Георгий Бердников - Чехов

• Название: Чехов
• Автор: Георгий Бердников
• Жанр: Биографии и Мемуары

Книга Г. П. Бердникова, известного литературоведа, автора ряда работ о А. П. Чехове, является биографией великого русского писателя.

Автор раскрывает внутренний мир А. П. Чехова, знакомит читателя с ходом его мыслей, показывает его во взаимодействии с современниками. Книга основана на обширном документальном материале.

---

К. С. Станиславский пишет: "Как мы играли — не помню. Первый акт кончился при гробовом молчании зрительного зала. Одна из артисток упала в обморок, я сам едва держался на ногах от отчаяния. Но вдруг, после долгой паузы, в публике поднялся рев, треск, бешеные аплодисменты. Занавес пошел… раздвинулся… опять задвинулся, а мы стояли, как обалделые. Потом снова рев… и снова занавес… Мы все стояли неподвижно, не соображая, что нам надо раскланиваться. Наконец мы почувствовали успех и, неимоверно взволнованные, стали обнимать друг друга, как обнимаются в пасхальную ночь. М. П. Лилиной, которая играла Машу и своими заключительными словами пробила лед в сердцах зрителя, мы устроили овацию. Успех рос с каждым актом и окончился триумфом". А Немирович-Данченко закончил свой рассказ о премьере так: "Новый театр родился". От имени зрителей и артистов Чехову в ту же ночь была послана телеграмма, а на следующий день новая, уже со ссылкой на газеты, которые единодушно назвали успех "Чайки" "блестящим, шумным, огромным". Полетело к Чехову и множество других поздравительных телеграмм, а потом долго шли все новые и новые письма.

На приветственные телеграммы Чехов ответил Немировичу-Данченко так: "Передайте всем: бесконечно и всей душой благодарен. Сижу в Ялте как Дрейфус на острове Диавола. Тоскую, что не с вами. Ваша телеграмма сделала меня здоровым и счастливым. Чехов". Вот так — всплеск радости и одновременно отчаяния, — отчаяния, что он не там, не с ними. И Ялта — место ссылки, остров Дьявола.

Эта телеграмма Чехова, конечно, не предназначалась для печати, но все же попала в газеты. "В Ялте, — сообщит Чехов позже, — она вызвала ропот негодования". И тут же вновь о Ялте: "…зимой — это марка, которую не всякий выдержит. Скука, сплетни, интриги и самая бесстыдная клевета".

Еще труднее стало Антону Павловичу вдали от Москвы после триумфа "Чайки". Сетования на скуку становятся все более частыми.

Постановка "Чайки" была лишь началом сближения писателя с Художественным театром. Сразу после премьеры Немирович-Данченко попросил Антона Павловича передать театру "Дядю Ваню". Однако эта пьеса была уже обещана Чеховым Малому театру, и он не мог отказаться от своего слова. Малый театр в феврале 1899 года возобновил свою просьбу, писатель ответил согласием. Теперь нужно было одобрение Театрально-литературного комитета. Однако комитет в составе Н. И. Стороженко, А. Н. Веселовского и И. И. Иванова отнесся к этой пьесе Чехова еще более критически, чем к "Чайке". Решили, что "Дядя Ваня" может быть принят к постановке лишь при условии изменений и вторичного представления ее в комитет. 14 апреля 1899 года Чехов передал пьесу в Художественный театр. В это время он в Москве, потом в Мелихове. 24 мая писатель вновь в Москве и прямо с вокзала едет на репетицию "Дяди Вани".

Лето 1899 года показало, что в Москву Чехова влекла еще одна властная сила — сила зарождавшегося чувства к молодой актрисе Художественного театра Ольге Леонардовне Книппер.

Антон Павлович впервые увидел Книппер на репетиции "Чайки", а потом "Царя Федора". Рассказывая о том большом впечатлении, которое она произвела на него в роли Ирины, Чехов в заключение, как бы шутя, пишет: "Если бы я остался в Москве, то влюбился бы в эту Ирину".

В начале февраля 1899 года Мария Павловна третий раз смотрела "Чайку", и тут Вишневский перезнакомил ее со всеми артистами. Сообщая об этом брату, Мария Павловна, между прочим, писала: "Я тебе советую поухаживать за Книппер. По-моему, она очень интересна". Чехов так ответил ей в очередном письме: "Книппер очень мила, и, конечно, глупо я делаю, что живу не в Москве". Мария Павловна и не подозревала тогда, насколько серьезен был ответ брата. Первой встречи оказалось достаточно, чтобы образ молодой, обаятельной актрисы овладел им навсегда. То же, видимо, произошло и с Ольгой Леонардовной. Она так завершила потом свой рассказ об их знакомстве на репетициях, осенью 1898 года: "И с этой встречи начал медленно затягиваться тонкий и сложный узел моей жизни".

Чехов приехал в Москву 12 апреля 1899 года и уже 18 апреля, в первый день пасхи, внезапно нанес визит Книппер. Этот визит был тем значительнее, что Антон Павлович, как было хорошо известно, не любил ходить и не ходил в гости. Потом они вместе были на художественной выставке — смотрели новые работы Левитана. 1 мая специально для Чехова в помещении театра "Парадиз" была показана "Чайка". Чехов снялся с артистами Художественного театра, запятыми в "Чайке". При съемке было инсценировано чтение автором своей пьесы. 9 мая Антон Павлович пишет Горькому уже из Мелихова: "Чайку" видел без декораций; судить о пьесе не могу хладнокровно, потому что сама Чайка играла отвратительно, все время рыдала навзрыд, а Тригорин (беллетрист) ходил по сцене и говорил, как паралитик; у него "нет своей воли", и исполнитель понял это так, что мне было тошно смотреть. Но в общем, ничего, захватило. Местами даже не верилось, что это я написал".

Вскоре в Мелихово приехала Ольга Леонардовна, пробыла там три дня и уехала совершенно очарованная. Ее пленило там все: "…и дом, и флигель, где написана была "Чайка", и сад, и пруд с карасями, и цветущие фруктовые деревья, и телята, и утки, и сельская учительница, гулявшая с учителем по дорожке, — казалось, что шла Маша с Медведенко, — пленяли радушие, ласковость, уют, беседы, полные шуток, остроумия".

Потом Ольга Леонардовна уехала в Грузию, где на даче около Мцхеты, жил ее брат. 16 июня Чехов пишет туда письмо, спрашивая, что случилось с ней, почему от нее нет вестей. Письмо в привычном для писателя шутливом тоне — тут и о телятах, которые теперь не кусаются, и о том, как это вероломно забывать автора, и шутки-вопросы — уж не вышла ли она в Грузии замуж и не решила ли бросить сцену? В ответ пришло большое милое письмо, в котором речь шла и о трудной дороге, и о кавказских красотах, и о своем к ним отношении. "Несмотря на здешнюю красоту, — рассказывала Ольга Леонардовна, — я часто думаю о нашей северной шири, о просторе — давят все-таки горы, я бы не могла долго здесь жить". Тут же Ольга Леонардовна приглашала Антона Павловича приехать в Мцхету, чтобы потом вместе поплыть из Батуми в Ялту.

Антон Павлович от предложения приехать в гости уклонился, а вот совместную поездку морем в Ялту принял с радостью. И эта поездка состоялась, только встретились они не в Батуми, а в Новороссийске, так как Антону Павловичу до этого нужно было побывать в Таганроге. 18 июля они сели на пароход, а 20-го были в Ялте, где Ольга Леонардовна остановилась в семье их общего знакомого — доктора Л. В. Средина. Чехов поселился в гостинице "Марино".

Пробыли они в Ялте до 2 августа, потом вместе поехали в Москву. Из Ялты направились через Ай-Петри в Бахчисарай, и эта поездка надолго запомнилась Ольге Леонардовне. "Хорошо было покачиваться на мягких рессорах, дышать напоенным испарением сосны воздухом, и болтать в милом, шутливом чеховском тоне, и подремывать, когда сильно припекало южное солнце и морило душу зноем…"

Поездка Чехова в Москву была опрометчива. Здесь его встретила плохая погода, и здоровье писателя быстро ухудшилось. 8 августа он пишет Марии Павловне: "Мой грипп прошел. Книппер вчера была у нас и ужинала. Третьего дня был Немирович, был Мейерхольд". Но тут правдив был лишь рассказ о встречах. 19 августа он признается Суворину, что ему нужно уезжать из Москвы. "Не знаю, бациллы ли то бунтуют, или погода дает себя знать, только мне невмоготу и клонит мою головушку на подушку". Но дома усидеть трудно, и уезжать не хочется, хоть и надо. Сообщая о предстоящем отъезде в Ялту, пишет Горькому: "Усижу ли там долго, буду ли там писать — сие неизвестно. В первое время придется жить на бивуаках, так как дом мой еще не готов",

В Ялту Чехов вернулся 27 августа 1899 года и поселился во флигеле еще не достроенного дома. Вслед ему полетело письмо Ольги Леонардовны, полное самых теплых чувств и трогательной заботы: "Мне так грустно было, когда Вы уехали, так тяжело, что если бы не Вишневский, который провожал меня, то я бы ревела всю дорогу. Пока не заснула, мысленно ехала с Вами. Хорошо Вам было? Не мерзли?" Потом ворох новостей и впечатлений. И в заключение: "Если захочется, напишите тепленькое письмецо, а не захочется — не пишите лучше совсем… А обедаете Вы каждый день? Смотрите, питайтесь хорошенько. Ну, спите спокойно, будьте здоровы. Жму Вашу руку. Ольга Книппер". 3 сентября последовали ответы на все вопросы Ольги Леонардовны, из которых, в частности, явствовало, что питается он, как и раньше, плохо. "Что еще? — писал Чехов. — В саду почти не бываю, а сижу больше дома и думаю о Вас. И, проезжая мимо Бахчисарая, я думал о Вас и вспоминал, как мы путешествовали. Милая, необыкновенная актриса, замечательная женщина, если бы вы знали, как обрадовало меня Ваше письмо. Кланяюсь Вам низко, низко, так низко, что касаюсь лбом дна своего колодезя, в котором уже дорылись до 8 саж[ен]. Я привык к Вам и теперь скучаю и никак не могу помириться с мыслью, что не увижу Вас до весны; я злюсь, одним словом, если бы Наденька узнала, что творится у меня в душе, то была бы история". Наденька — это шутка по поводу ревнивой жены или невесты, шутка, которая лишь слегка вуалировала обуревавшие писателя чувства.