Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 5 2011)

• Название: Новый Мир ( № 5 2011)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Особенно заметным это стало в последние два года, после того как дочь нашла женщину, которая готовит и приносит еду. Маша — заботливая дочь. Наняла женщину и опять уехала к себе в Москву, а мы перестали выходить из дома.

И еще мы почти перестали разговаривать. А о чем говорить людям, которые думают одинаково?

Во всем этом, конечно, есть определенное удобство — у нас нет никаких разногласий относительно того, что мы будем сегодня есть, что будем смотреть по телевизору или какую музыку будем слушать. Но отсюда же и неудобства — например, обоим сразу приходит в голову почитать одну и ту же книгу (а экземпляр, известно, один), взять из общей тарелки один и тот же кусок или же посетить в одно и то же время уборную.

Скажете, утрирую? Ну разве что самую малость. Число совпадений-то все растет, трудно не заметить.

Мне это напоминает вот что.

В передачах про животных иногда показывают, как в глубинах океана перемещаются огромные колонии каких-нибудь сардин или тунцов, как все эти несметные мириады рыб в один миг слаженно устремляются в ту или другую сторону, как испуганно шарахаются, не натыкаясь друг на дружку, при этом продолжая держать между собой ту же дистанцию.

Так вот мы с Теряевой похожи на пару таких рыб, которые как-то отбились от своего косяка, но продолжают ощущать все его импульсы и беспрекословно им подчиняться. Две старые, усталые, полубольные рыбины.

Впрочем, насчет отбились — это для большей наглядности. Все как раз говорит о том, что никуда мы не отбивались. В том-то вся и беда.

Что же это за косяк, спросите вы? А вот те самые тысячи и тысячи нам подобных, разбросанных по сотням населенных пунктов нашей бывшей страны. Страны давно нет, но мы до сих пор продолжаем так же слаженно существовать, двигаться, думать и говорить. У всех у нас одно и то же прошлое, одни и те же пыльные подшивки журналов на антресолях, одни и те же книги в домашних библиотеках. Вот это и есть наш косяк. Наша изрядно поредевшая, но все еще заметная стая. Так мне представляется. И ничего, кроме отвращения, это не вызывает. Нет, ну надо же — годами сидеть дома, ни с кем не встречаться и все же быть частью чего-то! И ведь главное тут еще вот что — не будь постоянно перед глазами ее, Теряевой, разве меня бы это когда-нибудь обеспокоило? Да мне и в голову бы ничего такого не пришло! Проклятые, безмозглые твари… Я не хочу доживать век среди вас. Я свободный человек. Мне с вами не по пути! Идите к черту!! Сдохните!!!

 

Вынырнув, Теряев глубоко, с судорогой, вдыхает и обеими руками яростно чешет колени. Потом долго сидит, уронив голову на грудь.

Так отчетливо и без запинки (исключая финальные проклятия — здесь возможна импровизация) монолог звучит в теряевской голове обычно не чаще одного раза в день, но и все остальное время, и до и после, его нет-нет да и накроет на секунду-другую удушливой волной.

Однажды, на заключительных словах, когда кислород в легких уже на исходе и руки тянутся к коленным чашечкам, Теряев вскакивает и, бесшумно семеня, перебегает из спальни в гостиную. Застигнутая его внезапным появлением, жена вздрагивает, торопливо поправляет халат на коленях.

Проходит сколько-то месяцев или даже год, и как-то ночью разбуженный кошмаром Теряев наталкивается (а за окном полная луна, и в комнате светло) на испуганный взгляд Теряевой. Они смотрят друг на друга некоторое время, потом закрывают глаза и переворачиваются на другой бок.

Вот это да, думает Теряев о том, о чем ему уже давно следовало бы догадаться: да неужели нам и снится одно и то же? Вот это да!..

Но! Если это в самом деле так, то кто же тогда тут главный адресат сна? Да и всего остального? Вот вопрос. Кто из нас первый получатель? А кто только идет след в след?..

Или же все еще отвратительней, и кто-то там наверху уже настолько перестал с нами церемониться, что просто швыряет одну пайку на двоих, дескать, и этого достаточно, сами как-нибудь разберетесь?..

И стало быть, заключает Теряев, если все мои мысли и сны оказываются не только моими, если они одновременно посещают две головы, то почему бы тогда не допустить, что этих голов может быть и десять, и двадцать, и сто, и какое угодно количество? А если это может быть, то, значит, так оно и есть. Из соображений высшей экономии.

И Теряев вновь упирается в ненавистный косяк. А потом опять думает о том, что не будь рядом Теряевой…

Мысль о том, чтобы как-нибудь ночью ее придушить, он упорно гонит прочь. Если все так, не пойми как и для чего, но устроено, то естественно предположить, что и в ее седой голове наверняка уже сидит та же мыслишка. И в лучшем случае она не даст застать себя врасплох. И без схватки тут не обойтись. А в худшем? И ведь это еще при условии, что ее мысли повторяют его. Если она номер два. А если наоборот? Если она уже давно ждет удобного случая?

По ночам Теряев теперь то и дело прислушивается: спит ли она? Каждый раз ему кажется, что нет. И каждый раз, чувствуя, как начинают путаться мысли и слипаться глаза, он засыпает с надеждой на то, что, одинаково натерпевшись страху, они и засыпают одновременно.

Почему-то покончить с ней как-то по-другому ему ни разу не приходит в голову.

Однажды, когда Теряева залезает в ванну, Теряев собирает кое-какие намеченные заранее вещи, быстро переодевается, переобувается, берет деньги и выходит из дома.

На улице лето, днем жарко, ночью тепло. Целыми днями Теряев без всякой цели бродит по городу, сидит в парках и на остановках, читает газеты, наблюдает за прохожими, а ближе к ночи идет на какой-нибудь из центральных пляжей. Здесь и в это время всегда кто-то есть. Тут он чаще всего ночует.

Его радует то, с какой готовностью изнеженное безвылазной домашней жизнью тело принимает новые условия. Мелкие неприятности вроде крепатуры в икрах, затекшей шеи и ноющего плеча или локтя не в счет. Несуразно малая цена за избавление от тревог. За одно только ощущение счастливой растерянности перед безграничным пространством.

Часто он останавливается на каком-нибудь перекрестке и долго стоит, крутя головой, выбирая направление. Какое это почти блаженство (как в юности, когда он мотался по своей необъятной Родине автостопом) — стоять на семи ветрах перед свободным выбором, куда, в какую сторону двигаться дальше! И вообще все, все, все это даже весело.

Появление в какой-то момент рядом Теряевой его ничуть не огорчает. Напротив. Он ведь знает, что ее выгнало из дому. Ей нужен не столько он, сколько утраченное с его уходом ощущение принадлежности к косяку. В этом все дело. И вот она, принципиальная разница между ними во всей красе: то, что его мучило, — для нее было смыслом или даже условием существования. Было и остается. Через нее его теперь пытаются затащить обратно. Но морок уже развеян, и точки расставлены. Есть чему обрадоваться! И ее уговоры вернуться домой, ее нытье и жалобы ложатся как бальзам на душу, придают ему еще больше уверенности в своей правоте. Хочется жить в косяке? Да пожалуйста! Ах, без меня не получается? Ну, извини. Всем привет.

Что будет, когда начнутся холода, он не знает, да и задумываться всерьез пока не собирается. Голова полна совсем другим. За считаные дни он набрался стольких впечатлений, что и в полгода не пересказать. А если еще все это помножить на томившиеся под спудом переживания последних лет… И вот после многих месяцев молчания он дает волю языку. И если Теряева решила бродить за ним как тень, то пусть слушает.

Иногда на закате они, не сговариваясь, садятся бок о бок где-нибудь на склонах и подолгу смотрят в сторону моря. Неподвижные взгляды, застывшие позы, отрывистое, под порывами ветра, шуршание прислоненного к его бедру кулька, шевеление ее седых распущенных волос, которые с безжизненной легкостью приподнимаются, чтобы опять опуститься на плечи, — все это делает их похожими на кукол.

Время от времени она, то ли на что-то обидевшись, то ли утомившись его болтовней, исчезает, но каждый раз возвращается и опять, нахмурившись, ковыляет за ним по жарким улицам. Теряев смеется. Ее исчезновения и появления всегда неожиданны, даже внезапны. Случаются фокусы и почище. Вот она, хныча, отстает, просит его идти помедленнее, а уже в следующее мгновение оказывается на полквартала впереди. У Теряева и на это есть объяснение, но пока пусть. Пусть тешится.

Между тем он быстро осваивает науку бомжевания. Деловито заглядывает в мусорные контейнеры, с благодарностью принимает все, что ни подадут сердобольные прохожие. Мнение Теряевой на этот счет его не интересует.