Галина Аудерская - Королева Бона. Дракон в гербе

• Название: Королева Бона. Дракон в гербе
• Автор: Галина Аудерская
• Издательство: Радуга
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1988
• ISBN: 5-05-002000-0

Средневековая Польша. Польский король Сигизмунд I Старый (1467–1548) женится на Боне, дочери миланского герцога Джангалеаццо Сфорца. Красивая, обворожительная, умная, она рвется к власти. Ее не устраивает положение жены короля, она сама хочет стать королевой и править страной.

Все было в трагически оборвавшейся жизни Боны — политические дрязги, коварство придворных, козни врагов и непостоянство друзей. О том, как непросто казаться сильной, будучи слабой, и повествует книга «Королева Бона».

---

Боялась, что Альбрехт будет с годами все сильнее, в то время как Сигизмунд… В последнее время он отяжелел, охотно прислушивался к словам наперсников Карла и Гогенцоллернов, а когда она начинала спорить, предпочитал отмалчиваться. Но на Рынке все мощнее звучал радостный голос толпы, и на мгновенье и ее душу наполнила радость, что она, Бона Сфорца, — королева Польши, жена доблестного победителя Ягеллона.

В тот же вечер в замке был дан роскошный пир, после которого молодежь затеяла танцы, а король с королевой и сидевший рядом с ними Альбрехт развлекались, глядя на это зрелище.

Марина неожиданно подошла к королеве и прошептала:

— Ваша придворная Лещинская не хочет танцевать тарантеллу…

— Не хочет? Регспё? — спросила Бона с деланным спокойствием, не повернув головы.

— Отец и жених подстрекают ее, говорят, мол, польской дворянке танцевать эти танцы не пристало.

— Скажите на милость! — рассердилась Бона. — Я в Неаполе могла танцевать перед всем двором, а какая-то там Лещинская не желает…

— Больной сказалась. Легла в постель…

— Больной? Вот как?! Продержать неделю на каше и поить горькой микстурой. Вместо нее пусть спляшут Диана с Фаустиной, — приказала Бона.

— Тарантеллу?

— Да. Неаполитанскую. Вели подать им тамбурины. Большой зал в замке горел огнями, сверкал от блеска драгоценностей, которые надели на себя в этот день вельможи и их жены, яркие наряды танцующих радовали глаз. Альбрехт, обратившись к Боне, стал хвалить столь отменно танцевавшую молодежь и отличную капеллу — итальянских певцов и музыкантов.

— Мы хотели достойно встретить вас, герцог, и оказать вам надлежащие почести, — улыбнулась она, радуясь ощущению своей красоты и великолепию праздника, который блеском своим должен был ослепить бывшего магистра. — Мы надеялись также в этот столь торжественный день исполнить все ваши желания.

— Все? — тотчас же подхватил он.

— Я полагала, что все. Но если это не так, я рада выслушать вас.

— Наверное, вам, ваше величество, известно, что у меня есть братья. Теперь, став светскими князьями, они мечтают о продолжении рода Гогенцоллернов.

У королевы дрогнули губы, однако, стараясь быть спокойной, она сказала:

— Я не знала этого. Но продолжайте же, продолжайте.

— Старшему брату моему Вильгельму по вкусу мазовецкая княжна.

— Вот как? Сестра Януша? Анна?

— Да. Анна Мазовецкая.

— Говорят, она очень добра, но еще более некрасива, — отвечала Бона, не сводя взгляда с танцующих.

— Портрета ее я не видел, но брат мой посетил недавно варшавский двор и уверяет…

— Ваш брат? Уже посетил? Ну, что же… Понимаю…

— Не согласитесь ли вы, ваше величество, улучив удобный момент, поговорить с королем о моем прожекте?

— О да! — воскликнула она, пожалуй, чересчур громко, как бы стараясь перекричать музыку. — В этом можете не сомневаться. Я все разузнаю… Сегодня же вечером…

Поздно ночью, в праздничном платье, сверкавшем золотом и драгоценностями, Бона влетела в покои короля и, стуча по столу кулаком, объявила ему о марьяжных прожектах старшего Гогенцоллерна.

— Ваш триумф?! — кричала она. — Ваш покорный вассал?! Низкий человек! Едва преклонил колени, а уже хватает за руку, кричит — дай! Сегодня — Мазовию, а завтра, кто знает, может, и Литву? Мое Пинское княжество?

— Помилуйте! — урезонивал ее король. — Это не он, а вы кричите на весь замок, вот уже полчаса.

— И буду кричать, пока не иссякнут силы! Довольно! Не позволю! Слышите? Не позволю!

Вильгельм, брат этого крестоносца, станет мужем польской княжны из рода Пястов? Не бывать этому! Он чужой, враг!

— Вы забываете, что оба они — сыновья родной моей сестры Зофьи.

— О! Тогда скажите? — спросила она гневно. — Регспё отдали дочь Ягеллонов за Гогенцоллерна?

Моя мать искала для меня достойных союзов, а польская королевна может довольствоваться бранденбургским курфюрстом? И вот — любуйтесь, получили родственничков: Альбрехта и Вильгельма. Готовы отхватить всю Мазовию, видите ли, это приданое их матери. Я кожей своей чувствую, что вы их должник. А может, нет? Рассчитались с сестрой сполна? Вам нечего сказать?

Король ответил неохотно, с трудом:

— Что ж?.. Скажу: у супруги моей весьма чувствительная кожа.

— Ага! Стало быть, я все-таки угадала! — торжествовала она. — Вы по сей день должник? И после этого хотите иметь влияние на прусского герцога?! Племянничек… Сыночек родной сестры. Да он, может быть, смеется над нами! Он, он… — Бона вдруг осеклась. — Ох, мне не по себе…

— Может быть, вы снова?.. — спросил король, понизив голос.

— Снова в тягости?.. Это вы хотите сказать? Санта Мадонна! Дел невпроворот, с землями разобраться надобно, с хозяйством, а я непрерывно… жду? Ничего подобного! Просто меня тошнит от марципанов.

Некоторое время король недоверчиво смотрел на супругу, потом вздохнул:

— Жаль! Герцог Альбрехт был бы весьма огорчен… Она прервала его снова:

— Узнав, что мы ждем еще одного наследника? Вы полагаете, он был бы огорчен? Разгневан? Кто знает? Быть может… — Она вдруг рассмеялась беззаботно и весело. — Подумайте только — весь день у него был бы испорчен! Воображаю, с какой миной он смотрел бы на то, как мне становится дурно, кружится голова…

Она вдруг пошатнулась и упала в объятья Сигизмунда.

— Вам в самом деле плохо, быть может, и впрямь?.. Вы?.. — спрашивал он озабоченно.

Бона выпрямилась, высвобождаясь из его объятий.

— Виной всему марципаны, — сказала она спокойно. — Это была репетиция. И очень успешная.

Не так ли? Любопытно, что скажет на это герцог? А вы? Почему молчите?

— Думаю о том, как вы догадались, что я должник Альбрехта?

— Ах, вот вы о чем?! Просто он мне показался слишком дерзким, наглым. Стала расспрашивать, и наконец нашелся человек, который мне объяснил…

— Могу я узнать — кто?

Это одна из моих тайн. Другая — источник, из которого я почерпну дукаты, дабы заплатить остаток долга.

— Вы полагаете, дело это неотложное?

— О да! Я не хочу, чтобы Анна вышла за брата Альбрехта. Не подпущу к Мазовии. Она будет наша, целиком наша! Я проверяла. В этом княжестве великое множество больших и малых городов.

А на берегах Вислы — Варшава, большая, людная.

— Вы хотите, чтобы она была ваша?

— Да, и не постою за ценой.

— Для Ядвиги?

— Пока — для Ядвиги. Я с ней уже об этом говорила. А потом с ее помощью — для Августа, для династии.

— А может, скорее… для Короны?

— Для Короны? — Бона была неприятно удивлена.

— Это старинные пястовские владения, — объяснял король.

— Но тогда… Ох, не знаю! Ничего не знаю. Устала. Хочу только одного — отдохнуть. Шрозаге…

Не прощаясь, она пошла к дверям. В ее бессильно повисших руках, в склоненной голове было столько истинной или притворной усталости. Король, прищурившись, минуту глядел ей вслед. Если бы она обернулась, то поняла бы, что он тоже принял решение и не уступит.

Когда итальянские мастера во главе с маэстро Береччи занимались реставрацией замка, Бона невольно обратила внимание на буйную зелень одичавших, как ей казалось, здешних садов. В отдаленной части сада она велела посадить виноградную лозу, но та не принялась, засохла, и тогда здешний садовник с великим недоверием побросал во вскопанные разрыхленные грядки семена каких-то итальянских овощей, привезенные королеве из Бари вместе с письмами.

Было ясное солнечное апрельское утро, когда Бона, успевшая уже отдохнуть от нежеланного для нее гостя, Альбрехта, прогуливалась вместе с Мариной по парку. Ветки стоявших в цвету плодовых деревьев казались совсем белыми, раньше обычного расцвела сирень. И вдруг тишину, в которой отчетливо слышалось гуденье пчел, нарушили детские голоса и громкий смех. По зеленой траве бежала королевна Ядвига с Изабеллой и Августом, а вслед за детьми Диана ди Кордона и Беатриче. Еще мгновенье — и девушки поравнялись с детьми, подняли на руки младшую королевну и королевича. Теперь, с детьми на руках, они еще пуще припустились бежать по изумрудной траве.

Громко кричали королевич с королевной — ноги их болтались в воздухе, весело и громко смеялась Ядвига. Все они направлялись в дальнюю часть сада, где за невысокой живой изгородью стояла королева, отдающая распоряжения садовнику. Увидев детей, королева обернулась и, подняв руку вверх, сказала:

— Вавта! Вазха! Я вам говорила, что сюда ходить нельзя. Нельзя тревожить эти грядки.

— И мне нельзя? — удивился великий князь.

— Саго тю! И тебе тоже! Эти южные травки не любят крика.

Август внимательно глянул на мать и спросил:

— А вы, ваше величество, тут не кричите?

— Я? Нет… — Она обернулась к своим придворным. — Право же, у вас нет разума. Того и гляди потопчете грядки… Неужто вам на лужайках приволья мало?