Попова Александровна - По делам их

• Название: По делам их
• Автор: Попова Александровна
• Жанр: Альтернативная история

Европа XIV века. История пошла другим путем. Одиозный "Молот ведьм" был создан на полтора века раньше, чем в реальной истории; Инквизиция появилась на сотню лет раньше, чем соответствующая организация в нашем мире. Раньше появились и ее противники, возмущенные методами и действиями насквозь коррумпированной и безжалостной системы. Однако существование людей, обладающих сверхъестественными способностями, является не вымыслом, а злободневным фактом, и наличие организации, препятствующей им использовать свои умения во зло, все-таки необходимо.

Кёльн, Германия, 1390 a.D. Благополучный город, редкие правонарушения, в местном отделении Инквизиции царит скука и праздность. Недавно переведенный в Кёльн следователь, изнывающий от безделья, хватается за первое подвернувшееся дело — необъяснимую смерть студента университета. Дознание, начатое от скуки, выводит его на след масштабного заговора.

Страница автора на СИ: http://samlib.ru/p/popowa_nadezhda_aleksandrowna/

Размещено в библиотеках Флибуста и Либрусек c согласия автора

---

Momentumveri.

Время разогналось снова, и случилось это прозаично, просто, к яви возвратил не страх смерти — страха, к удивлению, не было вовсе, не что бы то ни было еще, приличествующее случаю, а — омерзительный, посторонний в этом облаке ароматов запах, который, бывало, преследовал в заброшенных или опустившихся кварталах, в дешевых больницах для неимущих — кислый, вязкий дух человеческих испражнений. Здесь, у самого жертвенника, его не могли забить запахи неведомых благовоний. Что касалось святого отца, его как раз перспектива неотвратимой гибели испугала весьма и весьма.

Именно эта мерзость вернула мозг в действительность, встряхнула рассудок, заставив вспомнить, что есть — кроме этих стен и этой исчезающей призрачной луны, этих оживающих теней, марева, кружащего воздух — есть реальный мир, с улицами и домами, с птицами на чердаке Друденхауса, с людьми на улицах, с ним самим, с теплой рукоятью в ладони и — с тем, что он должен был, обязан был успеть сделать до того, как упадет на этот каменный пол и больше не встанет…

Он успел нащупать под пряжкой ремня стальную полоску (Фридрих, долгих тебе лет!) и рвануть, вытянув одним движением тонкое стальное лезвие, гибкой острой плетью рассекшее воздух с мелодичным, тихим свистом, успел сделать шаг вперед, пытаясь обойти каменную плиту раньше, чем герцогские телохранители заступят ему дорогу, и вдруг услышал громкий, лязгающий щелчок. Этот звук Курт узнал бы из тысячи — звук спускаемой струны арбалета.

Ни у кого из присутствующих стрелкового оружия не было, и тело не успело напрячься в ожидании холодного, пронзающего удара — мозг уже понял, что летящая с неистовой скоростью смерть предназначена не ему; понял раньше, чем глаза увидели одного из спутников безликого, отлетевшего к стене, а потом — невысокого щуплого человека с двухзарядным арбалетом в руке, всадившего второй болт в живот другому сопровождающему.

Значит, агент слежки все же прошел — вскрыв ли замки той двери или сломав их, неважно, но — прошел. Значит, и группа тоже здесь? Значит или нет?..

Нет, понял он, увидев, как тот врывается в комнату, вытягивая короткий кинжал из ножен. Группы нет. Почему, что еще сорвалось, задержалась ли помощь или не явится вовсе — думать об этом сейчас времени не оставалось. Сейчас оставался лишь еще один миг на то, чтобы развернуться к герцогским телохранителям, за спины которых тот довольно резво отскочил. Было еще полмгновения порадоваться тому, что у обоих тоже короткое оружие…

То, что вырвалось из горла безликой фигуры, было не словом, не криком, не шипением даже, а будто беззвучным, бьющим по ушам ударом в воздух, и боковым зрением Курт уловил, как его «хвост», словно наткнувшись на невидимую стену, содрогнулся, хватанув воздух ртом, и побелел, уставясь перед собою остекленевшими глазами. Он пробежал еще два шага, и было видно, ясно видно, четко до дрожи в каждой жилке, что эти два шага делал уже мертвец, просто по инерции ноги пронесли безжизненное тело вперед, пока, запнувшись, он не упало, откатившись в сторону, точно куль с мукой…

И это случилось снова — снова возникло это долгое, тягучее, как клей, мгновение, в которое опять уместилось бессчетное количество мыслей и весь мир, что был вокруг. Когда капюшон развернулся в его сторону, обратившись к нему тенью вместо лица, Курт понял, что не успеет — ничего не успеет. Даже попытаться. За это долгое мгновение он понял, что сделать не может ничего — ни отпрыгнуть в сторону, как от выстрела, ни закрыться, как от удара мечом, ни уклониться — ничего. Что может только ждать смерти — глупой, бессмысленной и напрасной; и ждать осталось недолго…

Удар голоса о воздух прозвучал снова, и в голове точно бы что-то взорвалось, словно вены в висках лопнули, а глазам вдруг стало горячо, как будто его окунули в поднимающийся над углями дым — прожигающий насквозь, но вместе с тем ледяной, как сугроб у порога в февральскую метель. Курт покачнулся, схватившись за камень жертвенника, ненавидя себя за слабость, за свое самомнение, из-за которого случилось все, что случилось, из-за которого сейчас погиб человек — так же, как погибнет теперь и он, бесполезно.

— Не может быть! — голос из-под капюшона вырвался со свистом, и сквозь соленый туман на ресницах он увидел, как фигура отступила назад, к стене.

Не может быть, повторил он мысленно, выпрямляясь и чувствуя, как боль уходит, как рассеиваются цветные звезды в глазах, а трое напротив смотрят на него с опасением, почти со страхом; им не хочется вступать в бой с человеком, выжившим после такого…

Он не стал задумываться больше о случившемся; почему это произошло и как, выяснить можно и после, если будет возможность, если будет еще в этом смысл, а сейчас — прыжок вперед сквозь остатки боли, пока те трое не опомнились, пока в шоке, пока ошеломлены происходящим.

Удар заточенной стальной полосой в правой руке, как плетью — удар достигает цели сразу, с чавкающим свистом прочертив алую полосу по горлу не успевшего отскочить стража. Один.

Плотный, коренастый Петер метнулся чуть в сторону, обходя продолжающее извиваться лезвие, пригнулся, не пытаясь сблокировать стальную змею, вывернулся у спины; разворот и шаг — но не назад, а вперед, вплотную, нанизывая тяжелое тело на серп ритуального ножа в левой руке. Второй.

… Миг? Два?..

«Если после пятнадцати мгновений боя противник все еще не побежден — думай, что ты сделал не так»… Мессир Сфорца мог бы гордиться, будь он здесь…

Сейчас должен быть второй удар, сейчас человек в капюшоне должен собраться и попробовать снова. Сколько времени ему нужно для того, чтобы повторить свою попытку? Тоже мгновение? Больше? Меньше?..

Он успел увидеть, что тот стоит недвижимо, и морщинистые сухие руки просто висят вдоль тела, а капюшон, опустившись, скрыл даже ту тень, что темнела вместо его лица, словно безликий чародей внезапно уснул — прямо так, стоя у стены. И ощущение ледяного ветра вернулось снова, теперь более осязаемое, сковывающее, но не тело, а — душу…

От удара фон Аусхазена Курт увернулся едва-едва, изогнувшись и отскочив в сторону; cinquedea рассекла воздух у самого лица и так же, не прерывая движения, вернулась, задев кромкой правый рукав над локтем, и в воздух взвился рой рубиновых капель — словно маленькая алая радуга. Он отпрянул, попытавшись достать противника ударом заточенной полосы в правой руке; тот не отклонился, не отступил, просто подставив клинок и тут же с силой рванув его в сторону, выворачивая кисть. Стальная плеть, свистнув, ударила по тому же плечу, рассекая кожу куртки и мышцу, и со звоном отлетела к стене. Курт едва не опрокинулся на подставленное лезвие; взмахнув руками, чтобы удержать равновесие, он повалился назад, перевернулся через голову по вязкой, трясущейся туше князь-епископа, приземлившись на ноги по ту сторону алтаря и едва не упав, когда каблук запнулся о лежащую на полу Маргарет.

— Самое время предложить вам в панике бежать отсюда, — заметил герцог с усмешкой; Курт не ответил, скосясь на неподвижного чародея у стены.

Почему он бездействует? Почему вокруг что-то есть, вокруг точно что-то есть (или кто-то?..), но на него вдруг внимание обращать перестали? Или готовится нечто такое, против чего он не устоит? Стоит ли постараться сейчас пробиться к нему, пока он в этом странном оцепенении? Или не пытаться ухватить журавля в небесах и постараться сделать хотя бы то, на что хватит сил, а именно — пустить кровь этой синице по ту сторону каменной плиты…

Фон Аусхазен, опершись ладонью о жертвенник, метнулся вперед, перепрыгнув его с неожиданной для своих лет легкостью и проворством, и он снова отскочил в сторону, не отбивая тяжелого клинка, клюнувшего его вдогонку. До одного из убитых стражей оставалось два шага; Курт бросился на пол, схватил выпавший из мертвых пальцев кинжал, стиснув испачканную в липкой крови рукоять и рывком поднявшись на ноги; навстречу вновь сверкнул треугольник лезвия, и, крутанувшись на месте, он пропустил удар мимо ребер, почти впритирку, попросту ударив фон Аусхазена носком сапога в пах.

Тот дернулся в сторону, и удар пришелся в бедро, однако cinquedea на миг приопустилась, открыв правое плечо; серповидный нож в другой руке ударил со всей возможной силой, но лезвие лишь разрезало камзол, соскользнув с противным скрежетом. Кольчуга под верхней одеждой; это уже хуже…

— Стоять на месте, оружие на пол! Святая Инквизиция!

Это был голос из прошлого. Голос из жизни. Из мира — того, другого мира, оставшегося за толщей камня и земли.

Deus ex machina.

— На пол оружие, руки на виду! — повторил голос Гвидо Сфорца — громкий, уверенный, злой, разносясь под низкими сводами, словно грохот обвала, и Курт с готовностью сделал два поспешных шага назад и чуть в сторону от смотрящих в комнату арбалетных болтов, дыша тяжело, хрипло, сорванно, чувствуя облегчение, которого не испытывал уже давно, чувствуя, что жизнь возвращается, возвращается та реальность, в существовании которой он уже начал сомневаться здесь, в этих клубах дурманящих курений и холодного неощутимого ветра…