Айзек Азимов - Дибук с Мазлтов-IV

• Название: Дибук с Мазлтов-IV
• Автор: Айзек Азимов
• Издательство: Текст, Книжники
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-7516-0877-4 («Текст»), 978-5-9953-0057-1 («Книжники»)

Айзек Азимов и Уильям Тенн, Роберт Шекли и Роберт Силверберг, Бернард Маламуд и Исаак Башевис Зингер… Золотые перья американской фантастики, классики мировой литературы. В этом сборнике они предстают в несколько неожиданном качестве — как авторы еврейской фантастики. Еврейская фантастика! Разве такая существует? А вы представьте себе, что герои Шолом-Алейхема или Менделе Мойхер-Сфорима в космических скафандрах странствуют по другим планетам. Представили? А теперь послушайте, что они об этом рассказывают. И главное — как рассказывают…

---

Измученный, ослабленный жарой, сгорающий от стыда, охваченный страхом и сомнением ввалился Фароли в свой дом. Жена стояла, поджидая его. Фароли вцепился в дверной косяк, слишком обессилевший, чтобы поднять руку к мезузе[27]. Он ждал, что она вскрикнет, увидев его состояние, но жена молчала. Он открыл рот и услышал, как из его горла вышел сдавленный писк.

— Соломон, — позвала жена.

Он медленно побрел в комнату.

— Соломон, — повторила она.

— Слушай…

— Соломон, мы пошли в парк, и сперва было очень жарко, а потом мы сели под деревом и стало так прохладно…

— Слушай…

— Я… мне кажется, я заснула… Теперь ты дома, и я могу искупать Хеши. Ты только посмотри на него, Соломон!

Похоже, дела начинали налаживаться. Сдерживая дыхание, Фароли осторожно пошел внутрь. Окна и зеркала были темны и тихи. День гослина подходил к концу.

Жена подготовила ребенка для купания. Фароли повел глазами, зажмурившись от последнего луча угасавшего солнца, и взглянул на своего сына, плоть от плоти своей, своего первенца. Но почему ребенок такой желтый, такой. вот щурится в ответ… с таким коварством…

Фароли услышал свой голос:

— ГОСЛИН!!!

Роберт Силверберг ДИБУК С МАЗЛТОВ-IV Пер. М. Бородкин

Роберт Силверберг обрек в плоть легенду (легенду, которую история зафиксировала как ужасающую реальность) и вдохнул в нее искру жизни. Повествование выглядит реалистичным, с вниманием к мелким деталям и человеческой реакции, но постепенно превращается в сатиру, не столько фантастическую, сколько историческую.

Кто они, настоящие евреи?

Рассказ написан специально для этого сборника.

Дж. Данн

Следующей весной будет бар-мицва моего внука Давида. Никто в нашей семье не проходил этот обряд за последние триста лет, с тех пор как мы, Левины, поселились в Старом Израиле, Израиле на Земле, вскоре после Европейской Катастрофы. Некоторое время назад мой друг Элиягу спросил, что я думаю насчет бар-мицвы Давида: не злит ли меня эта идея, не раздражает ли меня обряд. Я ответил отрицательно. Все-таки мальчик — еврей, и если ему хочется бар-мицву, то пусть так и будет. Наступает время перемен — да и когда оно было другим. Давид никак не связан традициями предков.

— С каких это пор еврей не связан традициями предков? — спросил Элиягу.

— Ты понял, что я имел в виду, — ответил я.

Разумеется, он понял. Мы связаны, и при этом мы свободны. Если что-нибудь из прошлого определяет нашу жизнь, то это родовые узы, а не философия наших далеких родичей. Мы принимаем то, что выбираем сами, но, несмотря на это, остаемся евреями. Я происхожу из семьи, члены которой любили говорить, особенно неевреям, что мы — евреи, но не слишком еврейские. Мы признаем и любим свое наследие, но не собираемся путаться в устаревших ритуалах. Так говорили мои предки, начиная с тех светских Левиных, которые триста лет назад сражались, чтобы создать и сохранить Израиль (я имею в виду Старый Израиль). Я бы тоже так говорил, если бы в этом мире нашлись неевреи, которым нужно было бы объяснять подобные вещи. Но в Новом Израиле, затерянном среди звезд, есть только мы, а от ближайших неевреев нас отделяет дюжина световых лет. Это, конечно, если не считать неевреями кунивару. (Могут ли считаться неевреями существа, которые вообще не люди? Я не уверен. Вдобавок кунивару сегодня утверждают, что они евреи. У меня голова кругом идет. Это вопрос талмудической сложности, а я, видит Бог, не талмудист. Акива, Раши[28], Гилель, помогите мне!) В любом случае в пятый день месяца сиван будет бар-мицва сына моего сына, и я буду изображать гордого еврейского дедушку, как поступали все благочестивые евреи на протяжении шести тысяч лет.

Все взаимосвязано. Бар-мицва моего внука, по сути, последнее звено в цепи событий, уходящих… как далеко? Ко дню, когда кунивару объявили о переходе в иудаизм? Или ко дню, когда дибук вошел в кунивара Сеула? Или ко дню, когда мы, беженцы, нашли плодородную планету, которую иногда зовем Новый Израиль, а иногда — Мазлтов-IV? Или ко дню Последнего земного погрома? Реб Йоселе Хасид мог бы сказать, что судьба моего внука Давида была определена в тот день, когда Господь создал из праха Адама. Но я считаю это преувеличением.

Пожалуй, все началось в день, когда дибук завладел телом кунивара Сеула. До тех пор жизнь протекала не слишком сложно. Хасиды жили в своем поселении, мы, израильтяне, в своем, кунивару принадлежала остальная территория планеты, и все мы не совали нос в дела друг друга. После дибука все переменилось. Это случилось сорок лет назад, в эпоху первого поколения после приземления, на девятый день месяца тишрей в 6302 году. Я работал в поле, ведь тишрей — пора сбора урожая. День выдался жаркий, я работал быстро, напевая при этом. Я двигался вдоль грядок бобов, отмечая созревшие, когда на гребне холма, у подножия которого расположен наш кибуц, появился кунивар. Судя по неуверенной, шатающейся походке, с ним что-то случилось. Кунивар переставлял свои четыре ноги так, будто забыл, как ими пользоваться. Приблизившись ко мне примерно на сто метров, он крикнул:

— Шимон! Помоги мне, Шимон! Ради Бога, помоги!

В этом призыве о помощи оказалось много странностей, и я подмечал их постепенно, начиная с наиболее очевидной. Ни один кунивар не стал бы обращаться ко мне по имени, так как они соблюдают формальности. Еще более странным было то, что кунивар говорил на чистом иврите, а ни один из них в то время не знал нашего языка. Самым же странным представлялось то, что голос кунивара, глубокий и звучный, как две капли воды походил на голос моего дорогого покойного друга Йосефа Авнери. Это я осознал в последнюю очередь.

Кунивар доковылял до возделанного поля и остановился. Его тело тряслось, красивый зеленый мех свалялся от пота, а золотые глаза вращались в орбитах. Он расставил все четыре ноги, как ножки стола, и обхватил грудь руками. Я признал в куниваре Сеула, младшего вождя соседней деревни, с которым мы, жители кибуца, иногда имели дело.

— Чем я могу помочь тебе? — спросил я. — Что с тобой случилось, Сеул?

— Шимон… Шимон… — из груди кунивара вырвался жуткий стон. — О Боже, Шимон! Это просто невероятно! Как я это вынесу? Я даже не понимаю, как это могло случиться!

Никаких сомнений больше не было, кунивар говорил голосом Йосефа Авнери.

— Сеул? — спросил я, заикаясь.

— Меня зовут Йосеф Авнери.

— Йосеф Авнери умер год назад, в месяце элуле. Не думал, что ты так хорошо имитируешь голоса, Сеул.

— Имитирую? Ты говоришь мне о подражании, Шимон? Я ничего не имитирую. Это я, Йосеф, мертвый, но все еще живой, за все мои грехи я оказался в чудовищном теле этого чужака. Ты еврей в достаточной степени, чтобы знать о дибуках, Шимон?

— Ну да, неприкаянная душа, захватывающая чужое тело.

— Я стал дибуком.

— Дибуков не бывает. Дибук — это порождение средневекового фольклора.

— Ты разговариваешь с одним из них.

— Это невозможно, — сказал я.

— Я согласен, Шимон, я согласен, — его голос звучал спокойнее. — Да, это совершенно невозможно. Я тоже не верю в дибуков, так же как не верю в Зевса, Минотавра, оборотней, горгон и големов. Но как еще объяснить это?

— Ты — Сеул, кунивар, разыгрывающий представление.

— Ты в самом деле так думаешь? Послушай, Шимон, я знал тебя, когда мы мальчишками жили в Тверии. Я спас тебя, когда мы рыбачили в озере и лодка перевернулась. Я был с тобой в тот день, когда ты встретил Лею, будущую жену. Я был сандаком[29]твоего сына Юваля. Мы вместе учились в университете в Иерусалиме. Мы вместе бежали в жуткие дни Последнего погрома. Мы вместе несли вахту в «Ковчеге», уносившем нас прочь от Земли. Ты помнишь, Шимон? Помнишь Иерусалим? Старый город, Масличную гору, гробницу Авессалома, Стену Плача? Кунивар, по-твоему, знает, что такое Стена Плача?

— Сознание не может пережить смерть, — упрямо возразил я.

— Год назад я бы согласился с тобой. Но кто же я, если не дух Йосефа Авнери? Кем еще я могу быть, по-твоему? Господи, да ты что, думаешь, мне приятно в это верить? Ты же знаешь, каким безбожником я был. Но тем не менее это правда.

— Возможно, у меня очень правдоподобная галлюцинация.

— Ну так позови людей. Если десять человек видят одно и то же видение, галлюцинация ли это? Будь благоразумным, Шимон! Вот я стою перед тобой, говорю тебе о вещах, о которых могу знать только я, а ты отрицаешь, что я — это я…

— Благоразумным? — взвился я. — Что в этом может быть разумного? Йосеф, ты хочешь, чтобы я поверил в призраков, в блуждающих демонов, в дибуков? Разве я какой-нибудь темный крестьянин из польской глухомани? Мы разве в Средние века живем?