Сергей Юхин - Операция выбор Ы!

• Название: Операция выбор Ы!
• Автор: Сергей Юхин
• Издательство: АнтиквА
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-966-2930-22-1

Неожиданно, ярко, смело и в то же время с сильным, порой надрывным, чувством написано о том, о чем историки и политики повествуют скучно и назидательно. По темпераменту, силе эмоций эту прозу можно сравнить с симфонией. Картинки сюжета меняются так быстро, как звуки этого сложного музыкального произведения.

О чем же все-таки книга? — спросите вы. Как всегда, о нашей с вами жизни.

Тем более что Выборы становятся в ней уже обычным явлением.

О политике, но не большой, а так — «на местном уровне» — той, что просто превращается в полит технологии, пиар и прочую мишуру с элементами предательства, лицемерия и лжи.

Но постепенно все это меняет и нас: одни становятся более циничными, другие — равнодушными, третьи понимают «как надо жить», а четвертые стоят на обочине и их используют.

Если в этой книге вы кого-то узнаете — значит, наша жизнь становится все более «типичной».

Это очень грустно.

И герой книги «уходит» от нас, из этого мира.

---

— Практически невыполнимо, — Кравченко подкурил новую сигарету и откинулся на спинку своего кожаного трона.

— Почему? Вы знаете всех этих акул пера. Они знают вас.

— Этого не достаточно…

— Деньги будут, — успокоил я его, хотя, сам в этом не был уверен.

— И этого недостаточно.

— Ладно. Нужен сюжет? Будет! Будет хорошая картинка. Прекрасная картинка. Они ее и даром снимать станут, — у меня в голове промелькнули красочные кадры предстоящего мероприятия и сложились в единое полотно.

— Какая картинка? — заинтересованно спросил Кравченко.

— Представьте: бочки, железные бочки, в них горят газеты, дрова… Вокруг бочек жмутся люди в черных телогрейках и валенках. Им холодно. Плакаты: «Мы не можем платить за отопление по новым тарифам», «В наших квартирах холодно»…

— Таааак…

— Шалаш. На входе сидит человек, кутаясь в плед. Плакат: «У меня забрали квартиру. Я не мог за нее платить из своей нищенской пенсии».

— Хорошо. Но это должен быть старик. Или старушка.

— Будет старушка. Дальше. Мама с детьми. У детей ранцы. Идут в школу. Они перемазаны черным. Золой, например. Руки грязные. «У нас отключили воду за неуплату.» Другой малыш держит керосинку. «При свете этой лампы я делаю уроки. Ученье свет…» Такого в Крыму еще не было.

— Жестко.

— Беретесь пригласить журналистов?

— Берусь. Сейчас всех обзвоню. А как технически это обеспечить? Бочки, шалаши…

— Сейчас позвоню своему компаньону. Он на нашей фирме за два часа все это сварганит. Это уже другой вопрос. Журналисты будут?

— Будут, — Кравченко взял телефонную трубку.

— Сергей Анатольевич! — услышал я голос Лены, — Тигляй пришел с молодежью. Ждут вас в зале заседаний.

— Иду! — я наклонился к Кравченко, — спасибо вам за помощь. Мне все говорили, что вы настоящий профессионал. Теперь я это и сам вижу.

Кравченко вздрогнул и с некоторым испугом посмотрел на меня.

— Вы далеко пойдете, — он первый раз обратился ко мне на «вы».

На экране мелькали черные бочки, возле которых жались люди в телогрейках, протягивая руки к языкам пламени, дети, перемазанные золой, шалаши, старики в пледах, флаги, транспаранты, много митингующих, больше, чем ожидалось — красивую картинку показывали по всем местным и двум центральным каналам. Все шероховатости остались за кадром — Шеф увидел в Киеве «Новости» и сразу позвонил.

— Молодец! Не ожидал такого результата. Как ты смог наших лежебок расшевелить? Удивляюсь… Лена сказала, что ты шороху навел в штабе…

— Пришлось действовать быстро.

— Так и действуй дальше. Когда палаточный городок разобьете?

— Завтра. Все готово. Ели вы не против, Мишу Тульского и Тигля возьму себе в помощь…

— Так ты их уже запряг, кажется, — Шеф рассмеялся одобрительно, — бери, конечно. Пусть работают. Да, звонил Кравченко… Хвалил тебя за организаторские способности… Странно… Он ни кого не хвалит… Ты, кажется, хотел в горсовет баллотироваться?

— Надеюсь, меня включат в списки…

— Включат. Считай, что ты уже там. Все… Выставляй свои палатки. Я прилетаю через два дня — решим, какие акции надо провести. Держись там.

— Спасибо, Шеф. Все будет хорошо.

Я не спал всю ночь, просматривая поздние выпуски новостей, вздрагивая радостно от собственного появления на экране, записал все это на видеомагнитофон, прокручивал кассету еще и еще. Началось. Иногда, нападало странное ощущение, что все это происходит не со мной, да и не готов я, просто повезло, случайно, стечение обстоятельств… Но, пришло утро, выросли на площади конусы палаток, протянулись ленточки, потянулись люди, потянулись журналисты, зачастили митинги и пикеты, не было времени смотреть и записывать, каждый день новый сюжет, я сам стал новостью. Постепенно, это перестало меня удивлять. Забылось быстро, зачем мы здесь, на этой площади, что происходит, кто этим командует и когда закончится. Главное — новый сюжет, картинка, блиц-интервью, статья в газете, новости, новости, новости. День без эфира — странный день, пустой и бесполезный. Какие-то бодрые молодые ребята тоже хотели содрогаться от собственных лиц на экране, сбились в десятки и сотни, почти организация, скандировали, жонглировали знаменами — План начал действовать, оживляемый моей бессонницей и деньгами Шефа. Дом, Андрюха, стройки отодвинулись в другой спокойный мир, куда я с удивлением, иногда, заглядывал, сбрасывал груды фактов и эмоций, сумбурных и требующих разъяснений, звонил взволнованный отец, Люся странно на меня смотрела, а я рвал связки на трибунах, самозабвенно погружаясь в новое для меня информационное пространство. Все, что будет потом — это потом. А сегодня необходимо высказать в микрофон мнение народа, написанное Кравченко, отредактированное Галиной Николаевной, утвержденное Шефом и изображенное Моней на ватманском листе с помощью маркера.

* * *

Мы обедали в этом кафе, потому, что недорого, приличная кухня и две минуты от избирательного штаба, если идти прогулочным шагом. Уже к двенадцати часам дня большой зал был забит посетителями, официанты вальсировали между столами, накурено и деловито. Сюда приходят не отдыхать, а принимать необходимые для жизнедеятельности организма химические элементы и соединения. Мы с Моней пробился к угловому столику, уселись на жесткие стулья и заказали стандартный обед.

— Как ты думаешь, меня оставят на выборах работать? — Моня боролся с нервным тиком. Из-за этой борьбы его лицо выглядело зловеще.

— Я не знаю. Моя судьба тоже не решена, все очень неоднозначно, — мне лень было в тысячный раз обсуждать тему возможных перспектив моей и мониной работы на выборах.

— Тебе легче… У тебя бизнес есть. Захотел — ушел к себе на фирму, сиди, бабки заколачивай, — стонал Моня.

— Ага, мне же деньги на дом приносят, — съязвил я, — по телефонному звонку, по первому требованию. Чемоданами… Сейчас Андрюха приедет… Ты ему это скажи, он посмеется.

— Если с тобой Шеф будет беседовать, про меня не забудь. Если меня выкинут, я пропал… Перспектив никаких.

— Не забуду.

— Точно? Не пиздишь?

— Знаешь, Моня, не наседай. Сказал один раз — сделаю. Чего ты меня проверяешь постоянно…

— В наше время нельзя ни кому верить…

— Так чего ты ко мне прицепился, недоверчивый такой? — я начинал злиться.

— А тебе верю.

— Аааа. Спасибо…

Намечающуюся напряженность снял Андрюха, завалившись в кафе с огромным черным чемоданом, набитым документами, сметами и проектами. «Для денег» — говорил Андрюха, объясняя его размеры. Ему верили и с уважением косились на чемодан. Моня завистливо кинул взгляд на черное чудовище — он всерьез думал, что там пачки денег.

— Шалом Алейхем, — поприветствовал я Андрюху.

— Шалом, черные братья, — Андрюха сел за стул рядом с Моней, — заказали мне что-нибудь?

— Как и себе. Суп, люля-кебаб и «Цезарь».

— Отлично. Голодный как собака.

Моня не ответил на приветствие и сидел, с ужасом глядя на нас.

— Вы что, евреи?

— Моня, с твоей фамилией, лучше эту тему не затрагивать, — Андрюха пытался пристроить свой чемодан под столом, нагнулся и, голос его звучал сдавлено.

— Моня, а ты заешь, кто самый ярый борец с мировым сионизмом? — я, вдруг, развеселился.

Моня растерянно молчал.

— Евреи, живущие в бывшем Союзе. — ответил я на свой вопрос и, начал вещать голосом профессора, читающего лекцию, — Главные признаки советского еврея — яростные нападки на иудеев, обличение жидо-массонского заговора и тэдэ. Моня, расслабься, КГБ за тобой не следит. Слишком мелкая фигура. Да, и кэгэбэ никакого уже нет…

Андрюха откровенно хохотал, забыв о еде.

— Да и вообще, если тебя зовут Михаил Аркадьевич Тульский, а родители иммигрировали в Израиль, надо смириться и ходить в синагогу, а не бить себя пяткой в грудь на черносотенных собраниях.

— На каких собраниях? — не понял Моня.

— О, как все запущенно, — искренне удивился я, — с такими печальными глазами надо знать, что такое «Черная сотня». Ты когда последний раз книгу читал? Не партийный буклет, а книгу, купленную в магазине?

— Ну эту, про Карнеги…

— Про Карнеги? Ты хотел сказать книгу Дейла Карнеги… Мне страшно за тебя, Моня. Почитай Хэмингуэя, или Ремарка…

— Хэмингуэя я читал… «Старик и море»…

Я подавился салатом «Цезарь». Если в разговоре со взрослым человеком после имени Эрнеста Хэмингуэя тот лепетал про старика и про море, я понимал, что он остался в 9-ом классе общеобразовательной школы навечно, похоронив весь огромный и загадочный мир под пыльными «Хрестоматиями».

— Моня, ты «Старик и море» не читал, а проходил, это разные вещи. Ладно, давайте обедать, не будем портить себе аппетит размышлениями о великом и недоступном… некоторым…