Юрий Косоломов - ХОДЫНКА

• Название: ХОДЫНКА
• Автор: Юрий Косоломов
• Жанр: Ужасы и Мистика

 Подлинная причина катастрофы на Ходынском поле не известна и сегодня, если она вообще может стать известна в принципе. Нет даже более или менее полной, последовательной и достоверной картины этого события, оказавшего огромное влияние на российскую историю, и, в частности, на судьбу Николая II. Существующие же картины продолжают наполняться домыслами.

---

- Фаддей Федорыч, предупреди ребят - обратился Лепешкин к Максимову. - Так, значит... Ваше превосходительство, не велите ли флаг поднять? На эстраде?

- Зачем флаг? - изумился Бер.

- Их степенство хотят поднять флаг в виде сигнала артельщикам - пояснил Львович. - В знак начала раздачи, верно?

Лепешкин кивнул.

- Ни в коем случае! - сказал Львович. - Неминуемо начнется давка. Его же всё поле сразу увидит. И внутри, и снаружи. Представьте только. Я к этому флагу прямо сейчас солдат с ружьями поставлю. Чтоб и близко к нему не подходили!

- Что ж тогда?

- Ну, не знаю... - замялся Львович. - Может, просто картуз снимите, да помашете?

- Не знаю, не знаю - зашептал Бер. Он развернулся и зашагал к эстраде. - Не знаю, не знаю, не знаю...

- В общем, сами решайте - перекрывая гул толпы, крикнул Львович Лепешкину. Прижимая к бедру шашку, капитан побежал вслед за Бером. - Только не флаг!

* * *

Бескрайняя толпа раскачивалась и гудела, кричала, выла. Иногда редкие порывы ветра на мгновения уносили этот гул, иногда слышалось хоровое пение, но вскоре и оно уступало многоголосому реву. А по головам людей продолжали бежать дети. Господи, сколько же их было - девочек в длинных юбках и платках, мальчишек в картузах и опоясках, в праздничных и часто уже разорванных одеждах!

Подбегая к краю толпы, упиравшейся в ограду, дети с ужасом смотрели вниз, боясь наступить на тех, от кого убежать уже не удастся. Но здесь их ждали.

Бокильон вместе с Сытиным стоял возле ограды, протягивал руки к детям и переносил на землю тех, кто не решался прыгнуть сам. Им помогал единственный солдат из прежде стоявших тут в цепи, - все остальные куда-то ушли, - и этот солдат, судя по всему, оказался знакомым Надежды Николаевны. Все дети были мокрые, все были насмерть перепуганы, многие не могли говорить, некоторые теряли сознание.

Одного из бежавших по головам мальчишек схватили за ногу - это сделал дородный мужик, торчавший над толпой, как половецкая каменная баба в степи. Бокильон видел это очень хорошо, потому что все произошло примерно в полусотне саженей от ограды. Мальчишка кричал и вырывался, потом сел и начал что-то делать. Солдат, один раз уже сходивший по головам толпы, начал было снова подниматься по ограде. Но тут мальчишка встал и побежал опять.

Наконец он тоже оказался в руках Бокильона. Припав к ушату с водой, принесенному из театра Форкатти, мальчишка - на вид ему было лет десять, не больше - долго хватал воду громкими глотками, а потом поднял голову, утер лицо и произнес:

- Тятька сказал, после встретимся. Больно уж душно там.

- Душно? - переспросила стоявшая тут же Надежда Николаевна. - В чистом поле душно?

- Ага...

Мальчишка стянул с себя мокрую рубаху и снова стал пить из ушата. Бокильон наклонился, всмотрелся в багровые пятна и полосы на его спине.

- Это ткань. Отпечатки ткани - тихо сказал он Надежде Николаевне. - Смотрите: швы, складки.

Надежда Николаевна кивнула:

- Да... И кровь через поры выступает. Боже, да ведь... Ведь они там от тесноты задыхаются.

- Ну конечно.

- Не "конечно", а потому, что от тесноты ребра раздвинуть нельзя. Понимаете?

Надежда Николаевна сделала пару нарочито сильных вдохов и выдохов, поднимая и опуская роскошную грудь и слегка разводя руками.

- Понимаете? Да где вам! Вы-то большой, у сил достанет.

Бокильон переглянулся с Сытиным, покраснел и отвернулся.

Мальчишка наконец отвалился от ушата, поднял голову, взглянул на взрослых, поежился:

- Зябко...

- Кто это тебя за ноги хватал? - спросил Сытин.

- Миллионщик один. Зуев. Его все знают. Осьмнадцать тыщ, кричит, отдам, только вынь меня отсель. Много это, дяденька?

- Да как сказать. Тебя кто наверх поднял?

- Тятька... И дяденьки какие-то.

- За сколько?

- Задаром. Молодой еще, говорят, так бежи отседа.

- Ну вот. Стало быть, молодость восемнадцати тысяч дороже.

Мальчишка почесал спину и вздохнул:

- Жалко... А гостинцы-то когда дарить станут? Правда, что первым коней дадут? А слона ученого где покажут?

Надежда Николаевна опустила лицо в ладони и заплакала. Мальчишка удивленно взглянул на нее, перевел взгляд на Бокильона, на Сытина.

- Надежда Николаевна! - робко произнес Бокильон.

- Зачем? - плакала Надежда Николаевна. - Господи, зачем это всё? Праздник!

Бокильон пожал плечами, хотя Надежда Николаевна не могла его видеть.

- Перестаньте, ради Бога, плакать. Это, сударыня, народу урок дается - мрачно сказал Сытин. - И даже не от правительства. Нет. Брать надо выше.

- Что вы хотите сказать? - обернулась Надежда Николаевна.

- Это предупреждение. Иногда природа нарочно животных собирает, чтобы вся стая покончила с собой. Вот и здесь то же. Хотя и имеет вид разумного сборища. Не разумное это сборище. Нет. Возможно, ради той, высшей задачи оно и собралось. А вовсе не за этими кружками.

- Вы тоже нитшеанец - всхлипнула Надежда Николаевна.

Сытин вздохнул и развел руками:

- Толпа умнеет только через горе. Другого способа нет.

* * *

Вепрев понимал, что ценность Грааля прирастает за него принятыми муками. Он храбро шел на Ходынку вместе с ордами простофиль, видевших в кружке всего лишь кружку (да и то верно: что есть кружка, если некому ее преподнесть?) Триумфальные ворота напомнили о тесных вратах и он пошел дальше. Когда свернули на поле, стало чуть просторнее. Там Вепрев до рассвета бродил среди костров, хороводов и стойбищ, рассматривал толстовские типы крестьян и прислушивался к их удивительно однообразным разговорам о сенокосе, сене, пудах, о лошадях и коровах, которых станут раздавать. Кругом с телег торговали квасом, сбитнем, пирогами. Бродили горластые пышечники со своим товаром. Артели бродячих шутов и музыкантов, выбрав компанию побольше, начинали ее потешать - сначала даром, потом за угощенье, а уж после на заказ.

Иногда Вепрев по примеру народа ложился на землю, но вскоре вставал, чихал от сырости и снова принимался бродить по полю. Чем ближе был рассвет, чем меньше времени оставалось до начала раздачи, тем больше уставало тело и тем легче становилось на душе. Перед рассветом вокруг стало настолько тесно, что Вепрев решил: пора идти к буфетам и встать поближе. Но тут оказалось, что он и так уже подошел предельно близко.

Заметив в предрассветных сумерках мачты с флажками, Вепрев пошел к ним - тут-то и оказалось, что его бездумное, будто бы, шатанье, определялось плотностью людей именно в этом месте - от него он и уходил в другие места, потому что тут пахло особенно плохо. Сейчас тут уже никто не лежал на земле и даже не сидел - все стояли, причем спиной к Москве и к подошедшему Вепреву. Вепрев попробовал пройти еще немного вперед, но тут старуха, стоявшая перед ним и чуть наискосок, подбоченилась и подняла перед ним локоть. Локоть другой руки она подняла тоже - так, будто Вепрев хотел обойти ее с двух сторон сразу.

- Честь надо иметь, батюшка, - сказала старуха, не оглядываясь. - Лучше других, что ли?

Вепрев пошел назад - бродить дальше.

Вскоре и душа его тоже стала уставать. Началось это с того момента, когда Вепреву вспомнился дядя Леонид, дальний родственник. Дядя Леонид был надворным советником и директором гимназии, человеком образцово нормальным во всём, за исключением одного пункта: он верил, что если захотеть, можно оказаться в Москве и в Петербурге одновременно, и успех этого предприятия зависит только от силы желания. С ним из вежливости никто и не спорил. Люди посторонние даже не догадывались о тайной дядиной причуде.

Вепрев гнал дядин призрак, а он всё возвращался и возвращался...

Между тем вокруг становилось теснее. Вепрев уже давно не ходил, а стоял на месте в какой-то низине, куда его занесло вместе с толпой. Стало рассветать. Лица, накануне радостные, становились всё более хмурыми и даже мрачными - совсем как у дяди Леонида, который сначала вдохновенно пересказывал какую-нибудь статью из альманаха "Вестник иностранной литературы", сообщавшую о занимательном случае одновременного присутствия в двух местах или в двух временах, а после этого мрачнел и замыкался в себе над своей тарелкой.

Лишь огромная ватага молодых краснорожих фабричных, стоявшая вдалеке, не унывала. И без того пьяные, они снова и снова прикладывались к бутылкам с монопольной водкой. Чем становилось теснее, тем громче они разговаривали, смеялись, кукарекали, свистали, испускали верхом и низом дурной воздух. Порой озорства ради фабричные толкали соседей, или щипали девок и баб, а то и все вместе принимались раскачивать толпу. И те люди, что стояли к ним поближе, отзывались деланным смехом, а те, что подальше, - криками и бранью. Пьяны фабричные были настолько, что держались на ногах лишь благодаря молодости и силе. Все старались отодвинуться от них подальше, а к буфетам подойти поближе, и это стремление двигало ту часть толпы, в которой оказался Вепрев.