (так в одном официальном документе назвали лиц, подвергнутых репрессиям в ходе исполнения упомянутого приказа[217]), был главный механик треста «Комипермлес» Парфен Федорович Порсев. Его взяли 18 июля 1937 г. без предъявления ордера, поместили во временный «домзак» — склад возле призывного пункта, однажды допросили, а затем — спустя два месяца — отправили в Пермь, а оттуда — в Сибирь. «Будучи уже в лагере, мне предъявили, что по решению тройки УНКВД Свердловской области мне была определена мера наказания 10 лет ИТЛ, — в 1955 г. рассказал П. Ф. Порсев следователю прокуратуры. — За что и по какой статье я был приговорен к указанной мере наказания, мне не объявили»[218]. Зато объявили Сталину. В меморандуме № 31019, отосланном на имя Н. И. Ежова из свердловского Управления НКВД 11 сентября 1937 г., о следствии по делу повстанческого штаба среди арестованных заговорщиков упоминается и командир взвода, «…бывший белогвардеец, технорук Тукачевской лесотракторной базы Порсев». Информация, пришедшая с Урала, произвела впечатление на народного комиссара, и он спецсообщением переправил ее Сталину. Тот с текстом ознакомился и сделал пометку:

«Очень важно. Нужно пройтись по Удмуртской, Марийской, Чувашской, Мордовской республикам, пройтись метлой»[219].

В апреле-июне 1937 г. в Кизеле уже орудовала бригада, составленная из оперативных работников областного аппарата НКВД: ликвидировала «контрреволюционное фашистское, повстанческое подполье»[220].

Директивы, рутинные практики и самооправдания

Дмитрий Матвеевич Дмитриев растолковывал подчиненным политический смысл их действий. Миссия НКВД состоит в том, чтобы предотвратить массовое вооруженное выступление против Советской власти, намеченное его организаторами на начало интервенции «одной иностранной державы» весной 1939 г.[221] «На проводившихся оперативных совещаниях нам, работникам РО, говорилось, что проведение массовых арестов есть ликвидация „пятой колонны“ в СССР и обуславливается указанием свыше, но кого именно, нам-де, рядовым работникам, знать не обязательно»[222].

В стране якобы созрел чудовищный заговор, объединивший всех контрреволюционеров, независимо от их прежней политической окраски. Главную роль в нем играют троцкисты — передовой отряд мировой империалистической буржуазии, притянувшие к себе правых, национал-уклонистов, эсеров, социал-демократов, монархистов, церковников. Они одновременно и агенты японской, немецкой или польской разведки, и террористы, и вредители. Для того чтобы добиться своих целей — восстановления власти капиталистов и помещиков в стране, они делают ставку на поражение СССР в войне с фашистскими государствами. Это, что называется, активная часть контрреволюции, угнездившаяся в недрах советского властного аппарата. Кроме своих зарубежных хозяев, они представляют также и внутреннюю, затаившуюся до времени контрреволюцию — обломков и недобитков бывших эксплуататорских классов. Вместе с ними они составляют пятую колонну фашизма. В запись показаний М. А. Павловского был впечатан следующий пассаж:

«Наступил такой период (говорил Кабаков), когда необходимы решительные меры против Сталинского руководства, нужно готовиться к открытому вооруженному восстанию, а для этой цели необходимо приступить к собиранию и объединению всех антисоветских сил независимо от их политической окраски и организовать их для активной борьбы против партии и Советского правительства. Такими силами в настоящее время являются: помимо правых и троцкистов, эсеры, спецпереселенцы — кулаки, белогвардейцы, служители религиозных культов, бывшие красные партизаны, антисоветски настроенные перебежчики и, особенно, немцы, с которыми мы уже вошли в контакт, и которые могут оказать нам соответствующую помощь»[223].

Каждое антисоветское высказывание теперь трактуется как проявление большого зловещего замысла.

«Одиночек в борьбе с Советской властью нет»[224].

Пятая колонна — это бывшие кулаки, ставшие трудпоселенцами, подчеркнем, не беглые, как следовало из буквы приказа, но именно бывшие. Опекавшие их работники комендатур еще в 1933 г. затруднялись ответить, чем они, собственно говоря, отличаются от вольнонаемных. Вот характерный диалог:

«Вопрос — Чем рознятся спецпоселенцы от кадровых рабочих?

Ответ — Ничем не рознятся.

Тов. Сигиденко разъясняет, говорит, что кулаки одинаковы в экономическом отношении, но политически кулак «урезан», а потом задает следующий вопрос:

Вопрос — Какая разница между спецпереселенцем и кадровым в единоначалии?

Ответ — Кадрового можно выгнать из шахты, с квартиры, а спецпереселенца нельзя, за прогулы спецпереселенец судим административно»[225].

Теперь их вновь объявили врагами, подлежащими беспощадному уничтожению.

Опасность велика. Время не ждет. Враг хитер и коварен. С ним нельзя церемониться. Для того чтобы опередить жестокого и коварного врага, органы должны действовать решительно и беспощадно. «Наша задача очистить тыл СССР любыми способами, — говорил своим подчиненным В. Я. Левоцкий. — Переарестовать и перестрелять всех кулаков, белогвардейцев и других, враждебный нам элемент, который является базой для контрреволюционной деятельности»[226].