Ярослав Иосселиани - Огонь в океане

• Название: Огонь в океане
• Автор: Ярослав Иосселиани
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1959

Записки Я. К. Иосселиани «Огонь в океане» носят автобиографический характер. Капитан первого ранга, Герой Советского Союза, прославленный подводник Ярослав Константинович Иосселиани родился и провел детские годы в горной Сванетии. Грузины по происхождению, жители горной Сванетии в силу многих исторических, географических, и социальных причин оказались в отрыве и от высокой грузинской и от могучей русской культуры. Октябрьская революция принесла в Сванетию свободную и полнокровную жизнь, о которой веками мечтали свободолюбивые сваны. Жизненный путь героев книги — частный, но убедительный пример торжества ленинской национальной политики. Некоторые события и факты, о которых рассказывается в предлагаемой читателю книге, прежде были использованы автором в его произведении «Записки подводника», также построенном на автобиографическом материале. Однако в книге «Огонь в океане» они изложены по-новому, развернуто, в художественно обобщенной форме, рамки повествования значительно расширены. Имена и фамилии героев книги в том числе наших доблестных подводников, за очень немногими исключениями, подлинные.

---

Маневрируя на небольшом «пятачке» у самого входа в гавань, мы выработали определенную систему. Утренние сумерки обычно встречали у входного буя, погружались на перископную глубину, просматривали Северную бухту и затем отходили в сторону моря на несколько миль и галсировали с таким расчетом, чтобы в любое время увидеть вражеские суда, если бы они появились на каком-нибудь из входных фарватеров.

27 августа 1943 года с рассветом, как обычно, «Малютка» погрузилась. Противника не было. Безопасности лодки ничто не угрожало. Погода была превосходной.

Я всю ночь провел на мостике и теперь, оставив у перископа лейтенанта Глобу, отправился в свою каюту, предупредив помощника, чтобы он не увлекался наблюдением за берегом, а внимательнее смотрел за морем.

Ранним утром Глеба с обычной в таких случаях вежливостью разбудил меня по переговорной трубе и доложил, что из Севастополя вышли два охотника за подводными лодками.

Не разобравшись толком в смысле доклада вахтенного офицера, я приказал наблюдать за катерами и повернулся на другой бок.

Но не прошло и пяти минут, как меня разбудил шум винтов катера. Еще через секунду близкие разрывы глубинных бомб сбросили меня с койки.

В центральном посту было темно. С шумом хлестала вода, проникшая в люк. По переговорным трубам из разных отсеков доносились слова докладов. Это было едва ли не самое неприятное пробуждение в моей жизни.

Глоба прозевал! Катера противника, очевидно, засекли перископ подводной лодки.

Я глянул на глубиномер. Он показывал двадцать метров. Стрелка продолжала идти вниз. Чтобы не удариться о грунт (глубина в этом месте была всего тридцать два — тридцать четыре метра), я приказал  держаться глубины двадцать метров и положить вертикальный руль на отход от места атаки в сторону моря.

Но сверху посыпалась очередная серия бомб, грозящих вот-вот поразить «Малютку». Заделывавшие течь матросы от сотрясения сорвались и попадали на палубу. Впрочем, тотчас же оба поднялись и полезли к поврежденному люку.

Катера преследовали нас очень активно. Каждая серия причиняла лодке все новые и новые повреждения.

Подбитая и раздифферентованная «Малютка», уклоняясь от непрерывных неприятельских атак, продвигалась в сторону минного поля. Страшный минный рубеж теперь казался спасительным панцирем, под которым мы могли укрыться от преследования.

— Еще добавилось два катера! С кормы приближаются быстро! — доложил Бордок монотонным голосом.

«Мы у самой базы, в катерах недостатка не будет», — подумал я. Тем более мне показалось правильным мое первоначальное решение — как можно скорее укрыться в минном поле.

Очередная серия бомб разорвалась так близко, что матросы, работавшие по заделке пробоины, кубарем пролетев через отсек, оказались лежащими в одной куче.

Первым вскочил на ноги Поедайло.

— Быстрее! — уклонившись от струи забортной воды, скомандовал я. — Скоро подойдем к минному полю. Там бомбежка прекратится. Катера побоятся.

— Может быть, товарищ командир, они только этого и хотят, — словно со дна бочки, услышал я слова Поедайло. Он стоял в трюме по пояс в воде, навалившись всем телом на планку с пластырем, которую укрепляли его товарищи. — Может быть, собирается пройти конвой. Вот они нас и хотят угнать.

Поедайло был прав. Если в такую рань немецкие охотники решили «обшарить» море, то следовало ожидать конвой. Уйти от глубинной бомбежки — значило бы только выполнить желание врата.

Эти соображения заставили меня принять новое решение: оторваться от охотников, не покидая район, в котором должны появиться вражеские транспорты.

Задача была трудная. Катера, сменяя друг друга, могли весь день осыпать нас глубинными бомбами, тем более, что запас бомб они могли то и дело пополнять.

Более двух часов, меняя через каждые три-пять минут курсы, «Малютка» отходила в сторону моря. Она значительно отдалилась и от Лукульского и от Инкерманского створов.

Надо было повернуть в сторону берега, но такой маневр был рискованным. Взаиморасположение с фашистскими катерами было для нас невыгодным.

Оставалось немедленно начать циркуляцию и, если отяжелевшая «Малютка» не справится с маневром, лечь на грунт и попробовать притаиться на месте.

«Малютка» начала описывать довольно пологую циркуляцию.

На первых порах казалось, что мы обманули врага: большинство катеров нас потеряли, ушли в сторону открытого моря.

«Теперь быстро ляжем на грунт — и конец преследованию», — с облегчением думал я.

Но не успели мы повернуть в сторону берега, как два катера, зайдя с кормы, положили по правому борту новую серию бомб. Враг снова нащупал нас. В таких условиях ложиться на грунт было нельзя.

Я решил отходить в общем направлении на северо-восток, изменяя курсы в зависимости от расположения катеров противника.

До полудня продолжалось неослабное преследование. Бомбы врага по-прежнему причиняли нам немало вреда.

«Малютка» подошла к Лукульскому створу в районе Мамашая. Дальше начинались малые глубины, затруднявшие маневрирование.

«Малютка» резко развернулась вправо и увеличила ход до полного. Пройдя несколько минут в сторону моря, застопорила машина, по инерции снова от  вернула к берегу, постепенно теряя скорость, и упала на грунт прямо на фарватере.

Маневр удался. Следующая атака противника была произведена явно впустую. Бомбы разрывались по корме сравнительно далеко от нас. Это было хорошим предзнаменованием.

Мы притаились, слушали, как охотники все дальше и дальше уходят в море. Похоже, они полагали, что лодка либо утонула, либо ушла из района, так старательно прочесанного бомбами.

Где-то очень далеко от нас, видимо для очистки совести, катера сбросили еще несколько бомб и ушли. «Малютка» стала спешно приводить себя в порядок. Кок принялся готовить обед, матросы, перекусив на скорую руку, начали исправлять повреждения.

Я все еще не покидал центральный пост. Здесь же на своем обычном месте находился и матрос Поедайло. Теперь его не в чем было упрекнуть. В напряженные часы прохождения минного поля и при уклонении от катеров врага он держал себя очень хорошо.

— Сегодня я вами очень доволен, Поедайло! — улучив момент, похвалил я матроса. — Вы вели себя хорошо...

— Ну что вы, товарищ командир, — смущенно отозвался он.

Трапезников искоса глянул на Поедайло, с которым он за последнее время очень сдружился, и глубокомысленно заметил:

— Труд исправляет человека.

— Сам исправляйся! — огрызнулся Поедайло и тут же рассмеялся.

— Я больше скажу. Ваша мысль оставаться здесь помогла мне принять правильное решение. Возможен проход конвоя... Вот и выходит, что мы с вами стремимся бить врага. Не боимся его.

— Это я от боцмана услышал, — Поедайло словно оправдывался. — Он говорит: могут нас прогнать, а потом провести конвой...

— И штурман так сказал, — буркнул боцман между делом.

— А я от командира услышал, что уходить из района нельзя, — окончательно рассмешил всех Глоба.

— Значит, мысль была коллективной, это еще лучше, правда? — обратился я к Трапезникову.

— Правильно... Особенно, если конвой в самом деле пройдет, — согласился Трапезников.

Шумы винтов катеров затихли. Наш «слухач» доложил:

— Чист горизонт!

Исправив поврежденные механизмы и устранив последствия аварии, мы всплыли и, выйдя в район Лукульского створа, легли параллельно ему курсом на север.

По левому борту, ближе к корме, на расстоянии сорока-пятидесяти кабельтовых, стояли без хода два немецких катера-охотника за подводными лодками. Больше на горизонте ничего не было видно.

Зеркальной глади, выдавшей нас утром врагу, на море уже не было.

— Сейчас бы фашистов встретить. Мы бы им всыпали!.. — этими словами встретил меня в дизельном отсеке Мисник, как видно, уже забывший о ночном происшествии на мостике.

— Долго же нас гоняли, товарищ командир, — покачав головой, заметил Гудзь. — Хорошо хоть, что бомб на нас израсходовали целую уйму.

— Да, урон мы фашистам нанесли, — подхватили другие.

— Эх, нам бы хороший транспорток! — вслух мечтал старшина группы торпедистов Терлецкий. — Торпеды сами просятся, еле их удерживаем.

Подобные разговоры велись в каждом отсеке.

Я вернулся в центральный пост и тут же узнал, что старший лейтенант Косик заметил большой конвой противника, пробиравшийся через минное поле. Огромный немецкий транспорт и крупный танкер сопровождали шестнадцать охранных кораблей, среди которых были и малые миноносцы, и охотники за подводными лодками, и самоходные баржи. С воздуха конвой прикрывали два самолета.

Лодка легла на курс для атаки и дала полный  ход. Однако скоро стало ясно, что между кораблями противолодочной обороны на перископной глубине прорвать охранение не удастся.