Вероника Руа - Знак убийцы

• Название: Знак убийцы
• Автор: Вероника Руа
• Издательство: АСТ, АСТ Москва
• Жанр: Детектив
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-17-049176-6, 978-5-9713-7797-9

В Парижском Национальном музее обнаружен чудовищно изуродованный труп одной из сотрудниц. К телу приколота записка со странной надписью: «Человек вырождающийся».

И это — лишь одно из звеньев в цепи чудовищных преступлений, происходящих в музее.

Убийца ведет изощренную игру, всякий раз оставляя следователям подсказки — листья растений и отрывки из научных трудов, минералы и раскрытые книги…

Полиция никак не найти связь между этими символическими знаками.

И тогда собственное расследование начинают детективы-любители: известный антрополог Питер Осмонд, его коллега — священник и ученый отец Маньяни и сотрудница архива Леопольдина Девэр…

---

Имя профессора Эрика Годовски снова было у всех на устах, одни отстаивали его непричастность, другие клеймили его злобность в стычке с директором «Мюзеума». В начале дня орнитолог после строгого допроса был взят под арест. Реагируя на такую неожиданную развязку, одни полагали, что он ни в коем случае не мог совершить это убийство, ведь все указывало бы на него как на главного подозреваемого, а другие подчеркивали, что его горячность нашла свое логическое и рациональное завершение в переходе к действию.

Люди сходились, разговаривали вполголоса, расходились, потом шептались в тиши лабораторий, в лифтах, в темных полуподвалах. Каждый старался обосновать свои аргументы. Обсуждали жертвы, искали связи между Эльбер и Годовски, между Эльбер и Делма, не забывая и растерзанного хищником служителя зверинца. Случайность смерти Хо Ван Ксана все больше и больше подвергалась сомнению. Самые бредовые объяснения возникали в полысевших за тридцать лет бесконечных размышлений голов, склонившихся друг к другу с тайными догадками. Один выдвигал гипотезу убийств из ревности, другой вспоминал сатанинские церемонии, третий наводил на мысль о существовании посмертной мести и даже о парапсихологии и колдовстве. И правда, перед лицом невероятности событий некоторые ученые, даже видные, отвергали рациональные объяснения, чтобы пойти по извилистым фантастическим и эзотерическим путям, вспоминая о фантомах и силах зла, и, не стесняясь, призывали не забывать о тамплиерах или предсказаниях Нострадамуса.

Умы, более склонные к экспериментальному методу, все же временами переживали периоды сомнения и переосмысления… Должны ли мы все-таки сбросить со счетов многие века картезианства?[52] Конечно, серия убийств, которая поразила «Мюзеум», вполне могла привести в смятение человека с самой уравновешенной психикой, а их зловещий характер не оставлял места равнодушию. Но достаточный ли это был повод для тех интерпретаций, где разум уже не имел влияния?

Следует добавить, что брожение удваивалось беспрестанным вмешательством прессы. Новость об убийстве Мишеля Делма мгновенно распространилась по всем редакциям, и каждая спешно отправила своих самых опытных ищеек на места событий. Уже стало не счесть журналистов с испытующими взглядами, которые, как только представлялся случай, набрасывались на служащих «Мюзеума», чтобы получить любую информацию. В результате все версии находили благодарных слушателей, и журналисты затруднялись лишь в выборе нелепых сенсаций для своих репортажей. Вскоре самые безумные домыслы восторжествовали над чисто фактическим аспектом событий. Алекса осаждали бесчисленные репортеры, и он без стеснения поставлял им свои размышления и с усердием передавал большинство слухов, которые ходили по «Мюзеуму». Он и сам не был уверен в точности того, что говорил репортерам: его версии менялись от одного журналиста к другому. Однако и ситуация менялась так быстро, что домыслы одного дня могли на следующий день оказаться правдой; и потом, журналисты не погнушались бы внести необходимые изменения, которые придали бы их репортажам большую пикантность. Поэтому возникал еще и вопрос о пунктуальной точности свидетельств Алекса. Но как бы там ни было, вскоре у него уже не хватало дня, чтобы собрать все статьи, где фигурировала его фотография.

Кстати, отметим, что личность Югетты Монтаньяк приобрела в этот период статус почти мифической, ставшей нелепым символом ученого — жертвы долга и своих напряженных поисков научной истины.

Пусть скептический читатель погрузится в то время и найдет материал для множества романов.

ГЛАВА 26

Как и предполагал Питер Осмонд, профессор Ив Матиоле был очень любезен и принял гостя в своем кабинете с величайшим уважением. В роскошной библиотеке Осмонд заметил множество трудов с именем этого французского биохимика. На письменном столе стояла фотография: Ив Матиоле получает орден Почетного Легиона из рук президента Республики.

— Видите ли, — говорил Матиоле, упиваясь собственными словами, — Научное общество не представляется мне серьезной организацией. Это шарлатаны. Несколько месяцев назад я выступил на одном коллоквиуме, не зная, что это они его организовали! Они поймали меня в ловушку. Впрочем, они часто действуют таким образом, чтобы привлечь участников со стороны. Они прячутся под подходящими фасадами, главным образом какого-нибудь общества, название которого придумывают сообразно обстоятельствам. Если бы я знал, что там происходит, я, естественно, отказался бы от участия.

Француз явно считал, что его личность и превосходный ум заслуживали иного применения. Его физическая форма отражала его ум: импозантный и напыщенный.

Щеки Матиоле задрожали в презрительной ухмылке.

— Их методы безнравственны. Они создают себе имя за счет известных ученых.

— А что вы думаете об их философской направленности?

Профессор Матиоле сжал кончики своих толстых пальцев.

— Я слышал, что они близки к некоторым тезисам последователей Тейяра… Бог мой, каждый думает так, как ему угодно… Если они желают верить в Бога, это их дело. Но совершенно очевидно, что слишком близкое кровное родство может иметь лишь губительные последствия. Во всяком случае, их уловки безрассудны. Рано или поздно им придется предстать перед правосудием, поверьте мне.

Полчаса Ив Матиоле топил Осмонда в своих блистательных риторических конструкциях, позаботившись, однако, нив чем не выявить своих взглядов. Как рыба, он выскальзывал. Американец попытался пробить панцирь этого милейшего человека.

— Научное общество не отвергает эволюционное учение. Это главное, — провокационно заметил он.

— Действительно, это главное. В этом плане по крайней мере они играют честно. Однако я не желаю больше иметь с ними дело. Тем более что мне доверили новую ответственную должность. Я теперь советник Комиссии по разработке школьных программ, а это дело требует полнейшей самоотдачи. — Он взглянул на часы и изобразил удивление. — На этом я вынужден покинуть вас, меня ждет важное собрание.

Он поднялся. Осмонд отметил, что стоя он выглядит еще более высоким, чем когда сидел. Профессор Матиоле поправил свой галстук, застегнул пиджак и проводил Питера Осмонда к двери.

— Для меня была большая честь встретиться с вами, профессор Осмонд.

Кичливое выражение его лица полностью опровергало эти вежливые слова. Осмонд пожал пухлую руку ученого и отправился в «Мюзеум», говоря себе, что он мог бы расспрашивать этого типа десять часов подряд и так и не узнать, каковы же его взгляды на самом деле.

Осмонд возвращался по улице Монж. На Париж тихо опускался вечер. Уличные фонари зажглись, осветив бесконечный поток машин и входы в метро, которые пожирали торопящихся и озлобленных людей. Идущий в толпе Питер никогда и предположить не мог, что его пребывание здесь окажется таким печальным, и неожиданно подумал, что город-светоч очень мрачен и враждебен.

Он прошел через сплетение маленьких петляющих улочек, которые вели к «Мюзеуму». Каким романтичным был Париж пятнадцать лет назад! Дома с ухоженными фасадами, набережные, где покачивались на волнах парусные лодки, затененные улочки, где можно было уединиться, когда вдруг захотелось помечтать… Все это безвозвратно ушло в прошлое. Сегодня он видел только замкнутые лица, его окружало угрожающее молчание. Город, погруженный в свои тайны. Как он хотел бы оказаться сейчас дома, увидеть сына…

Питера охватила бесконечная ностальгия. Ему вдруг захотелось вернуться в доброе старое время, как погружаются в теплые сокровенные уголки прошлого, и знать, кому он предложит разделить вечер.

По коридорам отдела эволюционной биологии разносились крики и брань. Доране Эмбер была в бешенстве.

— Ненормальный! Вы думаете запугать меня?

— Убирайтесь к черту, Эмбер, вместе со своими ханжескими религиозными побрякушками!

Словно кошка, готовая к прыжку. Лоранс Эмбер с горящими глазами и агрессивным видом стояла перед солидным мужчиной, в котором Осмонд узнал Сервана, того самого человека, что толкнул его в день приезда. С иронической улыбкой на губах он, похоже, уже готов был ударить свою коллегу. Лоранс попыталась взять себя в руки и сделала вид, что возвращается к себе в кабинет, но прежде бросила противнику:

— Вы мошенник! Иного слова не подберешь!

— Кто вы такая, чтобы судить меня? Вы ничего не понимаете в генетике, Эмбер! И вообще в науке тоже!

— А вы воображаете, что можете изменить ген интеллекта? Да это фантазии старого расиста! Всем известно, что это невозможно!

— Ваши умственные способности не в состоянии постичь это ясное дело.

— Вы думаете, что сможете вечно вести ваши исследования, не отчитываясь перед «Мюзеумом»? С Мишелем Делма это, возможно, проходило, но все скоро изменится, я вам гарантирую!