Сергей Есин - Дневник, 2004 год

• Название: Дневник, 2004 год
• Автор: Сергей Есин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

К семи часам поехал в итальянское посольство, в резиденцию в Денежном переулке. Там сегодня вручают орден Евгению Михайловичу Солоновичу и еще двум его русским коллегам, по этому случаю будет прием. Я люблю этот особняк, его прошловековую тяжелую роскошь, позолоту, росписи на потолке с полными, сливочными богинями. Я всегда вспоминаю, что здесь, в боковом салоне, Блюмкин убил Мирбаха. В зоне истории. Был практически весь литературный бомонд. Из знакомых мне: подсохший Маканин, Ира Барметова в немыслимо модном костюме, Олег Павлов, попивавший, как и я, винцо, хотя, как и мне, полагаю, ему лучше этого не делать. Из минпечати была Нина Сергеевна, Владимир Григорьев, был в красноватом никчёмном галстуке Приставкин. Он прошел мимо, мы практически кивнули друг другу, у меня все-таки не хватает смелости сказать ему, что он плохо работает и губит молодых. Кажется, пятеро из его выпускного семинара остались с прошлого года, не могут найти мастера. Я бы с большим удовольствием взял на его место Павлова. Кстати, мои интуитивные размышления о том, что лучше с советником президента не связываться, подтвердились. Нина Сергеевна вдруг как-то разоткровенничалась и сказала, что Анатолий Игнатьевич после Франкфуртской выставки (вспомнил, я лоббировал роман Самида на следующую выставку, это и стало предлогом для воспоминаний), так вот, Приставкин написал письмо президенту, что бюджетные деньги были потрачены нерационально. Приставкинский импульс я понимаю: ему уже много лет, нет хорошей должности-синекуры. Советник президента, мы помним, как его назначали, а тут вдруг заметят, оказывается, живой, дадут несколько лет еще пожить, не высовываясь, как мышь, и удастся советнику просидеть, догрызая бюджетную корочку сыра.

К сожалению, чуть грызанулся с Таней Бек, даже сказал бы, что был к ней несправедлив. Она была в нервном возбуждении, только что поучаствовав в шоу Вити Ерофеева, где схлестнулась с Жириновским. Жириновский, как известно, на всех действует своей черной магией. Во время передачи случился казус: Жириновский стал — он это делает через раз, в зависимости от того, насколько в данный момент выгодно — поливать русский народ, русскую литературу. Сидели и скромно помалкивали разнообразные Войновичи, вот тут-то Таня, по ее словам, с ним и схлестнулась. Была нервная, а я что-то ей сказал, ссылаясь на ее же интервью, на их клан, на ее интерес к полукровкам. «Да, я сама полукровка!» Потом перешли к Литфонду, к моему заявлению о даче в Переделкине. А чего мне, собственно, скрывать! По крайней мере тогда, когда я его писал, действительно была лавочка, которая все раздавала только своим. Ну, пусть и получают свое. Кстати, совсем недавно дирекция Литфонда обратилась ко мне за списком на пять студентов, пять аспирантов, пять ВЛКашников, которым эта дирекция хочет дать стипендии. Стипендии эти копеечные, по двести, кажется рублей, а во всех отчетах будут писать, не указывая сумм, о помощи Литинституту и ВЛК! Жил без них, и дай Бог проживу! Но я ничего не забыл!

Вручает орден на ленте министр культуры Италии. Мы так порассуждали и приравняли этот орден чуть ли не к званию Героя Советского Союза. Был наш министр культуры, я надеялся, что приедет Дементьева. Солоновича представили как профессора Литературного института. Это тебе не Игорь Волгин, который получил звание у нас, но везде пишет, что он профессор МГУ. Не уверен, что он там получает эту ставку. Но премию Москвы в этом году он, скорее всего, получит.

Умер сын В. В. Сорокина, сорокачетырехлетний подполковник, выходил из машины — инфаркт! Я и подумать боюсь, что сейчас переживает В. В.!

20 февраля, пятница. Я каждый раз недооцениваю своих друзей. Никаких сложностей не произошло. По подлости случая и своей собственной я представляю каждый раз, как я приезжаю к Кондратову, а его, скажем, нет. Не принимают-с! Или он по какой-то причине уехал. Но Сережа, как и всегда, был на месте, и процедура по передаче призового фонда произошла в течение двух минут. Даже буднично, без конверта, помусолив пальцы, пересчитали. Было, правда, одно новшество. С. А. выдал всю сумму не в традиционных долларах, а, в соответствии с моментом, в евро. 950 евро (что мы тут же сочли это на компьютере) составляет 5700 долларов. Пачечка денег была до обидного мала: купюры по 500 евро, яркие, перетянутые серебряной полосой безопасности. Нарядные стали выпускать деньги.

Как я и предполагал раньше, заехал в издательство «Голос». Там уже начали отмечать День защитника Отечества, но я водку не пил, а чуть-чуть погрыз замечательного и тонко, ювелирно нарезанного свиного сальца. Петр Федорович Алешкин был радушен, несмотря на ранний час, навеселе, доброжелателен. На стене висели портреты очень многих писателей. которых он перед этим печатал. Всласть поговорили, и при этом он высказал несколько очень интересных соображений на литературу, в частности на творчество В. Г. Распутина. Был один момент, пересказанный Алешкину кем-то из друзей юности В. Г., о его якобы маске молчания, принятой сознательно. Соображение о том, что в его повестях русский человек всегда изображается не в наилучшем ракурсе. Пишу, как только можно, смягчая разговор. Верю в эти соображения мало, здесь много и нашей обычной писательской зависти к славе. Народ-то себя и в произведениях писателя узнает, любит писателя, даже боготворит!

Вроде бы договорились с П. Ф. и о печатаньи моего Дневника, я обещал сдать рукопись через полтора месяца. Теперь вся надежда на Б. Л., как справится он.

Днем, как всегда, много бумаг, английский язык с Игорем, разговоры со студентами, на кафедре у Л. М. видел всегда милую и доброжелательную Кутафину. Кажется, всплывает наш старый знакомец Серебрянник, я буду его восстанавливать.

В три в связи с моим отъездом состоялся ученый совет. Был один пункт в повестке дня: доклад Л. И. о научно-исследовательской работе. Доклад и на этот раз Л. И. произнес рыхлый, все, что ему дали кафедры, все, что за год было напечатано, читал прямо с этих заявок. Я понимаю, что все мы люди пишущие, но ведь пишем в первую очередь для себя, и нельзя все нами созданное маркировать как эту самую научно-исследовательскую работу. Об этом я и сказал, одновременно отметив, что доклад не структурирован, и нельзя, прикрываясь собственной работой с учебниками ли, со словарями или просто собственными мемуарами, ничего не делать на работе, манкировать ею, делать лишь «необходимое» в надежде, что кто-то за тебя доделает все остальное. Были и еще вопросы: о повышении качества защит докторских и кандидатских диссертаций, об экзаменах, о работе аспирантов. Что касается экзаменов, то здесь последнее время появилась тенденция всех распуливать по каким-то тестам: быстрее, быстрее. Но ведь экзамен — это не только форма контроля, но и форма собеседования студента и преподавателя, в этих беседах есть огромный воспитательный момент. И об этом пришлось говорить. Естественно, на этот раз нашлось возражение у Ю. И. Минералова. У него 80 человек курса заочников — по норме это сорок часов, но в расписание, по словам З. М., он попросил поставить лишь один день. У него есть какая-то форма контроля, видимо, близкая к тестированию. Значит, с одной стороны, ученый совет отказывается принимать, как вступительный, ЕГЭ, потому что мы, дескать, творческий вуз, высший пилотаж, штучное производство, а с другой — готовы пользоваться формальными методами внутри учебного процесса.

В. П. Смирнов, в преддверии 100-летия Н. Островского — предложил сделать научную конференцию. Это блестящая идея! Здесь не только факт невероятной мировой литературы, но и некий протест против тех, кто пытается всю страну лишить прошлого.

Вечером был в театре «Et сetera» на спектакле по пьесе С. Беккета «Последняя запись мистера К…?» Великолепная постановка Стуруа и блестящая игра Калягина. Мне показалось, судя по тексту пьесы, что Беккет имеет отношение к еврейству, слишком уж прозрачно обращение к субботе и текстам из Ветхого Завета. Суть все та же: старый писатель, почти нищий, отдается воспоминаниям, в общем-то традиционным. На меня очень подействовала сцена, когда вдруг открылся холодильник, а в нем уставленные рядком книги. Только семнадцать экземпляров этого великого произведения писателя оказались проданными, из них «одиннадцать для библиотек». В чем-то есть непознанность гениального остатка и игры Калягина, и самой пьесы.

21 февраля, суббота. Проснулся в пять и сразу принялся читать очерк С. Ю. Куняева в «Нашем современнике», который он написал после поездки в Германию. Наблюдатель он беспощадный и смелый, чувство жалости по отношению к людям, даже ему симпатичным, отсутствует. Главная тема — это та самая политкорректность и толерантность, которые и мне ненавистны. Здесь есть знакомые мне интерьеры фрау Урфф, у которой мы были все в гостях в Марбурге. Собственно, двум вечерам в доме фрау Урфф первая половина очерка и посвящена. Вторая половина — это Потсдамская конференция, на которую Куняев и Василевский отправились из Марбурга. Основным объектом здесь стала сама отвратительно-лицемерная атмосфера этих европейских сейшенов. Но русский писатель не был бы русским писателем, если бы за границей больше всего не интересовался бы именно своими соотечественниками. Особенно досталось Вите Ерофееву и Татьяне Толстой. Но все это не просто ради злословья, пожалуй, я впервые понял пафос подобного отрицания оппонентов. Здесь же есть сцена на русском красноармейском кладбище в Потсдаме. Но есть какая-то, четко подмеченная Куняевым бесовщина, что подобные встречи, с рассуждениями о России и недостаточности ее интегрированности в дела и культуру Европы, происходят в городе, где шестьдесят лет назад боялись даже взгляда Сталина. Хорош и список «русских» писателей, которых отобрали для этой конференции. Принципиальности и последовательности Куняева можно позавидовать. Особенно досталось Прохоровой и Ерофееву.