Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2009)

• Название: Новый Мир ( № 6 2009)
• Автор: Новый Мир Новый Мир
• Жанр: Современная проза

Ежемесячный литературно-художественный журнал http://magazines.russ.ru/novyi_mi/

---

“Подлинная беда в том, что сама цивилизация, ее культура и история существовали как бы в кредит, и кредит этот был выдан на основе былых достижений. Вот этот, наработанный дедами капитал идей и идеалов и продолжали декларировать в исторических ведомостях — и полагали, что, живя на проценты с дедовских свершений, культура протянет долго. Нового Леонардо нет — зато есть Марсель Дюшан, который пририсует Джоконде усы; нового Шекспира не появилось, но есть Стоппард, который напишет реплику на пьесу „Гамлет”. После страшной войны и последних великих художников Запада — Пикассо, Камю, Белля, Хемингуэя — наступило время культурной ипотеки”.

Олег Ковалов. “Четвертый смысл”. — “Искусство кино”, 2008, № 10, 11 <http://www.kinoart.ru>.

“„Застава Ильича” (1963, режиссер Марлен Хуциев) — шедевр, с этим уже не спорят. Но фильм этот какой-то... „недосмотренный”. <...> Фильм вышел на экран сокращенным, с большими купюрами, переснятыми и доснятыми эпизодами — перемонтированным, переозвученным и даже переименованным так, что в самом названии слышалось что-то извиняющееся: „Мне 20 лет” — не взыщите, мол, за идейную незрелость. <...> В годы перестройки торжественно сняли с полки, несколько раз показывали именно оригинал — „Заставу Ильича” — на фестивалях, в киноклубах, в Музее кино и по ТВ, но поскольку действие фильма разворачивалось неспешно, а шел он 3 часа 10 минут, то если бы обычный телезритель одолел его, не отвлекаясь на телефонные звонки, перекуры, семейные дела и прочие естественные процедуры, его впору было бы награждать памятной медалью. Таких героев оказалось немного, и в курилках все дружно умилялись картинкам с трогательными романтиками, увиденными накануне „по телику”, и сетовали на быстротечность таких прекрасных времен, какими были 60-е. Именно эти расхожие банальности стали со временем определять восприятие „Заставы...” как произведения безобидного и беспроблемного, запрещенного по чистой случайности <...>”.

“Раскол с режимом, отраженный и выраженный „Заставой...”, идет по линии не социальных, а нравственных категорий: не „советизм — антисоветизм”, а „идеализм — цинизм”. Именно это разделение общества на романтиков и циников, людей веры и людей безверия уязвило власть имущих сильнее, чем если бы то была традиционная социальная критика, и это раздражение докатилось до высших этажей партийной номенклатуры: загорелась шапка и на тех, в кого и не метили авторы „Заставы...””.

“„Застава...” не история „трех товарищей”, а рассказ о вере, подвергаемой искушению. Если взглянуть на ленту именно так, то ее вроде бы вольная, „растрепанная” структура окажется на удивление логичной и стройной”.

Капитолина Кокшенёва. Сильная жизнь. — “Литературная Россия”, 2009, № 10, 13 марта.

“На самом-то деле, о чём умеет писать в полную силу Захар [Прилепин] — это о любви, свободе и „пацанской” дружбе”.

“<...> асоциальность-протестность в современных условиях, сумблимированная в литературу , стала стержнем обновления самой литературы. Это-то всем критикам (независимо от прежних позиций в литературе) и понравилось”.

Капитолина Кокшенёва. Стильная жизнь. — “Литературная Россия”, 2009, № 11, 20 марта.

“Сергей Шаргунов был денди. Высокий и изящный, громкий и чуть изломанно-пафосный, алогичный и зажигательный. Денди митингов и молодежных тусовок. Ему нравилось модное общество и экстравагантные жесты (отдать премию „сидельцу”

Э. Лимонову). Ему нравилось, что он чей-то соперник”.

“Самому Сергею Шаргунову (так вижу я) нравится именно стильная жизнь — он уже отвоевал свое культурное пространство. Книга „Птичий грипп” — это политические осколки, отлетающие от автора как прощальные и пережитые, но все еще закрывающие от нас пространство души Сергея”.

Симон Кордонский. “Наш город”. Призрак на болоте. — “Частный корреспондент”, 2009, 25 марта <http://www.chaskor.ru>.

“Питерцы искренне обижаются, когда до них доходит, что я вижу не красоты Питера, а закомплексованных, недоговороспособных и необязательных людей в сыром, мрачном, холодном Санкт-Петербурге с его неухоженными, но разукрашенными зданиями-казармами, расставленными как на плацу, вперемешку с траченными временем и плохо отремонтированными (крадут, крадут...) памятниками имперской и сталинской архитектуры”.

“В питерском говорении о „нашем городе” присутствует (если не доминирует) неприятие актуальной физической и социальной фактуры Санкт-Петербурга. В рассказах о „величии” актуальный город замещается предельно идеализированным Питером, который можно — при соответствующем настрое — извлечь из города актуального, если рассматривать его при определенном освещении, в определенное время года, да еще в определенном ракурсе: забравшись на парапет, вывернув шею и балансируя каким-нибудь пухлым „Словарем русских писателей””.

Круглый стол. К 200-летию со дня рождения Н. В. Гоголя . — “Нева”, Санкт-Петербург, 2009, № 3.

Говорит Елена Иваницкая: “Если назвать полемикой то, что произошло между Гоголем и Белинским из-за „Выбранных мест…”, то Гоголь вышел победителем тогда и остается им по сию пору. К сожалению. Но разве это был спор? Гоголь нарисовал фундаменталистскую православно-государственническую утопию, а Белинский закричал, срывая голос, что не хочет такой жизни ни для себя, ни для России. Я тоже не хочу. Но мало ли чего мы с Белинским не хотим!..”

Константин Крылов. Цымбурский. Он был другой — и он был один. — “АПН”, 2009, 24 марта <http://www.apn.ru>.

“Я так надеялся, что он переживет этот год, ну хотя бы этот год. Он уже не надеялся. В последнем разговоре — по телефону, второпях — Вадим сказал, что у него больше не осталось зла жить”.

“Цымбурский увидел третий вариант. Русское геополитическое отступление конца двадцатого века — это не только и не столько разгром и поражение. Это естественный конец любого похода: возвращение домой”.

“Что же такое — „Остров Россия”? Это самодовление, самодостаточность, самостоятельность. Способность быть миром в себе и для себя — и обойтись без остального мира, который, по сути, морок и одержимость которым стоила русским крови, пота и слез, не дав ничего взамен. Земли, страны и народы, которые мы потеряли и о потере которых так скорбели, на самом деле не стоят нашей привязанности к ним. Это всего лишь „лимитроф”, хотя и „великий” — пространство, достойное лишь голой манипуляции, точечного минимизированного вмешательства. Только исконно русские земли — это настоящая Россия, все остальное — это „завоевания и приобретения”, которые могут быть полезными или вредными, но которые никогда не станут нами”.

См. также: Егор Холмогоров, “„И всякий остров спасся”. Памяти Вадима Цымбурского” — “Русский обозреватель”, 2009, 23 марта <http://www.rus-obr.ru>.

Илья Кукулин. Форматирование доверия. — “ OpenSpace ”, 2009, 4 марта <http://www.openspace.ru>.

“Насколько можно понять, и поклонники, и оппоненты Верочки [Полозковой] сочли, что присуждение премии „Неформат” есть заявка на передел литературного поля, а цели у этого грядущего передела будут откровенно популистскими”.

“Присуждение „Неформата” в очередной раз демонстрирует, что в России разрушены или дискредитированы институты публичной экспертизы в области культуры; одним из них является литературная критика. В другой ситуации награждение Полозковой вызвало бы не растерянность одних и радостные реплики других (вроде „Наконец-то все поймут, что такое настоящая поэзия! Наконец-то придет лесник и пошлет всех на фиг!”), а несколько содержательных статей о том, какого рода поэзию представляет Полозкова (и какого рода прозу — Рапопорт), в рамках какой системы координат произведено награждение и т. д.”.

“Сейчас поэзию хотят сделать набором иррациональных, самодостаточных и возвышенных переживаний (эстетический феномен „возвышенного”, согласно работам современных философов, может быть не только романтичным, но и брутальным, и даже шокирующим). Пусть в поэзии будет сколько угодно примет современности, брутальных или дискомфортных описаний страдания, но место ей может быть отведено только в частной, приватной жизни, в сфере „культурного досуга”. Такое пожелание и даже требование к поэзии со стороны истеблишмента или его значительной части — очевидно, тенденция долговременная. Этого не нужно бояться, но это стоит понимать”.