Джон Ланчестер - Рецепт наслаждения

• Название: Рецепт наслаждения
• Автор: Джон Ланчестер
• Издательство: Ред Фиш, ТИД Амфора
• Жанр: Боевик
• Год: 2005
• ISBN: 5-483-00050-1

Тарквиний Уино, рафинированный интеллектуал и сноб, зубоскал и сибарит, побрившись наголо и вооружившись руководством по шпионажу, отправляется из Англии в Прованс, который считает своей духовной родиной. Он знакомит читателя со своей жизнью, историей искусства, извечными страстями человеческими через изысканные меню, соответствующие различным временам года. Постепенно в книге появляется детективная линия, а вдохновенный кулинар превращается в талантливого отравителя…

---

Кернивальская церковь недостойна своего монументального портала. Пропорции немного неверны. Острый угол крыши и прямоугольная массивность стен не в силах общими усилиями бросить вызов земному притяжению; изваяния над окнами с частым переплетом (сами окна будто придавлены тяжестью крутого карниза) не достигают уровня ветхозаветного повествования, которое мы уже обсудили, отчасти потому, что не связаны сюжетом — это всего лишь череда персонажей Нового Завета (по суме для сбора податей можно узнать Матфея, кистям и краскам — Луку). «Камень более всего похож на камень, когда ему не удается принять форму чего-либо еще», — как-то заметил Бартоломью à propos[134] намертво застывших одежд этих статуй. Короче говоря, этих изваяний рука мастера и не касалась. Умер он, уволили его, наскучила ли ему работа или он просто ушел, взяв холщовую сумку с инструментами, своего осла, отправился в путь, потрепав по шее привыкшего к нему хозяйского сторожевого пса, и украдкой, не прощаясь, ускользнул прочь, под огромную перевернутую чашу бретонской ночи? Моему собственному искусству, также полному прощаний и лакун, эта тайна очень созвучна.

Мне не хотелось на этот раз входить в церковь. Сегодня утром, не в силах решить, какой из своих многочисленных париков надеть, я припозднился и выбрал уже в спешке простую мягкую фетровую шляпу угольно-серого цвета. Потрепанный, элегантно-повседневный головной убор — такого рода предметы носили некогда в так называемых илингских комедиях — теперь покоился на моем гладко выбритом черепе, и шершавый фетр не без приятности покалывал прохладную кожу. Войдя же в церковь, я буду вынужден совершить акт уважительного обнажения головы, о чем, естественно, и речи быть не могло. Кроме того, они отправились туда раньше меня и должны выйти с минуты на минуту. В любом случае, интерьер церкви никакого особого интереса не представляет, если не считать почти абстрактных гобеленов, изображающих победу какого-то графа в какой-то битве, а также чрезмерно разукрашенного алтаря, укрытого отвратительным современным покровом с ханжески-нравоучительной вышивкой — агнцы, возлежащие рядом со львами, мечи, перековываемые на орала, и так далее. С пространственной точки зрения, внутреннее помещение церкви обладает теми же дефектами пропорции, что и внешняя ее часть. («Ну да, именно так, а то как же?» — любил повторять мой брат, нередко к месту, но с загадочной регулярностью.) Архитектор явно не имел представления об элементарных канонах. Лично я почерпнул все, что мне нужно было знать о законах пропорции, из формулы сухого мартини. (Добавив луковку, превратим этот мартини в гибсон. Названия коктейлей многочисленны, как звания в руританской армии). Правило гласит, основной ингредиент — джин, второстепенный — вермут, и завершающий аккорд — ломтик лимона, оливка. Это — закон соразмерности и ритма, лежащий в основе всех видов пластического искусства, от составления коктейлей и кулинарии до архитектуры, скульптуры, керамики и моделирования одежды. Не забудьте, от кого вы впервые это услышали!

Неразумно было и дальше стоять в воротах. Я решил прерваться на обед. Через дорогу находился отель, возле которого шесть столиков выбросили вверх свои украшенные рекламой зонтики, похожие на огромные грибы-мутанты, выглянувшие из земли под лучами теплого июльского солнца. {Одним из удовольствий цивилизованного путешествия является выявление мест, где предполагается пообедать. «Aral — говоришь сам себе. — Вот где утолю я голод и жажду») Направлясь туда, я увернулся от асматичного «мерседеса», его водитель (которому, возможно, недолго уже осталось жить на этом свете) объезжал площадь не с той стороны, а его ненатурально-светловолосая жена хмуро уставилась в guide vert.[135]

Бывает, что к французской кухне относятся с излишней сентиментальностью. В высшем своем проявлении она, бесспорно, не просто склонна к крайностям, но в основном из них и состоит. Такое блюдо, как volaille truffée au beurre d'asperge à la crème de patate «Elysée Palace»,[136] существует в сферах, сумевших превзойти самые немыслимые пародии, — эти блюда есть продукт богатейшего воображения поваров. Тем не менее, во Франции существует и обычный уровень кулинарного мастерства, с которым не смогла еще сравниться ни одна известная мне страна. Это мастерство проявляется в чувственной науке обыденной жизни, использующей интеллект для получения удовольствия. Пьер и Жан-Люк, мои деревенские соседи, только тогда и говорят свободно — в исполненной чувства собственного достоинства, рубленой, точной манере инженера, склонившегося над чертежом, — когда обсуждают технические аспекты приготовления пищи, и именно Пьеру я обязан некоторыми особенностями моего гастрономического инструментария, как например, правильной техникой вымачивания рубца или сведениями о том, у каких из певчих птиц, которых сотнями истребляли братья из своих внушающих страх мушкетонов, мозг пригоден в пищу, или тем, что я знаю о связующих свойствах кроличьей крови. Миссис Уиллоуби, соседка, которая регулярно заглядывала без приглашения, чтобы воспользоваться моим бассейном, однажды заглянула без приглашения, когда мы с Пьером сливали из только что обезглавленного кролика кровь в каменный горшочек с широким горлышком (я купил его на воскресной ярмарке в Кавайоне у горшечницы, одетой в грубый хлопчатобумажный рабочий костюм). Миссис Уиллоуби пришлось забежать (и снова присутствует идея незваности) в cabinet de toilette,[137] откуда до нас донесся не допускающий двоякого толкования звук широкомасштабной рвоты.

Одним из практических следствий этого по-картезиански развитого гедонизма (я говорю о Декарте, потому что отношение французов к удовольствию — это отнюдь не эпикурейское/эстетическое отношение к себе как к единому, «цельному человеку», какое можно обнаружить на некоем идеализированном острове в южном море; скорее это продукт глубокого признания раскола между телом и разумом, оно говорит: «Да, мой разум и мое тело совершенно разъединены, так что я должен направить всю мощь моего разума на то, чтобы извлечь максимальную выгоду из обладания телом» — ничто так не показывает более полного понимания и признания дуалистической сущности человека, как идеально приготовленная poulet à l'estragon,[138] так вот, одним из следствий этого является то, что французы делают двухчасовой перерыв на обед, и их комплексные обеды зачастую очень хороши. Prix fixé[139] в отеле «Керневаль» предлагал за 75 франков широкий выбор солидных блюд буржуазной кухни — terrines, pâtés, célerie rémoulade, moules marinières, gigot d'agneau, brandade de morue,[140] стейк из конины, половину омара на филе, фрукты, сыр, crème caramel, mousse au chocolat, crème brulee.[141] Мне пришлось мягко настоять в разговоре с застенчивой, очаровательно краснеющей официанткой (по которой было очень заметно, что ее встревожил и приятно удивил мой безупречный французский), что мне нужен столик с видом на церковный двор и машины, припаркованные перед ним.

Я заказал суп из кресс-салата, морской язык на гриле и — так как в Британии не производят собственного вина, а сидр все-таки слишком по-деревенски прост для моего разгоряченного полуденного настроения — мрачноватые полбутылки «Менету-Салон» и литр минеральной воды du pays[142] (в бутылке цвета красного маяка, предназначенного для спасения потерпевших кораблекрушение с воздуха), чтобы его запивать.

Молодая пара вышла из церкви рука об руку и направилась к склепу.

Суп с кресс-салатом, удачно сервированный, обладал той преобразованно-богатой консистенцией, какой иногда удается добиться повару. Существует категория супов, достигающих такой густоты и силы, насыщенности вкуса и зачастую даже фактуры, каких от них совсем не ожидаешь, — суп с миндалем, гороховый суп, суп из любистока и т. д. Они похожи на произведения искусства (я не имею в виду работы моего брата), в которых филигранная тонкость отдельных деталей складывается в совокупную основательность, мощь производимого впечатления.

Гостиничный ресторан был уже почти полон. За соседним столиком элегантная пара (оба в кожаных штанах; судя по номеру их «БМВ», парижане; не самой первой молодости; его сумочка от Гуччи немного больше, чем ее) обсуждала, стоит или нет заказать омара. Легкая краска смущения официантки, под воздействием обшей оживленности дел, превратилась в широкий румянец во всю щеку, смягчая чисто нормандскую, характерную для блондинок, бледность ее кожи. Такой цвет лица можно заметить у девушек, которые едут из школы домой на велосипедах мимо нашего загородного дома в Норфолке.

Молодая пара перешла теперь к монументальной арке, все еще рука об руку. Они внимательно разглядывали изваяния. Говорила в основном она.

Морской язык, как мне кажется, — рыба, не получившая достойного признания. Однако она значительно ближе по качеству к своей кузине, дуврской камбале, чем это допускает общепринятая житейская премудрость, — хотя безупречная свежесть данного представителя этого вида была сведена на нет погрешностями при обработке в гриле. На гарнир был превосходный frites;[143] после подали неплохой зеленый салат. Облака, которые все утро стремительно бежали по небу, теперь начали сгущаться и отбрасывать прохладные тени по пять — десять минут подряд. Придумывать, на что похожи облака, бывало любимым занятием моей матери, когда у нее случался очередной приступ желания стать Лучшей Мамой На Свете. Смотри, лошадка. Гляди, антилопа. А вон loup garou.[144] Loup de mer.[145] Sale voyeuf.[146] Hypocrite lecteur.[147]