Джоди Пиколт - Чужое сердце

• Название: Чужое сердце
• Автор: Джоди Пиколт
• Издательство: Книжковий Клуб «Клуб Сімейного Дозвілля»
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-966-14-0564-5

Шэй Борн, осужденный за двойное умышленное убийство, более десяти лет ожидает исполнения приговора – казни посредством смертельной инъекции. У дочери убитого им полицейского, Клэр, тяжелейшее заболевание сердца, и спасти ее может только трансплантация. Шэй готов умереть на виселице, чтобы стать донором для девочки. Примет ли семья сердце убийцы? И что движет преступником: страх смерти, раскаяние, религиозный порыв?…

---

– Мистеру Смиту несказанно повезло, – признал доктор. – Попади преступник на четверть дюйма левее – и он бы не выжил.

– Вот насчет этого… – Я набрал воздуха в легкие. – Тюремный врач констатировал смерть.

– Между нами, отче, я бы не доверил психиатру даже поиск машины на парковке, а уж тем паче – пульса у человека со сниженным давлением. Как говорится, слухи о смерти мистера Смита сильно преувеличены.

– Там было столько крови…

– Многие структуры, расположенные в шее, могут обильно кровоточить. Простому обывателю лужа крови кажется целым озером, хотя на самом деле это незначительная потеря. – Он пожал плечами. – Насколько я понял, произошла вазовагальная реакция. Мистер Смит увидел кровь и потерял сознание. Организм быстро откликается на шок, вызванный кровопотерей: снижается давление, сужаются сосуды, и кровотечение, таким образом, прекращается. Но в крайних случаях это также приводит к исчезновению прощупываемых пульсов, отчего психиатр и не смог ничего уловить на запястье.

– Значит, – заключил я, чувствуя, как розовеет мое лицо, – вы не верите, что мистер Смит мог… ну… воскреснуть?

– Нет, не верю, – хихикнул он. – В институте мне доводилось видеть пациентов, которые замерзали насмерть и, говоря простым языком, оживали, стоило их отогреть. Я видел, как сердце останавливается – а потом само вдруг начинает биться вновь. Но ни в этих случаях, ни в случае мистера Смита я не констатировал у пациентов клиническую смерть.

Телефон завибрировал – уже в который раз за последние два часа. Войдя в больницу, я, как того требовали правила, выключил звонок.

– Значит, чуда не было.

– Ну, по вашим меркам, пожалуй, нет… Но семья мистера Смита, возможно, с вами не согласится.

Я поблагодарил доктора Шудхари и, водрузив статуэтку на место, вышел из его кабинета. Покинув здание больницы, я включил телефон и обнаружил пятьдесят два сообщения.

«Срочно перезвони мне, – говорила в своем сообщении Мэгги. – Шэй в беде». Сигнал.

«Где ты?» Сигнал.

«Ну хорошо, я поняла, что ты сейчас без телефона, но все же перезвони, как только получишь мое сообщение». Сигнал.

«Где тебя носит, мать твою?» Сигнал.

Я не стал дослушивать и набрал ее номер.

– Мэгги Блум, – прошептала она.

– Что случилось с Шэем?

– Он в больнице.

– Что?! В какой больнице?

– В городской. А ты где?

– Возле неотложки.

– Тогда приезжай сюда немедленно. Он в пятьсот четырнадцатой палате.

Я вихрем пронесся по лестнице, расталкивая врачей, медсестер, лаборантов и секретарей, как будто скорость передвижения могла загладить мою вину перед Шэем. Вооруженные охранники у двери косо взглянули на воротник-стойку (безотказное средство, особенно по воскресеньям) и молча пропустили меня. Мэгги сидела на кровати, поджав босые ноги, и держала Шэя за руку, хотя я далеко не сразу узнал бы в этом пациенте человека, с которым разговаривал еще вчера. Кожа у него была пепельного цвета, волосы сбоку обрили, чтобы зашить рану. На носу – судя по всему, сломанном – крепился слой марли, из ноздрей торчали комки ваты.

– Господи! – только и выдохнул я.

– Насколько я поняла, ему не повезло в тюремной драке, – сказала Мэгги.

Не может быть. Я присутствовал при той драке…

– Похоже, ты ушел в антракте.

Я посмотрел на офицера, стоявшего в углу палаты с торжественным видом часового. Поймав мой взгляд, он подтвердил слова Мэгги кивком.

– Я уже позвонила Койну домой, чтобы задать ему трепку, – продолжала она. – Мы встречаемся в тюрьме через полчаса, чтобы обсудить дополнительные меры предосторожности для защиты Шэя. В переводе это значит: «Что мне сделать, чтобы ты меня не засудила?» Ты сможешь побыть тут с Шэем?

Было воскресенье, и я чувствовал себя заблудившимся мальчиком. От выполнения обязанностей в Катрине меня временно отстранили, и хотя я всегда знал, что утрачу ориентиры без Бога, я все же не представлял, насколько беспомощным окажусь в отрыве от своей церкви. В это время я обычно снимал облачение, отслужив мессу. Потом мы с отцом Уолтером отправлялись обедать в компании кого-то из прихожан. Потом шли к нему домой, смотрели бейсбол по телевизору и выпивали по паре банок пива. Религия сделала для меня невозможное: благодаря ей я влился в общество, стал его неотъемлемой частью.

– Смогу, – ответил я.

– Тогда я побежала, – сказала Мэгги. – Он еще не приходил в себя – ну, в полной мере. Медсестра сказала, что первым делом ему захочется в туалет, а для этого нужно будет использовать вот этот пыточный агрегат. – Она указала на пластиковый сосуд с длинным горлышком. – Не знаю, как тебе, а мне за это не приплачивают. – Она замерла уже в дверях. – Я тебе позже позвоню. Не забудь включить свой хренов телефон.

Когда она ушла, я придвинул стул к кровати Шэя и прочел на пластиковой табличке, как поднимать и опускать матрас. Ниже шел перечень доступных телевизионных каналов. Я успел прочесть целую молитву на четках, но Шэй так и не шелохнулся.

На краю кровати висела на металлической прищепке медицинская карточка Шэя. Я пробежался глазами по непонятным словесам: характер травмы, список лекарств, основные показания. Затем перевел взгляд на строчку с именем пациента вверху страницы.

И. М. Борн

Исайя Мэтью Борн. Мы слышали это имя в суде, но я почему-то забыл, что Шэй – это лишь прозвище. «И. М. Борн, – произнес я вслух. – Дональд Трамп охотно нанял бы парня с таким именем».

Я родился [24].

Снова намек? Еще одно подтверждение?

На любую ситуацию можно взглянуть с двух точек. В том, что одному человеку покажется бессвязной болтовней, другой узнает слова из забытого Евангелия. То, что один воспримет как медицински возможное везение, другой назовет воскрешением. Я думал об излечении Люсиуса, о воде, обратившейся в вино, о людях, легко поверивших в Шэя. Я думал о тридцатитрехлетнем плотнике, которого вот-вот должны казнить. Я думал о словах ребе Блума – будто в каждом поколении рождается человек, способный стать Мессией.

Возникает такой момент, когда ты стоишь на обрыве неоспоримых доказательств, смотришь на противоположную сторону и просто делаешь шаг. Иначе ты никуда не попадешь. Я смотрел на Шэя и, кажется, впервые в жизни видел не того, кем он был, а того, кем он мог быть.

Как будто ощутив на себе мой взгляд, он вдруг заворочался. Открылся только один глаз – второй слишком распух.

– Отче, – прошептал он еще слабым после анестезии голосом, – где я?

– Тебя ранили, Шэй. Но все будет хорошо.

Офицер не сводил с нас глаз.

– Вы не могли бы оставить нас наедине? Мне бы хотелось помолиться с ним вместе.

Офицер колебался – и правильно делал: что это за клирик, который стесняется молиться на людях? Но все же пожал плечами и сказал:

– Пожалуй, священник никаких штук выделывать не станет. У вас босс покруче, чем у меня.

Люди всегда наделяют Бога человеческими чертами – чертами босса, спасителя жизней, судьи, отца. Но никто не представляет его осужденным убийцей. Но если отбросить физические границы тела – а именно это пришлось сделать всем апостолам после акта воскрешения, – возможным станет все, что угодно.

Как только офицер удалился, Шэй скорчился от боли.

– Лицо… – Он попробовал поднять руку, чтобы коснуться бинтов, но не смог из-за наручников. В отчаянии он потянул сильнее.

– Шэй, – твердо сказал ему я, – не нужно.

– Мне больно. Мне нужны лекарства…

– Тебя уже и так накачали лекарствами, – заверил я. – У нас есть всего несколько минут, прежде чем вернется офицер, а обсудить нужно многое.

– Я не хочу ничего обсуждать.

Проигнорировав его заявление, я подался вперед.

– Скажи мне, – прошептал я, – скажи мне, кто ты.

Робкая надежда осветила глаза Шэя. Он, наверное, и не рассчитывал, что его провозгласят Богом. Не двигаясь с места, он смерил меня долгим, пристальным взглядом.

– А ты скажи мне, кто ты.

Католическая церковь разделяла ложь на обман свершения и обман опущения. Первое означало откровенную неправду, второе – недомолвку. И то, и другое считалось грехом.

Я лгал ему с первого момента нашего знакомства. Шэй надеялся, что я помогу ему отдать его сердце, но даже не догадывался, как порочно мое. Неужели я ожидал, что Он откроется мне, если сам я Ему не открылся?

– Ты прав, – тихо произнес я. – Я не все тебе рассказал… Я не говорил, кем я был до того, как стать священником.

– Дай-ка угадаю… Семинаристом?

– Я учился в университете. На математика. Я даже не ходил в церковь, пока не поработал присяжным.

– Каким еще присяжным?

– Одним из тех, что приговорили тебя к смерти, Шэй.