Ксения Медведевич - Мне отмщение

• Название: Мне отмщение
• Автор: Ксения Медведевич
• Жанр: Фэнтези

Вторая часть романа "Золотая богиня аль-Лат".

Умный и образованный халиф аль-Мамун полагает, что может справиться с терзающими страну налетчиками - нужно лишь перебросить армию на карматское побережье. Страж Престола полагает, что халиф ошибается. Тарик знает: карматов не одолеть - ибо им покровительствует могущественный злой дух. Богиню аль-Лат невозможно победить.

Никому. Ни человеку, ни сумеречнику. Однако халиф отдал приказ избавить страну от карматской угрозы, и Тарик не может ослушаться. Ему приказали сделать невозможное, и он повинуется. Нерегиль отправляется в пустыню - туда, где родилась вера аш-Шарийа. Прежде в стойбищах бедуинов и оазисах властвовали Сестры разъяренной богини - Манат, владычица воздаяния, и Узза, госпожа женщин и их луны. Теперь Сестры отступили в сумерки, но сила их по-прежнему огромна.

Тарик решается попросить богинь о помощи - за плату, естественно, боги ничего не делают бескорыстно. Ему удается заключить сделку, которая поначалу кажется совсем необременительной. Однако со временем Страж понимает, что, скорее всего, не выберется из бедуинской пустыни живым. Ибо боги ничего не забывают. И никогда не отказываются от мести.

---

   Чтобы понять, что происходит и почему орут, Салману пришлось раздать пару плюх.

   Никаких карматов, конечно, никто не видел. Зато пожаром в сухой траве бежала весть: идут гвардейцы, везут катибов. Точнее, уже привезли. Пришли большой силой в главное кочевье - его разбили у оазисов Лива, как всегда в это время года. До того, как нагрянуть к мутайр, сборщики податей уже прошлись через пальмовые рощи Лива - и собрали там многое. Не только финики. И вроде как "погостили" у кальб - целый караван с данью отправили на юг. Теперь вот стервятники двинули на север - за корабельной податью.

   - Откуда катиб? - хмуро поинтересовался Салман у мальчишки. - Из Бадра?

   Тот показал белые целые зубы:

   - Из Хайбара, о шейх!

   Оставалось лишь сплюнуть. Сборщики налогов приходили поочередно: сначала из Медины. Потом из Бадра. А два года назад в Хайбаре открыли таможню - вроде как для торговли с племенами таглиб, а на самом деле с карматами, об этом каждая собака в кочевьях знала. Сборщики полезли и оттуда. Ну и раз в год наведывались карматы - это за данью. Остальные два или три раза в год они приходили за заложниками и проводниками. Ну и за фуражом для идущих на север отрядов.

   - Много взяли уже?

   Парнишка поник нечесаной головой:

   - Палатки обыскивают, о шейх. Говорят, на строительство флота по динару с шатра нужно собрать...

   - По динару?!..

   - По динару, о шейх! Еще говорят, что в этом году динар стоит не двадцать дирхам, а тридцать...

   - Так...

   - Сказали, что им плевать, что из Бадра уже приходили. Либо скотиной возьмут, сказали, либо людьми. За девственницу они согласны дать пять динаров. За молодую девушку три. За юношу - тоже три, - бойко тараторил паренек.

   - Ну и?..

   - Старых невольников они не берут! Молодых набрали, но пока мало. Жребий будем кидать, о шейх...

   - Так...

   А ведь он еще не платил карматам...

   И вдруг:

   - Это вранье.

   Зачем-то он обернулся на этот хриплый, но все равно нечеловеческий голос.

   Сумеречник смотрел в землю и вертел в руках хворостину.

   - Я тя спрашивал, что ль? - мрачно поинтересовался Салман.

   На самийа хмуро поглядывали. Сумеречник, не обращая внимания на злые шепотки и ропот, упрямо повторил:

   - Я говорю, что это вранье. Нет такого курса, чтобы динар стоил тридцать.

   - А ты почем знаешь?

   Вот зря он ввязался в этот спор. Но теперь-то что делать? Пришлось развернуться и подойти поближе.

   Самийа по-прежнему глядел в землю:

   - Корабельную подать уже собирали - зимой. И ее размер - не динар с шатра. А серебряный дирхем с очага. И еще. Ты ашшарит?

   Вот это совсем хорошо - сумеречник спрашивает Салмана ибн Самира о его родстве!

   - Да ты кто такой?..

   - Вы - верующие ашшариты? Или язычники?

   - Да как ты...

   - Если вы - верующие, то никто не может забрать и продать ваших людей - ни в счет подати, ни в счет долга. Это против закона.

   Разбитая морда злобно скривилась. Салману почему-то полезла в голову мысль: надо же, как у него силы есть на ногах держаться, человека так отмутузь - он неделю не встанет...

   - А тебе почем знать? - встрял в разговор сын Мустафы, Мутазз.

   Ну хоть кто-то умный нашелся...

   - И последнее, - мрачно процедил самийа. - В Хайбаре всего сто пятьдесят гвардейских копий. И каждое из них должно находиться на своем месте - граница. А вы говорите, что в кочевье пришло пятьдесят всадников в полном вооружении. Треть хайбарского гарнизона в трех фарсахах от Хайбара? Собирают подать? Такого не может быть, потому что этого не может быть никогда.

   - Так, - строго сказал Салман ибн Самир. - Ты нам голову не морочь. Хочешь чего сказать - говори враз, четко и по существу. Ну?..

   Самийа сплюнул темной от крови слюной и пробурчал:

   - Да пожалуйста. Я хочу сказать, что те, кто сейчас разоряет ваше кочевье, такие же халифские гвардейцы и катибы, как я - ятрибский имам.

   Салман ибн Самир сурово кивнул:

   - Едем. Посмотрим, сколько в твоих словах правды, о бедствие из бедствий.

   Расползавшиеся среди каменистых холмов шатры быстро погружались на дно ночи - пустыня уходила во тьму, словно и не горело только что красным небо на западе. За спиной над изломанным горизонтом еще тлело розовато-желтое, но тени всадников уже растекались чернилами.

   В становище орали, голосили и жгли факелы. И костры. Над кострами вились высокие, остро пахнущие мясом дымы. Ревели от смертного ужаса верблюды.

   - Эти незаконнорожденные режут наш скот... - тихо пробормотал Мутазз, сжимая в кулаке плеть.

   Шейх мрачно харкнул, как рыкнул, и ткнул верблюда палкой. Тот, вихляясь, зашагал вниз по склону.

   ...Навстречу бежала целая толпа стонущих женщин. Паруся покрывалами, они семенили, переваливаясь, словно потешные нелетучие черно-белые птицы, которых Тарегово племя часто видело во льдах крайнего юга. Правда, среди топочущих фигур не мелькало белое - на них шла стая совершенно черных пингвинов.

   - О шейх! О шейх! Они выкинули всех из твоего шатра, оооо!..

   Тарег скользнул вниз с крупа Мутаззовой лошади. Тот, конечно, ничего не заметил.

   Говорите, исправить содеянное, миледи? Да запросто...

   ...Шатер Салмана ибн Самира легко было узнать - именно там орала главная толпа. Бедуины что-то выменивали, совали в руки, пихали и волокли за локти верещащих детей. Ржали, вздергивали головы лошади. Палили высокие, щедрые - чужой ведь хворост - костры.

   Толстый добротный тент бился под порывами ночного ветра, тканые узоры рябили в мельтешащих отблесках пламени, свет рассекали тени. Сидевший у растянутого полотнища человек кивал высокой чалмой. Растопыренная в локтях, большеголовая тень уродливо расползалась по втягивающемуся, хлопающему под порывами занавесу.

   Под ногами хрустел щебень.

   Вокруг чалмоносного стояли - шестеро в хороших атласных халатах. Не в панцирях. Судя по мятым частым складкам, даже кольчуг под роскошную блесткую ткань они не поддели. Даже шлемами не озаботились - так, кожаные колпаки, обмотанные от пекущего солнца тканью. Стояли вольно, блестели зубами в улыбках, поигрывали пальцами по рукоятям сабель. Двое опирались на длинные рубящие копья. Айяры, не гвардейцы.

   И знамени - нет. Ничего нет - ни вымпела-рийа. Ни обычной при катибах прислуги - столик стоял, на столике ларец. И все. Но не было ни абаки, ни обычного сундука с бумагой, ни ящичков для чернил, ни чернильниц или каламов - ничего. Ни мальчишки, присыпающего песком свитки и плавящего сургуч, ни чтеца, ни писаря. А зачем, в самом-то деле, бедуины все равно ни читать, ни считать не умеют...

   Предводитель сборщиков возвышался над гомоном - под ним топталась и кивала мордой высоченная коняга явно не ашшаритских кровей. Рядом, круп к крупу, держались еще двое - на хороших кохейланах в чеканных дорогущих налобниках. Кони всхрапывали, пускали с мундштуков пену, мотали пышными алыми кистями на трензелях. На выпуклых маленьких щитах медно отблескивало пламя костров. Все трое при длинных копьях - остро торчали парные гвозди вверху древка, трехгранные лезвия лоснились свежей смазкой.

   Справа, видно, у шатров жен, над углями вертели жалко распяленную тушку козы. Вокруг угольев - там уже курился паром котел - склонялись и откидывали края покрывал женщины. Вокруг на корточках сидели и расслабленно болтали еще пятеро вооруженных чужаков. В халатах поплоше, в грязноватых черно-белых куфиях. Таглиб? Скорее всего, тоже айары. Эти были при джамбиях, копья небрежно полулежали на коновязи. На вооруженных мужчин восхищенно таращилась рваная полуголая детвора. Ну и на пятерых хороших гнедых они тоже заглядывались и радостно голосили, подлезая коням под брюхо.

   Здоровенный вороной под главарем поддал задом и развернул тушу - толпа с придушенным визгом рванула в стороны, раздаваясь.

   - Прочь, прочь, сыны шакалов! - разевая рот под пышными черными усами, пророкотал айяр.

   Поднял копье, потряс. Кругом послышались причитания женщин.

   С боков коняги длинно свисали ножищи в пыльных сандалиях - айяр сидел в седле без стремян. Эти вояки приехали к бедуинам по-бедуински - в невысоких седлах под тонкими попонками. А чего им снаряжаться, в самом-то деле? В стойбищах хорошей стали отродясь не водилось. Легким бедуинским дротиком и поцарапать-то сложно, особенно сквозь плотный гладкий атлас - соскользнет, не пробьет ткань. Ну, это если с ближнего расстояния не ткнуть. Но на ближнее расстояние бедуины не подходят - трусят. Как шакалы...

   Здоровенный полог-гата за спиной чалмоносного еще раз хлопнул. Под ногами и копытами хрустел крупный твердый песок. И щебенка. В такую жесткую землю гата не закопаешь. И вязянками хвороста не привалишь - улетит с ночными бризом, все шесты повалит. В щебень полог вбивали острыми, коваными шпильками в три пяди длиной.