Ксения Медведевич - Мне отмщение

• Название: Мне отмщение
• Автор: Ксения Медведевич
• Жанр: Фэнтези

Вторая часть романа "Золотая богиня аль-Лат".

Умный и образованный халиф аль-Мамун полагает, что может справиться с терзающими страну налетчиками - нужно лишь перебросить армию на карматское побережье. Страж Престола полагает, что халиф ошибается. Тарик знает: карматов не одолеть - ибо им покровительствует могущественный злой дух. Богиню аль-Лат невозможно победить.

Никому. Ни человеку, ни сумеречнику. Однако халиф отдал приказ избавить страну от карматской угрозы, и Тарик не может ослушаться. Ему приказали сделать невозможное, и он повинуется. Нерегиль отправляется в пустыню - туда, где родилась вера аш-Шарийа. Прежде в стойбищах бедуинов и оазисах властвовали Сестры разъяренной богини - Манат, владычица воздаяния, и Узза, госпожа женщин и их луны. Теперь Сестры отступили в сумерки, но сила их по-прежнему огромна.

Тарик решается попросить богинь о помощи - за плату, естественно, боги ничего не делают бескорыстно. Ему удается заключить сделку, которая поначалу кажется совсем необременительной. Однако со временем Страж понимает, что, скорее всего, не выберется из бедуинской пустыни живым. Ибо боги ничего не забывают. И никогда не отказываются от мести.

---

   Дверь вспучивалась под ударами, остро торча щепками, как переломанными костями. Брус засова гнулся, но держался.

   Луанг Най поманил восьмерых служителей и отступил к стене под высоким барельефом с небесными полководцами и высунувшими языки тиграми. Потом приложил ребро ладони ко лбу, выдохнул - и отсек от себя пространство резким ударом.

   Поэтому те, кто вышибал из прогнувшихся скоб засов и с руганью пролезал в раскуроченные двери, не увидели в храме ни души.

   Настоятель, поджав тонкие губы, щурил желтые глаза и пощипывал мочку острого уха: айсены лезли, как тараканы, скрипя, как хитином, кожей толстых кафтанов. Жадно, разевая мокрые, заросшие черным волосом рты, таращились на мерцающую внутренность освещенного золотом по золоту храма. Закидывая обмотанные тряпками головы, цокали языками и тыкали толстыми грязными пальцами в расписанный драконами потолок. Топали и гремели по полированному полу набойками пыльных сапожищ. Дергали себя за жесткие, как пакля, бороды, скалили зубы и пихались локтями, довольно погогатывая. От них пахло лошадью и застарелым потом - аромат курильниц перешибала вонь давно немытых тел.

   Но ничего не трогали - почему-то. Ни золотых львов вдоль стен - подарка короля Бороммы Фана. Ни курильниц в виде высокой, как ступенчатая башня храма, короны - тоже золотых. Только реготали, тыкали пальцами и таращились.

   Скрипя просевшими досками по камню, растащили в стороны разбитые створы - открывая пошире дверь.

   И, пощелкивая плетьми, погнали внутрь связанную длинной веревкой вереницу крестьян: женщины визжали, дергая спутанными запястьями, мужчины упирались босыми пятками, крутя за спиной вывернутыми локтями. Здоровенные, на голову выше любого айютайца люди пихали пленников, подхлестывая обнаженные спины и раздавая подзатыльники.

   Нехорошее предчувствие, одолевавшее Луанг Ная еще с влажного полудня, сгустилось в уверенность и переросло в мрачное ожидание. Он не мог понять одного: зачем? Зачем они хотят это сделать?

   Первой на колени перед статуей поставили вдову Цао - Луанг Най узнал ее по широкой выносливой спине и длинным серьгам в оттянутых ушах. Не зря он предсказал ей смерть от железа еще прошлой весной. Женщина почему-то очень боялась утонуть в приливной волне тайфуна - настоятель подарил ей несомненную уверенность в том, что она не захлебнется в соленой воде.

   Ухватив женщину за узел волос на затылке, человек отогнул ей голову так, что бедняжка захрипела, хватая ртом воздух. И глубоко взрезал выгнувшуюся под кожей гортань. Кровь запылила высоким шумным веером. Цепочки и колечки на пьедестале потекли красным.

   Крестьяне голосили и бесполезно рвались в путах. Айсены резали очередное горло, а потом складывали судорожно дергающие ногами и дрожащие в агонии тела в промокшую, торчащую босыми ступнями кучу. Жители деревни уходили один за другим, трупы наваливали третьим рядом, размотавшиеся черные волосы и тряпки подтекали красным на каменные плиты.

   Золотое лицо Милосердной безжизненно затвердело под алой моросью. Оскальзывающиеся в лужах айсены деловито хмурились, примериваясь лезвиями к шеям плачущих крестьян - подвернутые ноги сидящей богини стали темными от крови. Настала очередь молодого Вьена - еще одно вскрытое горло плеснуло упругой длинной струей на колени статуи.

   В руках айсенов еще хрипела вдова Сой - плохая судьба у этой семьи, уже в трех поколениях плохая, зря он одобрил помолвку их дочери с кузнецом из столичного предместья, злая удача может перейти к семейству Ва и погубить детей - как в зал снаружи проникло нечто, заставившее замерзнуть босые ступни Луанг Ная.

   Монахи и послушники за его спиной с шумом втянули в себя воздух. Настоятель мог бы испугаться - завесу невидимости рвут любое неосторожное движение или звук. Но не испугался.

   Он просто окоченел от ужаса.

   Луанг Най потом вспоминал, что в тот миг забыл, как дышать: в растопыренные двери влилась Сила. Светящийся шар с длинным хвостом мягкого свечения, распираемый изнутри потусторонней жутью и мощью. В белесом мерцании этой мерзости айсены один за другим теряли человеческий облик, прорастая петушиными головами и склизко блестящими клубками змей внутри грудной клетки.

   Истекающий светом гнилушки шар подплыл к безобразно наваленной груде мертвых тел. Подрожал над ней - плотоядно, как наставленный член готового к совокуплению жеребца. А потом вспыхнул, мгновенным, моментальным движением метнулся к статуе - и с чваканьем втянулся внутрь прямо в том месте, где на груди богини выгравировано было широкое, царственное ожерелье.

ханьский квартал Хиры, некоторое время спустя

   Расталкивая лбом бумажные фонарики, каид Марваз перся вверх по улице - как бык. Полые красные сферы с шелестом расступались, мелодично звякали свисавшие с них металлические трубочки - каид шел сквозь тоненький звон и перешептывания. Полуденная улица спала, только пыльные шарики фонарей неуместными гроздьями качались на ветру.

   Зеленые с золотом драконьи морды водостоков свешивались к его плечам, в пустых темных проемах лавок безмятежно сидели львы в пол человеческого роста - из крашеной глины львы, конечно. Хозяева лениво высовывали головы на звон, щурили и без того узенькие глазки и медово улыбались - не угодно ли чего почтенному господину? Одинаковые желтые лица, одинаковые черные шелковые шапочки, из-под шапочки по низко склоненной, затянутой в темный шелк спине змеится косичка.

   На лаковом пыльном пороге стоит забытая чашка расписного фарфора - опрокинутая выпуклая крышечка перламутрово поблескивает обморочно дорогим нутром. Недопитый чай оставил темные следы на нежных тонких стенках. Никому ты здесь не нужна, чашечка с синими драконами в мелкий завиток. В столице тебя бы продали за десяток динаров, не меньше.

   - Долго еще?

   По зимнему времени не припекало, но пылить шлепанцами по солнечной стороне улицы было уже невмоготу.

   Мелко трусивший перед Марвазом ханец извернулся и оскалил желтые крупные зубы:

   - Не изволь беспокоиться, сайида, уже совсем скоро придем...

   И споро затопал вперед ножонками в этих их матерчатых туфлях на белые толстые обмотки. Сзади покаянно засопел посредник - вот кому Марваз бы отвесил плюху с превеликим удовольствием. А как же: почтеннейшему угодно поглядеть на самое большое в Куфе зеркало? Воистину, Всевышний свидетель, за таким зеркалом мой господин, это светило мужества и благородства, украшение воинства халифа и девиз храбрецов должен отправиться в ханьский квартал, где Абу Касим покажет ему такое зеркало, да проклянет меня Всевышний и да вычеркнет из списков предназначенных к спасению в день Последнего суда, если Абу Касим врет...

   Так посредник - юлящий и извивающийся на ходу коричневый гаденыш из Бану Худ - улещивал Марваза сегодня утром. К полудню каид успел выпить чайник отвратительного пустого чая в лавке торговца древностями на базарной площади Хиры - это туда его затащил вертлявый языкатый змей из племени первостатейных обманщиков. Да уж, про Бану Худ говорили, что те способны продать верблюда его же хозяину, а что есть Хира как не столица мошенников и сынов нерадивости из племени, умудрившегося обобрать даже Благословенного, когда тот прибыл из пустыни сюда с караваном ансаров...

   Ну так вот, сначала каид Марваз надулся этим чаем из веника. Потом в лавку прибежал ханец-посыльный и, весь истекая потом под стеганым синим халатом, принялся мяукать на своем кафирском языке с посредником. И вот мяукали они и мяукали - от второго чайника на венике Марваз предусмотрительно отказался - а потом домяукались, видно, до соглашения - не иначе как преступного и обманного! - и повели Марваза к воротам в ханьский квартал. Торчащая красными стрехами, огромная арка каиду сразу не понравилась: тьфу, а уж драконьих тварей там изваяно было несчетное количество, и все они скалили на правоверного свои кафирские зубищи. Там, среди клянчащих подаяние колодников, продавцов вертушек и бродячих фокусников, они долго толкались. Пока не наткнулись вот на этого вот ханьца, что сейчас трусцой бежит впереди, то и дело оборачиваясь и скалясь в улыбке, которая, наверное, кажется ему доброжелательной.

   А время уже, между прочим, приближается к полудню. А ведь он, Марваз, хотел сходить сегодня в баню - позавчера мылся, шутка ли сказать. Но не сходил. Ибо попался на глаза Сейиду. Господин нерегиль как раз заканчивал какой-то разговор с кивающим дымной бородкой молодым маридом, а Марваз беспечно шел мимо с тюком свежей одежды.

   - Мне нужно зеркало, Марваз, - сказал Сейид.

   В Хире, как известно, нет караван-сараев и постоялых дворов - в землях Бану Худ, так же, как и в Хорасане, за прием путников отвечает амиль города, расселяя путешественников по домам горожан. Именно поэтому их определили на постой в большом пустующем доме на краю кладбища: с гвардейским отрядом от самых оазисов Лива шло маридское ополчение, а местные побаивались маридов. Непонятно, правда, с чего: джинны как джинны, правоверные, обликом не особо страшные, если уж на то пошло. Ну, да, днем они предпочитали спать по колодцам, а ночью догоняли - с приятным уху посвистом, стелющимися огоньками они возникали вокруг лагеря, и разбегались по камням: кто ящеркой, кто змейкой, а кто и в человеческом облике к костру присаживался.