Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2010)

• Название: Новый Мир ( № 10 2010)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

„А что Зощенко молчит?” — спросил Чуковский. „Раки пятятся назад и усами шевелят”, — грустно сказал Зощенко, и все зааплодировали». Дальше упоминается, что эта строчка потом вошла в «Тараканище» — что, в общем-то, легенда («Тараканище» было написано в 1922-м, а описываемые события происходили несколько позже), но, как и любая красивая легенда, это знак признания.

В одном из путешествий по Африке Макар Свирепый вместе с собакой Жучкой (вообще-то ее настоящее имя — Ве-ме-ту-сикату-ли-хату) встречается с ужасным крокодилом, и как вы думаете, что происходит дальше? Правильно, «улыбнулся крокодил и беднягу проглотил»… А потом что было? Верно, Макар Свирепый вызволил собачку из пасти свирепого чудовища, правда, для этого пришлось отрубить крокодилу голову…

Помнил ли бесстрашный герой «Ежа» о другом маленьком отважном герое, тоже из «африканского» сочинения, — о Ване Васильчикове, первом победителе крокодилов?

И тут трудно понять — то ли это идеи не могут не появляться в таком веселом и талантливом воздухе, то ли воздух уже до того был насыщен отголосками, отблесками, рифмами, что оставалось только подхватывать, ловить на лету «и выдать шутя за свое»?

Вот что вспоминал Ираклий Андроников: «Каждый, закрывая рукою, писал свое, хохотал и бросал это направо. Слева получал лист, хохотал еще громче, прибавлял свое, бросал направо, слева получал лист <…> Когда все листы обходили стол, их читали, умирали со смеху, выбирали лучший вариант  и начинали все его обрабатывать».

Повод для шутки и смеха, кажется, находился всегда. Эстер Паперная рассказывала: «Cочиняли шарады. Нарочно делались ошибки. Вот, у меня было: „еврейка, принявшая католичество” — „Рива-Люция”. А у Нины: „объяснение коровы, почему она опоздала на службу” — „Меняла-роги-я”. Или: „испуганный шепот купчихи, что муж у любовницы” — „сам-у-Раи”.

<…> Потом была целая серия „серого египтянина”, где этого египетского

бога Ра склоняли по-всякому. Например, „запись в книге серого египтянина о том, что египетскому богу сшили мундир” — „Ре-форма”. И еще: „страна египетского бога” — „Ры-Дания”. <…> У Шварца, кажется: „Убеждение немца, что перед ним не мужчина” — „Герр-нет!” <…> Как-то принесли шараду: „Объяснение финки, почему она испугалась, заглянув в уборную” — „шопа-там!”. А тут по коридору ходил Косолапов — кто он был, директор или зам, не помню, — и возмущался, что работают со смехом: „Тише!” Нина и пустила по рукам записку: „Предлагаю вести заседания шепотом”. И я думала — я помру от смеха».

(Похоже, этот шуточный персонаж сыграл в судьбе «Чижа» и его авторов роль зловещую: в 1937 году в Детгизе была выпущена стенгазета, клеймившая «врага народа и ставленника шпиона» Олейникова, и в ней была статья директора издательства Криволапова, которая называлась «Добить врагов!».)

«Смеялись до слез», «хохотали», «умирали со смеху» — это почти в каждом воспоминании.

А время было такое, что становилось уже совсем не смешно. Те страницы в книге, про которые взрослый читатель должен решить сам, говорить ли об этом

с детьми, называются «Черные страницы „Чижа”». В мартовском номере за 1937 год было напечатано стихотворение Даниила Хармса «Из дома вышел человек». Стихотворение имело подзаголовок: песенка , и в нем то ли рассказывается, то ли поется о том, как человек шел бодро и целенаправленно, все вперед и вперед, не отвлекаясь ни на минуту, не спал, не пил, не ел, «И вот однажды на заре вошел он в темный лес, / И с той поры, и стой поры, и с той поры исчез». Как известно, стихотворение очень не понравилось начальству, оно вынесло вердикт: «В Советской стране человек исчезнуть не может!» — и с той поры исчезло из журнала имя Хармса, а вскорости исчезла и вся редакция «Чижа». Были арестованы и погибли в тюрьме Николай Олейников и Бронислав Малаховский. Хармс тогда арестован не был, но его нигде не печатали и на работу не брали. Арестовали Хармса в 1941 году, в начале войны. В этом же году он умер в тюрьме.

В 1941 году, в июне, когда началась война, был арестован Александр Введенский и препровожден в специальный состав для эвакуации вглубь России. Во время эвакуации он погиб.

Одно африканское приключение Макара Свирепого заканчивается так. Во время путешествия Макар получил телеграмму о том, что ему срочно нужно вернуться в Советский Союз. Его друзья-туземцы придумали катапультировать его с помощью пальмы.

«Макар попрощался с друзьями.

— Платите за журнал аккуратно и помните, что жизнь прекрасна, — сказал великий писатель.

По сигналу все разом отпустили пальму — и Макар полетел».

В день ареста Олейникова одним из последних, кто его видел, был чтец Антон Шварц. Он вспоминал: «Я <…> встретил Николая на Итальянской. Он шел спокойный, в сопровождении двух мужчин. Я спросил его: „Как дела, Коля?” Он сказал: „Жизнь, Тоня, прекрасна!” И только тут я понял…»

 

Что это было? Веселый интеллектуальный пир во время чумы?

Хорошо, что в книге много писем и отзывов читателей — это наделяет ее чертой очень важной: из этих отзывов и писем вырисовывается портрет советского ребенка, советского читателя 30-х годов. Простодушный, отзывчивый и очень любознательный — ему посмотрите сколько всего интересно! С каким восторгом и упоением первооткрывателей они задают вопросы — это ведь как будто специально для них написал Олейников свое стихотворение «Хвала изобретателям»:

 

Хвала изобретателям, подумавшим о мелких

И смешных приспособлениях:

О щипчиках для сахара, о мундштуке для папирос.

Хвала тому, кто предложил печати ставить в удостоверениях,

Кто к чайнику приделал крышечку и нос.

 

И ведь авторам тоже интересно с таким читателем — интересно свободно играть с ним, разговаривая, или свободно разговаривать, играя. Качество тем более ценное, что на дворе 30-е годы — время не самое подходящее для игр и вольных разговоров…

Тут еще вспоминаются слова, которые произнес Чуковский, рассказывая о том времени, когда создавался его рукописный альманах «Чукоккала»: «Мы все любили друг друга…» «Умная Маша» — тоже своего рода мини-«Чукоккала», мини-«Чукоккалка» — для детей.

Пусть родители сами решат, рассказывать ли детям — потом, когда те подрастут, — о том, чем были в то время детская литература и художественный перевод — «бомбоубежищем» для писателей, а Маршак — как бы директором его, но и это не уберегло. И о том, что осталось за пределами книги: о «ленинградской редакции», о Лидии Чуковской, Тамаре Габбе, Александре Любарской, Матвее Бронштейне, о «борьбе за сказку» и «борьбе с чуковщиной»…

Если окажетесь на Невском, у знаменитого «дома, увенчанного глобусом», можно подойти поближе и всмотреться в два высоких окна на шестом этаже — согласно редакционной легенде, однажды из одного из них вышел Даниил Хармс, прошел по карнизу и вошел в соседнее окно. «И если как-нибудь его / Придется встретить вам — / Тогда скорей, / Тогда скорей, / Скорей скажите нам».

Ольга КАНУННИКОВА

Филолог, философ, поэт

ФИЛОЛОГ, ФИЛОСОФ, ПОЭТ

 

Н а т а л и я  А з а р о в а. Типологический очерк языка русских философских текстов ХХ в. М., «Логос / Гнозис», 2010, 228 стр.

Н а т а л и я  А з а р о в а. Язык философии и язык поэзии — движение навстречу (грамматика, лексика, текст). М., «Логос / Гнозис», 2010, 496 стр.

 

«Там жили поэты…» И там же обитали философы. «Там» — это в пространстве русского языка. Поэзия была внутренне философичной, философия — поэтичной. Так творилась — и поныне творится — особенная «часть речи». Ее описала в двух своих книгах Наталия Азарова.

В современной филологии открытия нечасты. Мешают ведомственные перегородки. На словах все — за междисциплинарность, все согласны с Бахтиным в том, что работать стоит «на границе специальных анализов». А на деле — между гуманитарными дисциплинами вбиваются все новые пограничные столбы. Литературоведы относятся к лингвистике как к некоей посторонней сфере, языковеды в большинстве своем не ведают о современной словесности и даже неловкости не

испытывают. А что до отношения филологов к философии… Приведу маленький «шедевр» отечественной лексикографии — определение слова «философ» в одном из недавних изданий Толкового словаря русского языка:   «Специалист по философии, а также создатель какой-н. философской системы». А также … Вот уж воистину «важен не Шекспир, а комментарий к нему». Философами в первую очередь признаются доктора и кандидаты наук, а во вторую — Платон и Кант. Таков был советский филологический менталитет, который оказался живучим. Боюсь, Бахтин как создатель собственной философической системы и неканоничного термина «металингвистика» сегодня не вписался бы в «профиль» диссертационных советов и в докторской степени ему могли бы отказать точно так же, как в 1946 году.