Юрий Сушко - Самая лучшая сказка Леонида Филатова

• Название: Самая лучшая сказка Леонида Филатова
• Автор: Юрий Сушко
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-53756-3

Застенчивый и независимый, проницательный и очень-очень ранимый.

Таким запомнился Леонид Филатов миллионам телезрителей, любителям театра и читателям. Необыкновенно одаренный человек, он – воплощение совести, блестящий актер, автор множества литературных произведений, любящий муж и заботливый отец. В этой замечательной книге подробно описаны неизвестные страницы жизни любимого актера. Прочитав этот литературный памятник Леониду Филатову, хочется произнести тихо и предельно искренне: «Да здравствует жизнь, да здравствует любовь».

---

Однако, положа руку на сердце, признаем: чаще Шацкой доставались-таки безымянные героини второго плана – певичка в ресторане («Час пик»), дама в «Жизни Галилея», молодая проститутка в «Добром человеке из Сезуана»…

«Я просто от природы невезучая, – объясняла Нина Сергеевна – … Меня Бог не наградил одним качеством, которым должны обладать все артисты, – честолюбием… Я – человек очень ленивый, и могу добиться только того, чего очень захочу…»

* * *

Первые годы на Таганке и самому Филатову особой радости не доставляли – стоящих работ было маловато, раз-два и обчелся. Поначалу молодому актеру доверяли главным образом эпизодические роли. То Янека Боженецкого в «Часе пик», то помощника Галилея Федерцони, то Егора Ивановича («Мать» по Горькому), то Мотовилова («Пристегните ремни!»). Но все-таки он верил: «ковер покажет», и упрямо ждал, чувствуя, что способен на большее.

Никому не жаловался на не слишком ладно складывающуюся карьеру. И другим не позволял. Сокурсница Таня Сидоренко, тоже попавшая на Таганку, вспоминала, что тех, кто начинал скулить, Филатов обычно обрывал резким тоном: «В первую очередь в этом виноват ты сам. Либо добивайся чего-то, либо уходи из профессии». Но если вдруг с этим человеком случалось несчастье – всегда вставал на его сторону. Понимая, что сильнее, что талантливее…

«Большой работы не было, оставалась масса незаполненного времени, – вспоминал он, – и я продолжал писать по-прежнему. Видимо, я заполнял этим какой-то вакуум, пытался компенсировать какую-то актерскую зависимость чем-то своим, своевольным. Мне было интересно, но я мог бы без этого обойтись, чего не могут про себя сказать многие пишущие люди…»

Он прекрасно понимал, что на Таганке его ждет бесславие. Проработав на подхвате года полтора, собрался бежать. Тут-то, в часы сомнений и раздумий, подметило перспективного актера зоркое и плотоядное око другого великого мастера – Аркадия Исааковича Райкина. Плюс еще сын Костя, который тоже учился в «Щуке», подлил масла в огонь, все уши прожужжал отцу, что классный актер Филатов, пропадающий на вторых ролях у Любимова, пишет, ко всему прочему, очень интересные тексты – и поэтические, и драматические. Словом, у него есть все то, что тебе нужно. Бери с потрохами!

Будучи в Москве, мастер через сына передал великодушное приглашение Леониду заглянуть вечерком в гости. Трепещущий Филатов оделся в лучшее, пришел. У Райкина за столом сидели его старинные приятели – Леонид Лиходеев, Лев Кассиль, корифеи отечественной словесности. «Меня усадили, дали чего-то выпить, – вспоминал Филатов. –  Я рта раскрыть не могу. Мальчишка из Ашхабада – а напротив три классика. Райкин милостиво улыбался, потом взял меня за руку и повел в кабинет…»

Стали беседовать. Цепко держа своего юного гостя почему-то за пульс, Аркадий Исаакович предложил ему перейти в свой театр. Обещал квартиру, освобождение от воинской повинности, скорые зарубежные гастроли – в Англию, Германию, Японию, весной в Польшу. «Будешь и играть, и писать, и делать, что хочешь», – как хитрый змей, как коварный Мефистофель, искушал Райкин. Однако Филатов все же набрался наглости и, пока его не оставили окончательно силы, пролепетал: «Я должен подумать, взять тайм-аут». «Возьмите, – как-то разочарованно произнес Аркадий Райкин. – Два дня, но больше думать нельзя».

Но «хорошенько поразмыслив, я понял: двух солнц не бывает. Райкин был чистопородным гением. Он на сцене – рядом никого нет, все остальные на подхвате. У него работали прелестные артисты, но… гений есть гений…» – через два дня сделал безутешительный для себя вывод Филатов. А тут еще подлил масла в огонь однокурсник по «Щуке» Иван Дыховичный, который в то время как раз подвизался в подмастерьях у Райкина. Выслушав лихорадочный рассказ Филатова о фантастическом предложении Райкина стать заведующим литературной частью театра миниатюр, сказал как отрезал: «Ни в коем случае, я сам мажу лыжи… Ты знаешь, кто от него уходит?!. Миша Жванецкий, Рома Карцев и Витя Ильченко. Ты хочешь заменить всех троих?..»

Слава те Господи, хоть не самому Райкину в глаза пришлось отказывать. «К счастью, – крестился Филатов, – в театр позвонила его жена. Я, мямля, стал говорить, что на Таганке много работы, что я привык к Москве. Она засмеялась: «Вы так же привыкнете и к Ленинграду… Ладно, оставайтесь. Но я вас хочу предостеречь – бросайте курить. На вас же невозможно смотреть!»

Курить он, разумеется, не бросил. Но в своем театре навсегда остался, не стал искушать судьбу. А на Таганке, словно по мановению волшебной палочки, посыпались работы, одна за другой. И какие – ведущие! Автор в «Что делать?» по Чернышевскому, Пушкин (в ипостаси философа, историка, мыслителя, артиста) в «Товарищ, верь!», Сотников в «Перекрестке» (инсценировке по повестям Василя Быкова), Горацио в «Гамлете». Словом, роли обрушились, как из прохудившегося рога изобилия…

Настало время, когда Филатов даже стал увиливать от каких-то незначительных ролей, сбегая на киносъемки. «Однажды Юрий Петрович все-таки поймал меня за хвост, – сожалел актер, – и настоял, чтобы я играл крохотную рольку в спектакле «Дом на набережной». Пришлось подчиниться…»

Потом Любимов увидел в нем булгаковского Мастера. «Играть ведь его невозможно, – поначалу маялся Филатов, – это же облако духовности. Почему на сцену должен выходить актер с моими усами, носом и скулами и говорить: «Я – Мастер»? Нескромно и неловко. Вот если бы эту роль сыграл сам Юрий Петрович… А он считал, что я просто ленюсь…» Любимов же позже высказывал свою версию: «Я хотел, чтоб Филатов играл Мастера, а он как-то выжидал, потому что он считал, что это все равно не пойдет. Была какая-то внутренняя оппозиция у некоторых актеров, что это блажь и что это никто не разрешит… И некоторые актеры выжидали: принять участие или подождать, посмотреть…»

Сперва роль Мастера, молодого, мягкого и интеллигентного человека, растерявшегося под натиском грубого мира, исполнял в первых спектаклях хороший актер Дальвин Щербаков. Филатов же привнес в этот образ иную, свою индивидуальность. Его Мастер был смирившимся, безропотно принявшим свою судьбу человеком, прекрасно знавшим цену короткому земному счастью. Он воистину заслуживал покоя, который дарует и разделит с ним неистовая Маргарита. «Тот, кто любит, должен разделять судьбу того, кого любит…» – завещал Булгаков. Зрители, критики, коллеги, все без исключения отмечали, что Филатов был акварельно прозрачен в красках в новой для него страдательной позиции, тонкий, мягкий, с тревожной нотой принятия своей необратимой и роковой доли.

Герой Филатова был поэтом. По градусу, по страстному желанию говорить правду. Поэт всегда причастен к Вечности. В финале они покидали нас, осиротевших зрителей, Мастер и его Маргарита, уходя в глубину сцены, крепко держа друг друга за руки – в распростертое перед ними и нами небо, прямо к сияющим звездам, которые всегда были и всегда будут…

(Забегу чуть-чуть вперед. В самом начале нового, ХХI века группа таганских актеров (в числе которых был и Филатов) рискнула прикоснуться к «рукописям, которые не горят». Их усилиями была создана практически полная аудиоверсия бессмертного романа Михаила Булгакова – 17 часов звучания «Мастера и Маргариты»! Как сказал классик: чтобы в России при жизни стать знаменитым, надо прожить очень долго, а чтобы быть понятым, добавим, нужно жить вечно. Это удается немногим.)

Конечно, Филатов был страшно раздосадован, когда у него сорвалась роль Раскольникова в «Преступлении и наказании». Он просто не смог репетировать из-за неотложной операции на голосовых связках. «А потом показалось неловко расталкивать всех локтями, не такой я человек…» – говорил он.

От Самозванца в «Борисе Годунове» сам отказался – в самом разгаре были сказочно-заманчивые съемки «Избранных» Соловьева в далекой Колумбии. «К тому же понял, что с моим слухом роль… не спеть».

Потом, несколько позже, неожиданно прозвенел очередной тревожный звоночек. И опять-таки от медиков. На репетиции чеховской «Чайки» Филатов, выходя из лодки, смог едва переставить ногу через борт… руками. Режиссер Сергей Соловьев, увлекшийся театром, простодушно изумился: «Леня, это перебор! Тригорин не такой уж старый – сорок четыре всего». «Да при чем здесь Тригорин! – разозлился актер. – У меня самого нога не вылезает… Затекает, не пойму, что такое…» И все равно еще как минимум полгода продолжал играть в «Чайке».

Конечно, в голову время от времени лезли самые нехорошие мысли. Разномастные болячки его буквально преследовали по пятам: то язва, то вдруг проблемы с горлом, то еще какая-то зловредная ерунда привяжется. Филатов благодарил Бога и Высоцкого, который в свое время буквально вытащил его из липких, противных объятий страшной болезни – лимфоденита: «Он меня уложил в… больницу, к своим врачам и сам весь процесс курировал, и приезжал, и спрашивал: «Как?» А Филатов лежал расколотый совершенно, в мнимом параличе. Позже выяснилось, что это не паралич, но страшно было очень…