Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 1 2009)

• Название: Новый Мир ( № 1 2009)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Героиня рассказа Елены Чижовой «Нюточкин дом» безропотно трудится за гроши, выполняет работу за ленивую начальницу — спесивую, но «культурную» (при случае может поддержать беседу о Гергиеве и новых постановках в Мариинском театре) барыню. Нюточка лишена столь изысканной духовной пищи. Духовная жизнь Нюточки столь же бедна, как и у титулярного советника Башмачкина. Кажется, она и не знала, что в Петербурге есть Эрмитаж, Русский музей, Мариинский театр. Не было у Нюточки ни мужа, ни любовника, ни всего того, что обычно камуфлируется эвфемизмом «личная жизнь». Роль шинели в судьбе Нюточки исполняет ремонт квартиры: единственный путь к прекрасному, известный Нюточке, проходит через магазин стройматериалов. Иначе и быть не может, ведь хозяева во всех отношениях выше своих слуг: «…наши садовники и домработницы признают классовое неравенство. В связи с нашим явным интеллектуальным превосходством», — жеманно заявляет гламурная героиня Оксаны Робски [8] , несомненно, alter ego автора.

Презрение к «маленьким людям», не только бедным и бесправным, но и неталантливым, серым, подчас невежественным, характерно как для дамочек с Рублевки, так и для их злейших врагов. Если Оксана Робски видит в жизни «простых людей» некоторый смысл — служить горничными, массажистами, водителями и даже недорогими наемными убийцами, — то нонконформист Эдуард Лимонов считает их совершенно бесполезным балластом, а потому ненавидит едва ли не больше, чем олигархов, чиновников, фээсбэшников: «…толпы обывателей, живущих как растения и животные, нисколько не участвуют в исторической, интеллектуальной и культурной жизни мира и, следовательно, тотально бесполезны. Количество же их переводит их бесполезность в качество — они вредны. Ранее было проще: разливался какой-нибудь Ганг и пожалуйста — сто тысяч человек гибнет и тонет в наводнении, а еще полмиллиона умирает от голода <…>. Маловероятно, что кто-то из них напишет „Дневник неудачника” или каким-то другим способом зафиксирует факт своего существования. <…> для счастья человечества необходимо, чтобы большая часть его вымерла» [9] .

Новая (подзабытая старая, даже — древняя) концепция человека, по­­явившаяся в постгуманистическую эпоху, пожалуй, наиболее последовательно выражена в книге Людмилы Улицкой «Казус Кукоцкого» [10] .

В ее романе встречаются герои «подлые» в старинном значении этого слова, то есть люди низкого происхождения, обделенные природой, неумные и неталантливые. А встречаются «благородные» господа. Павел Алексеевич Кукоц­кий — потомственный интеллигент, из старинной докторской семьи, отец его дослужился до генерала, а сам Павел Алексеевич — до академика. Отец гениального генетика Ильи Гольдберга был преуспевающим лесоторговцем, имел два дома в Москве, дачу в Ялте и счет в швейцарском банке. Даже безымянный «сильный генетик», проходной и, кстати, отрицательный персонаж, не пустивший в институт Илью Гольдберга, все-таки наделен хорошей наследственностью — «сын сибирского промышленника».

Плебей не может быть «сильным генетиком». Плебей должен прислуживать господину. Нет, ему не закрыт путь наверх, но он попросту не способен этот путь одолеть: «Василиса, несомненно, являла собой верх невосприимчивости, чтобы не сказать тупости. <…> Игуменье, наблюдавшей медлительность и неповоротливость ее мозгов, иногда даже казалось, что имеет дело с некоторой умственной неполноценностью». Призвание Василисы — быть прислугой, смысл жизни она обретает в служении господину или госпоже. Ее лучшие годы прошли в Каргополе, где смиренная Василиса ухаживала за престарелой игуменьей. После ее смерти Василиса обретает если не счастье, то, по крайней мере, утраченный было смысл жизни на службе у Павла Алексеевича.

Но более всего противопоставление человека «благородного» человеку «подлому» проявилось в истории Тани и Томы. Таня — дочь аристократа из старинного рода фон Флотов, с рождения воспитывалась в профессорской семье Кукоцкого. Тома — дочь пьющей и распутной дворничихи, в семью Кукоцкого попала слишком поздно, а потому она обречена на отсталость, неполноценность. Таня — отличница, Тома — троечница. Таня — красавица, Тома — невзрачная и необаятельная. Таня — умная и тонкая, Тома — черст­вая, душевно грубая. Таня — сложная, Тома — простая. Переживания Тани, сам уровень ее духовной жизни для Томы недоступны. В компании Тома только приложение, нагрузка к Тане, ее компаньонка, не более: «Мальчики и не думали скрывать перед Томой, что она представляет собой принудительный ассортимент в празднике похода с Таней куда бы то ни было».

Жестко стратифицированный мир романа Улицкой не предполагает ни классовой борьбы, ни самой обыкновенной зависти, неприязни к богатым, счастливым, талантливым. «Подлые» люди осознают справедливость существующего миропорядка. Тома относится к Кукоцкому и Тане как к существам более высоким: «Павла Алексеевича она боготворила, Танечкой искренне восхищалась…», зато в домработнице Василисе узнает «своего» человека, «не господскую породу». Вегетарианство Василисы Тома воспринимает по-своему: «Тома думала, что ей (Василисе. — С. Б. ) мяса не дают „по справедливости”, то есть потому, что она прислуга».

Герои Улицкой если и «свободны», то уж никак не «равны в правах». Тому в глаза называют «дурой», она не возражает. За Томой в семье Кукоцких ухаживают, ее воспитывают, обувают, одевают, но в глазах «благородных» Кукоцких и фон Флотов она остается существом низшего порядка. В профессорской семье Павла Алексеевича она занимает особое место, «скорее напоминающее место домашнего животного». Для Тани она — «что-то вроде говорящей собачки». Собачку кормят-поят, но никому не придет в голову считаться с волей такой «собачки», с ее вкусами, взглядами, занятиями: «Вечером, когда Тома пришла с работы, половина ее цветов была роздана по соседям, половина выброшена». Бесцеремонность и самоуправство Тани в порядке вещей. Кто станет считаться с «домашним животным»?

История Томы отчасти напоминает историю Шарикова в доме профессора Преображенского, с той лишь существенной разницей, что Тома умеет ценить великодушие и доброту своих «хозяев». Как Шариков в глазах Преображенского и Борменталя остается существом низшего порядка, так и Тома, даже выучившись, выйдя замуж, сделав карьеру и заняв господскую квартиру, все-таки остается плебейкой.

Такой взгляд на человека можно назвать постпросвещенческим, а можно — средневековым. Как просветители некогда возродили раннехристианскую идею равенства, так и Людмила Улицкая возрождает старое, средневековое представление о человеке, подкрепляя сословные предрассудки ссылками на популяционную генетику. Я не стану спорить с писателем, создавшим собственный мир, художественное пространство одного из наиболее значительных современных русских романов. Но позволю себе завершить этот сюжет вопросом, который задавали еще во времена Уота Тайлера и Джона Болла: «Когда Адам пахал, а Ева пряла, кто был джентльменом?»

 

Экзистенциальный подход: Роман Сенчин

Вы, по-моему, просто самый обыкновенный человек, какой только может быть,

разве только что слабый очень и нисколько не оригинальный.

 

Ф. М. Достоевский, «Идиот»

 

«Я пытаюсь писать о жизни ничем особенным не выдающихся, как Пушкин их называл, „ничтожных” людей. <…> жизнь большинства складывается из череды дней-близнецов, которые не запоминаются, не радуют и не огорчают, почти не отмечаются. Настоящие события <…> происходят очень редко. И вот эти бесцветные, лишние дни я и беру для описания. Пишу об этом в соответст­вующей тональности», — говорит Роман Сенчин.

Герой Сенчина — обыкновенный, заурядный человек, не умный и не глупый, нормальный. Он погружен в быт, в повседневное течение жизни. Считается, что искусство, литература создают альтернативный вариант реальности, дают читателю/зрителю иллюзию еще одной жизни. Сенчин такой иллюзии не дает. Его герой живет скучно, тоскливо, безысходно. Этот герой типичен и узнаваем. В современной прозе не одинок. Нечто подобное мы находим в рассказе Анатолия Бузулукского: «Жить изо дня в день машинально, без друзей, без родных, без детей, без жены, без планов, без развлечений <…> не было уже для Русакова ни мерзостью, ни трагедией» [11] . А это уже из романа «Цунами» Глеба Шульпякова: «Жизнь без особых привязанностей, увлечений. Безликая, но приятная, увлекательная. Без героизма, но и без подлостей. Вот моя судьба, вот мое назначение».