Петр Лебеденко - Шхуна «Мальва»

• Название: Шхуна «Мальва»
• Автор: Петр Лебеденко
• Издательство: Ростовское книжное издательство
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1964

Лебеденко Петр Васильевич, член Союза писателей, родился в 1916 году в городе Сарапуле. Первая его книжка — «Сказки Тихого Дона» — вышла в свет в 1950 году, потом она переиздавалась в Москве и здесь, в Ростове. Следом выходит книга, тоже адресованная школьникам, — «В дальнем лимане».

Петр Лебеденко — участник Отечественной войны, боевой летчик. Правительство наградило его орденами Красного знамени, Отечественной войны I и II степени. Петр Васильевич не раз приходил на помощь польским партизанам. И результат этого — польский орден «Заслуга».

По впечатлениям Отечественной войны написаны его книги — роман «Навстречу ветрам» и новая повесть «Шхуна «Мальва».

---

Он плакал и терся щекой о щеку Ивана.

— Ну что ты, парень, ну, что ты, — голос у Глыбы дрожал и прерывался. — Вот ведь как получается... Ну, спасибо тебе...

Саша стоял в сторонке и ожидал своей очереди. Когда Юра отошел от Ивана и Саша шагнул к рыбаку, тот расставил руки и сказал:

— Сашка! Малявка рыбацкая! Иди обнимемся!

И вдруг он замолчал. Случайно взглянув в глубь кубрика, он увидал Петра Калугина. Петро сидел на койке и смотрел на Ивана.

— Петро! — крикнул Глыба.

Он опустился на койку, не в силах больше стоять. И закрыл глаза. На какое-то мгновение перед ним мелькнул кабинет Моренца и Петро Калугин, ударом сваливший его с ног. Нет, не думал тогда Иван, что играет Петро с гестаповцами. А почему не подумал? Разве может настоящий рыбак стать Иудой? И выходит теперь, что сильно Иван виноват перед своим другом за то, что даже в мыслях опоганил душу человека.

Краев между тем позвал Василия Ляшко, приказал:

— Поднимайте паруса. И в бухту.

А Петро Калугин сидел рядом с Иваном, положив свою руку на одеяло, и тихо говорил:

— Я, Иван, как увидал немцев, все во мне перевернулось. Иду один раз по улице, гляжу, фашист на тротуаре стоит, сигарету курит. А Федька Лобов, знаешь, малец Игната Лобова, с рогатки — бац в него! Камушек немцу в руку попал. Скривился немец, снял автомат и — все! Подбежал я к Федьке, а он, бедолага, лежит и две дырочки в шее. Да... Немец отвернулся, стоит, сигарету докуривает. Ну, думаю, душа с тебя, гада, вон, расшибу тебе сейчас черепок! Сам дрожу, Иван, как в лихорадке. И кончил бы я немца, да от нервов напало на меня. Нагнулся я за камнем и упал. Бить меня начало об землю, а очнулся уже дома...

Ох, Иван, и лютовал же я! Мать из хаты попервах не выпускала, боялась за меня. Потом опомнился. Нет, думаю, гады, дураком не буду, сам под пулю не полезу. Биться с вами придется долго, надо держаться...

Петро рассказывал, а Иван слушал и слушал, и будто заново видел и себя, и Петра Калугина, и всех людей советских, взваливших на свои плечи великую тяжесть.

Потом проговорил:

— Да... Биться придется долго, Петро...

Глава 13

Прошло два месяца.

Линия фронта подошла почти вплотную к городу. Немцы укрепили оборону по реке. Доты, врытые в землю танки, заминированные поля, колючая проволока в несколько рядов — трудно было взять этот оборонительный вал, и советские войска остановились перед ним, чтобы накопить силы.

На фронте наступило затишье. Работали только разведчики, да изредка с той и другой стороны появлялись эскадрильи бомбардировщиков, сыпали на землю бомбы и уходили на свои базы.

Партизаны, засевшие в плавнях, тоже не проявляли активности. Ждали.

Им было известно, что наступление начнется через несколько дней. И партизаны готовились к своей операции: ударить по немецкому тылу, дезорганизовать его, посеять панику.

А в самом городе продолжалась скрытая борьба патриотов. Опасная, нелегкая. Все чаще на улицах появлялись листовки, все чаще в глухих переулках немцы находили трупы полицаев, обнаруживали кем-то порванные телефонные провода... Взлетела на воздух биржа, рухнула водокачка на железнодорожной станции, сгорела хлебопекарня...

И опять расстрелы, опять повальные аресты, облавы...

В одной из таких облав гестаповцы наткнулись на подпольную радиостанцию, расположенную в старой, заброшенной печи разрушенного кирпичного завода. Фашисты во что бы то ни стало хотели взять радиста живым, но тот, расстреляв все патроны, взорвал себя гранатой.

Это была единственная радиостанция для связи с партизанами.

А события назревали.

Были получены точные данные: немцы готовят два транспорта-десанта, чтобы еще раз сделать попытку разгромить партизан. Подпольщики узнали дату выхода транспортов из порта. Партизан надо было обязательно предупредить.

Ничего другого не оставалось, как послать в отряд связного.

Все понимали: у человека, который пойдет к бухте Светлой, очень мало шансов добраться туда, но обстановка не позволяла медлить.

И связной отправился.

Он сумел незамеченным проскользнуть за город мимо многочисленных патрулей и часовых, а когда на маленьком рыбачьем каючке пробирался темной ночью к бухте, его заметил сторожевой катер. Каючок шел вдоль изрезанного каменистыми кручами берега, и катер не мог подойти близко. Прожектор поймал лодку в тот момент, когда она огибала один из таких выступов. Длинная пулеметная очередь рассекла тишину моря, трассирующие пули зацокали о камни. На щепки разлетелось весло, разбитая корма начала оседать в воду.

Связной перевалился через борт, подальше оттолкнул от себя каючок и на несколько секунд погрузился под воду. Потом вынырнул, судорожно глотнул воздух и снова нырнул. Он чувствовал под ногами каменистое дно, всплывал на поверхность моря и тут же опять погружался.

Немцы продолжали строчить из пулемета. Удачной очередью они на части разнесли каючок. Потом пулемет смолк. Наверно, немцы решили, что покончили не только с лодкой, но и с человеком. Луч прожектора еще несколько раз метнулся вдоль берега и погас.

А человек переждал, пока катер удалился, снял одежду, выкрутил ее, снова надел и осторожно побрел к бухте Светлой.

*

Саша отбил склянки, и в ту же минуту на палубе появился Юра Араки. Он должен был принимать вахту.

Саша сказал:

— Все в порядке, товарищ Араки. Никаких происшествий.

— Очень хорошо... — Юра потянулся, сел на кнехт. — Эх, — вздохнул он, — поспать бы еще часок. Постоишь, Сашка? Один часок...

Юра любил поспать. Особенно в утренние часы, когда и солнце еще не взошло, и ветерок не разгулялся, и даже легкая волна не шевелила шхуну. Услышав приглушенный звон судового колокола, Юра вскакивал, бежал на палубу принимать вахту, но тут же начинал канючить: «Ну еще часок...»

— Слышишь, Сашок, — и теперь тянул Юра, — постоишь?

— Постою, — согласился Саша. — Мне не трудно.

Юра не стал снова опускаться в кубрик, а лег прямо около рубки на чью-то венцераду. И сразу уснул. Сквозь сон он слышал, как на палубу поднялась Нина и начала о чем-то разговаривать с Сашей. Голос ее звучал тихо, и нельзя было понять: ручей поблизости шепчет, волна тихо плещется о борт «Мальвы» или это все Нина...

Потом Юре послышались слова: «День добрый, ребятки!».

Юра улыбнулся. Улыбнулся этим знакомым словам. И этому голосу. Так мог говорить только его отец. Соберутся, бывало, во дворе Юрины друзья, шумят, кричат, а Христо Юрьевич незаметно войдет в калитку, станет где-нибудь в укромном местечке, чтобы его не видели, и долго смотрит на сына и его товарищей. А потом скажет: «День добрый, ребятки!» И Юра стремглав мчится к отцу, будто не видались они целый год...

Вот и сейчас Юре показалось, что он слышит голос отца: «День добрый, ребятки!»

Улыбнувшись, он хотел перевернуться на другой бок, но тут Саша громко закричал:

— Христо Юрьевич!

Юра вскочил, еще ничего не соображая. Рядом с Сашей, держась за поручень трапа, стоял отец.

Юра бросился к отцу, обхватил его за шею, прижался щекой к его лицу и застыл. Сколько раз он мечтал об этой встрече. Ему казалось, что в первую же минуту он начнет говорить обо всем, что наболело: о том, как он тосковал по нем, как хотел его видеть, как боялся за него, как всегда мучала мысль: «Не случилось ли чего?» А теперь он стоит и от волнения не может произнести ни слова. И отец молчит. Дышит как-то прерывисто, и голова его вздрагивает от сдерживаемых слез.

Наконец Юра оторвался от отца, сказал:

— Папа! Как я рад, папа!

— Сынок! — чуть слышно проговорил Христо Юрьевич. — Дай я посмотрю на тебя, сынок... Все такой же, ничуть не изменился... А мне казалось, что я и не узнаю тебя...

— И ты не изменился, папа. Только еще больше поседел. Давай сядем, папа. Или пойдем к нам в кубрик... Ты не скоро уйдешь?

Юра с тревогой посмотрел на отца и еще раз спросил:

— Ты не скоро уйдешь? Хоть немного побудешь со мной?

Христо Юрьевич обнял сына, сказал:

— Я постараюсь совсем остаться с тобой, сынок.

На шхуну привезли два десятка морских мин. Тяжелые, неуклюжие, с выставленными в стороны рогами, они были похожи на головы буйволов. Два минера, пожилых уже партизана, набросили на них чехол и разместились около мин, у борта.

Были они оба бородатые, молчаливые, ни с кем не разговаривали, точно всю жизнь провели в обществе своих мин. Нина принесла им жареной рыбы. Один из минеров взял рыбу и сказал:

— За угощение спасибо, дочка, и на этом просим отседова удалиться.

Порывистый ветер залетал в грот, брызги разбивающихся снаружи волн падали на палубу, шхуна шканцами терлась о стену грота.

Сверху наблюдатель крикнул:

— Ветер ост-зюйд-ост шесть баллов!