Лев Хургес - Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка

• Название: Москва – Испания – Колыма. Из жизни радиста и зэка
• Автор: Лев Хургес
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-9691-0728-1

Автор этих воспоминаний, Лев Лазаревич Хургес (1910, Москва – 1988, Грозный), был человеком своего времени: технарем, романтиком, послушным слугой революции. В 14 лет его поразила первая и всепоглощающая, на всю жизнь, «любовь» – страсть к радиоделу, любовь, которая со временем перешла и в «законный брак», став профессией. Эта любовь завела его далеко – сначала, в 1936 году, в Испанию, где он, радист-интернационалист, храбро воевал на стороне республиканцев, и уже в 1937 году – в ГУЛАГ. Львиную долю своего 8-летнего срока он отмотал на Колыме. Между романтизмом Испании и соцреализмом Колымы – тысячи связующих нитей: взаимная слежка, взаимный страх доносительства, взаимные предательства, весь тотальный бесчеловечный советский социум. Читать эти воспоминания интересно и легко: в них и история, и люди, и мужественная борьба за выживание и за достоинство человека в нечеловеческих условиях, и озорной блеск в вечно юношеских и влюбленных глазах.

---

Теперь, пожалуй, в качестве анекдота, можно рассказать, как мой отец пострадал за «генеральную линию партии». У отца совершенно износилось пальто. В те времена продукты стоили дешево, а одежда очень дорого – сильно «разошлись» так называемые «ножницы Троцкого»[39]. Так, пара хромовых сапог шла в одну цену с коровой, так что покупка пальто для отца, на зарплату которого в 75–80 рублей в месяц жила семья из пяти человек, была проблемой почти неразрешимой. Короче говоря, год-два строжайшей экономии на всем, чем только можно, и отец щеголяет в новом «бобриковом»[40] пальто (сейчас из такого материала делают только самую грубую спецодежду).

А дело было в 1926 году, в самый разгар троцкистской оппозиции. Троцкисты тогда в Москве развернули кипучую деятельность: например, известная брошюра Троцкого «Уроки Октября»[41] раздавалась троцкистскими функционерами на улицах Москвы бесплатно, всем желающим. И вот как-то непогожим осенним днем является отец домой без шапки, весь в синяках, прихрамывая, одна рука на перевязи, а от нового пальто остались одни клочья. Оказалось, что, проходя по бывшей Никитской улице (ныне улица Герцена), он случайно попал на троцкисткий митинг в садике около Консерватории. Дернул же его черт подойти послушать, о чем они там говорят! Кто-то из троцкистских активистов встречал отца в штабе Фрунзе и заорал во всю глотку, указывая на отца: «Я его знаю! Это чекистский шпион, лазутчик Фрунзе! Бейте его!» Этого оказалось достаточно, чтобы отца повал или в грязь и начали избивать. Когда его вызволила прибывшая с некоторым опозданием милиция, отец уже был в состоянии, в котором и появился дома. После этого инцидента пришлось отцу надеть старое пальто, а оппозиционные митинги он уже больше не посещал.

Умер отец от воспаления легких в 1938 году в Москве.

МОСКОВСКАЯ ЮНОСТЬ

Начало радиолюбительской деятельности. – Биржа труда и «Профрадио». – Установка антенн на крышах. – Э. Т. Кренкель. – Центральная секция коротких волн Общества друзей радио и первый позывной. – Сердечный припадок Г. А. Левина. – На механическом заводе: горизонтальная подача фрезы. – Радиозавод им. Красина: художественное метание ножей в дверь. – Радиозавод «Мосэлектрик». – Радиостанции Замоскворецкой секции любителей коротких волн и Центрального дома Красной Армии им. М. В. Фрунзе. – Радиоигры ОГПУ. – Поступление в Институт связи. – Подвиг «Сибирякова». – Предложение Кренкеля и Шмидта плыть на «Челюскине». – Предложение Мутных ехать на Кавказ в Азау. – Валя Бабкина. – Азау. – «Кругозор» и Витя Корзун. – «Кавалерийский полк металлистов». – Верхом в Теченекли и обратно. – Кавказские Минеральные Воды. – Возвращение в Москву.

1

Мне исполнилось 14 лет, когда в СССР началось бурное развитие радиолюбительства. Это увлечение охватывало людей разного возраста и разных профессий. Пожилой бухгалтер, почтенный отец семейства, после трудового дня с увлечением собирал в радиокружке детекторный приемник, страстно защищая особенности своей конструкции перед серьезнейшим оппонентом – двенадцатилетним пионером.

С благодарностью вспоминаю нашего школьного учителя физики К. Ф. Розова, воспитавшего во мне интерес к радиолюбительству. Он умел в доступной форме объяснять многие сложные явления в радиотехнике и провел с нами не один вечер после занятий.

Самой сложной проблемой были радиодетали: сколько раз мне приходилось топать пешком от Маросейки до Даниловского рынка (это из школы домой примерно 5–6 км), чтобы на эти сэкономленные трамвайные деньги купить на Петровке, в магазине ловкого радиодельца Шаурова, кристалл галенита для детектора. Но чтобы доделать детекторный приемник, нужно было достать телефонный наушник. Эту покупку мог себе позволить только очень состоятельный человек, ибо пара радионаушников в магазине Шаурова (да и в государственной «Радиопередаче») стоила примерно как корова. Даже за несколько лет хождения пешком я не смог бы накопить на наушники. Эта проблема стояла не только передо мной. Единственным источником снабжения незаможных[42] радиолюбителей телефонными трубками служили телефоны-автоматы. Недаром досужие куплетисты того времени пели: «Стали наши жители радиолюбители, – без ножа зарезали, телефон отрезали!» Не помогали ни цепи, которыми телефонные трубки автоматов приковывались к стене, ни усиленная охрана помещений с телефонами – радиолюбители шли на все, но трубки добывали. В конце концов трубка оказалась и у меня – это стоило мне всего нескольких минут страха. Зато когда в собственноручно изготовленном приемнике я впервые услышал голос диктора радиостанции имени Коминтерна, выбор был сделан окончательно и бесповоротно: никакой другой специальности, кроме радиотехники, для меня уже не существовало.

Нужны были радиодетали: провода, конденсаторы и прочее, – и чтобы заработать денег на них, после занятий я аккомпанирую в школе на рояле бальные танцы (тут мои клиенты – старшеклассники эксплуатировали меня нещадно: за пять часов почти непрерывной игры я получал пятьдесят копеек). Иногда рисовал на Ильинском бульваре портреты случайных клиентов по двадцать копеек штука. Правда, этот бизнес однажды кончился для меня плачевно: рисуя очередной портрет, вдруг чувствую, что чья-то знакомая рука поднимает меня за уши, оборачиваюсь – отец. Досталось мне крепко, но на конденсатор переменной емкости заработать на портретах все же удалось.

Тогдашняя система образования предусматривала после окончания «общего» семилетнего образования последующее двухлетнее обучение на так называемых «спецкурсах», где, наряду с общеобразовательными предметами по курсу девятилетки, преподавали и трудовые специальности.

По окончании в 1925 году школы-семилетки, я поступил на спецкурсы связи – несмотря на то что на занятия приходилось ехать на трамвае чуть ли не через весь город. Тайком от родителей и безо всякого оформления, я ходил по утрам, до школы, работать к частному хозяину, в одну липовую мыловаренную артель, где с 8 до 12 часов, за 50 копеек в день, заворачивал в этикетки туалетное мыло. Ничего, что брюки с бахромой, что ботинки просят каши и что рубашка в заплатах, – зато я смог купить радиолампу-«микрушку» и даже репродуктор-«лилипут»[43].

На домашнюю учебу времени оставалось совсем мало, преимущественно с 8 до 11 вечера, после 11 надо слушать дальние радиостанции. Наконец, школа окончена. Получил свидетельство об окончании средней школы (девятилетки) и квалификацию телеграфиста по аппаратам «Клопфер» и «Юз». Надо сказать, что знания на спецкурсах мы получили весьма основательные: прилично изучили элементарную электротехнику, принимали на слух и передавали на ключе по азбуке Морзе до 100 знаков в минуту.

В общем мы могли смело пополнить собой многочисленные ряды безработных подростков на бирже труда в Рахмановском переулке (так называемый «Рахмановский траст»), что и сделали немедленно по окончании школы.

Для современной молодежи само слово безработица звучит совершенно отвлеченно, как бы взятым напрокат из газетной рубрики «Зарубежная жизнь». Для моего и более старших поколений безработица было реальным фактом. Громадный двор биржи труда, где безо всяких надежд на получение какой-либо работы слонялись сотни и сотни здоровых и не очень здоровых людей, живущих либо на скудное (рублей 15 в месяц) пособие по безработице, либо отрывающих от своих детей и ближних часть зарплаты работающего члена семьи. Надо было видеть, что творилось, когда на дворе биржи появлялся экспедитор с железной дороги, чтобы взять на срочную разгрузку вагонов несколько десятков человек: никакими силами невозможно было навести хоть какое-либо подобие порядка. Люди, озверев, давили друг друга, лишь бы попасть в бригаду счастливчиков, получивших на пару дней тяжелую физическую работу.

Зачастую после такого набора «скорая помощь» забирала почти такое же количество людей, пострадавших в свалке. Для молодежи положение было и вовсе безвыходным: шансов на получение работы у нас совсем не было. Участвовать в свалках мы не могли, да нас и не взяли бы грузчиками, но и мозолить своим унылым видом глаза родным дома тоже не хотелось, вот мы и ходили на эту проклятую биржу со слабой надеждой на какую-нибудь счастливую сверхслучайность. В первую очередь на работу направляли членов профсоюза (их на бирже труда было множество). Получался порочный круг: членами профсоюза мы быть не могли, потому что до этого нигде по найму не работали, а на работу нас не направляли, потому что мы не были членами профсоюза. Была, правда, так называемая «броня подростков» (то есть на работу в качестве учеников брали вне очереди некоторый процент подростков), но она была ничтожно мала и распределялась по каким-то особым каналам, поэтому рассчитывать на нее не приходилось.