Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2010)

• Название: Новый Мир ( № 4 2010)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

Время от времени я возвращался к попыткам перевода, обзавелся — лет пятнадцать назад — полным собранием его стихов и уже совсем недавно набрел в Интернете на записи его голоса... Говорят, что своей необычайной популярностью Дилан Томас во многом обязан выступлениям на радио и записям стихов на грампластинках. Слушая его удивительное чтение, можно в это поверить.

Уже первая книга — “18 стихотворений”, — изданная в 1934 году, принесла двадцатилетнему поэту известность в кругу ценителей и знатоков. И хотя писал он мало и медленно, слава его — к чести английских (а в последние годы его жизни и американских читателей) — росла с каждым годом. А ведь особая причудливость, какая-то “вспыхивающая” образность и мрачная метафизика его стихов не так-то легки для восприятия.

Для своего последнего прижизненного сборника “Избранное, 1934 — 1952” Дилан Томас собрал 89 стихотворений, составляющих, не считая двух незаконченных стихотворений 1953 года, все его поэтическое наследие. Сегодня он один самых читаемых и почитаемых поэтов англоязычного мира, легенда и гордость родного Уэльса. В России представительный том избранных переводов — прозы и стихов — Томаса “Приключения со сменой кожи” вышел в 2001 году в издательстве “Азбука-классика”.

К представленным здесь переводам я многократно возвращался на протяжении многих лет, пользуясь тем преимуществом любителя, что ему некуда торопиться, стараясь во что бы то ни стало воспроизвести по-русски томасовское богатство звучания и по возможности избежать неизбежного — отсебятины и смысловых потерь.

© Dylan Thomas. COLLECTED POEMS 1934 — 1953. EVERYMAN J.M. Dent. London. 1999.

 

Процесс в погоде сердца

Процесс в погоде сердца жар на стынь

Меняет; золотой кистень

Крушит могильный лед.

Погода крови ночь сменяет днем

В артериях; их солнц огнем

И червь живой согрет.

Процесс в глазу оберегает ум

От слепоты; дав жизни ход,

Нисходит лоно в тлен.

Погода глаза делит пополам

То мрак, то свет; бьет море наобум

В безуглый материк.

Лишь половина вызревших семян

Ложится в грунт; берет другую в плен

Воздушный сонный ток.

Есть кость и плоть; одной погода — стынь,

А жар — другой; и живчик и мертвяк —

Лишь призраки, смущающие ум.

Процесс в погоде мира состоит

В размене призраков; всяк материнский плод

В двойной тени начала и конца.

Процесс вздувает сонмы солнц из лун,

Срывает кожу с высохших колен;

И сердце отпускает мертвеца.

 

 

Хлеб преломил я

Хлеб преломил я — овсом был некогда хлеб,

Это вино в гроздьях нездешних лоз

Пело взахлеб;

Днем человек ли, ночью ли ветер — сшиб

В поле колосья, счастливые гроздья смял.

В этом вине летняя кровь лоз

Билась в ягодный мрак,

Рослый овес

На ветру шелестел, смеясь;

Солнце смял человек, ветер на землю сволок.

Плоть вы разъяли, пустили кровь,

Вены опустошены;

Колос и гроздь — никому невдомек,

Что чувствует корень и претерпевает сок;

Вот вам мое: вина глоток, хлеба кусок.

 

 

 

Мощь, из зеленых гильз стремящая соцветья

Мощь, из зеленых гильз стремящая соцветья,

Стремит мой рост; кто корни перегрыз —

Мой погубитель.

И не шепну я крючьям мерзлых роз,

Что май мой сгинул в ледяном объятье.

Мощь, движущая воды сквозь гранит,

Ведет мой пульс; кто сушит устья русл —

Сгустил мой пот.

И не шепну я алым руслам жил,

Что горный ключ — добыча тех же уст.

Рука, завинчивающая водоворот,

Волнует дюны; та, что ветр сгребла, —

Мой парус в ад влачит.

И не шепну я мертвецу в петле,

Что сам я — известь в грядке палача.

Припало время пьявкой к лону вод;

Страсть — как нарыв; но пущенная кровь

Ее утишит зуд.

И не шепну я ветру непогод,

Как время твердь натикало меж звезд.

Я не шепну двоим — в провал гробов, —

Как извился в моей постели червь.

 

 

Единым росчерком

Единым росчерком рука смела селенья,

Ополовинила поля;

Пять королей жизнь обложили данью

И низложили короля.

Пять властных пальцев, скрюченных артрозом,

За ними — немощь плеч;

Гусиное перо покончило с убийством,

Приканчивавшим речь.

Рука, черкнув пером, изъяла пищу,

Наслала саранчу с чумой;

Хвала руке, над миром предержащей

Власть подписью одной!

Пять королей сплавляют гроб за гробом,

Не лечат ран, не гладят шелк волос;

Руке — что с сердцем совладать, что с небом;

Рука не сронит слез.

 

 

 

И смерть не удержит своих владений

И смерть не удержит своих владений.

Мертвецы, как один, отрясут свою ветхую плоть —

Войску ветра и закатной луны под стать,

Когда их чистые кости выступят в путь —

На локте звезда и у щиколотки звезда;

Их, безмозглых, достигнет благая весть,

Их, утопших, отринет морская вода;

Пусть любовники гаснут — не гаснет страсть;

И смерть не удержит своих владений.

И смерть не удержит своих владений.

Те, кто свое отлежал под изгибами толщ

В тени корабельных днищ;

Кто пляшет на дыбе, срывая жилу и хрящ,

Кто ремнем растянут на колесе;

Те, от чьей чистой веры осталась одна труха,

Кого прободает насквозь единорог греха —

Встанут, разимые насмерть, неуязвимые все;

И смерть не удержит своих владений.

И смерть не удержит своих владений.

Больше не смеют им в уши чайки кричать средь зыбей,

И не взрывается на побережьях морской прибой;

Больше уже ни один цветок не позволит себе

В дождь запрокинуть голову под удары брызг;

Пусть каждый из них безмыслен и мертв, как гвоздь,

Головы голых гвоздей собьются в цветущую гроздь;

Их в солнце вколотят — и солнце расколется вдрызг,

И смерть не удержит своих владений.

 

 

Смерти и входы

В этот едва ли не самовозгорающийся канун

Нескольких близких смертей,

Когда из всех твоих возлюбленных хотя бы один —

И он всегда узнан — не сдержит разгон

Отлетающих вместе с дыханием львов и пламен;

Из всех твоих бессмертных друзей,

Кто голоса разбудил бы всей считаной персти земной

Воспрять и славу тебе пропеть —

Тот один, кто воззвал всех глубже, будет хранить покой,

Не потревожив ни одной

Из своих бесчисленных ран,

Среди лондонских, отчуждающих многомужнее горе, стен.

В этот едва ли не самовозгорающийся канун,

Когда на твоих порогах и отмелях впопыхах

Убитых незнакомцев спеленывает и расплетает бурун,

Один, кого невозможно узнать,

Звезда другого квартала, северный твой сосед

Канет по самые слезы в соленый мрак.

Он свою росную кровь омоет в мужественных морях,

Тот, кто шагнул твоему мертвецу вослед,

Кто выпрастывает голову из ленты твоих вод

И каждое свое беззвучное “ах!”

Забивает в зевы снарядов, с тех пор как свет

Вспыхнул в его взрывающихся глазах.

В этот едва ли не самовозгорающийся канун

Всех смертей и входов,

Когда свои и чужие раненые на лоне лондонских вод