Анна Мурадова - Беглая книга

• Название: Беглая книга
• Автор: Анна Мурадова
• Жанр: Детективная фантастика

Одна-единственная книга неожиданно объединила французского священника XVIII столетия, немецкого офицера и русского солдата времен Второй мировой войны, московских и питерских студентов начала XXI века. Эту книгу похищали, теряли и находили, из-за нее совершались кражи и убийства, до тех пор, пока она не попала в руки к тому, кого искала сама. «Беглая книга» стоит на перекрестке жанров: в ней есть немного от фантастики, и от детективно-приключенческого романа, а кое-где проскальзывают живые зарисовки современной жизни.

«..."Беглая книга" — одно из редких в нашей фантастике произведений, на страницах которых можно не только узнать о приключениях героев, об их душевных борениях и жизненных неурядицах, но и получить некую весьма любопытную информацию общекультурного плана. Например, познакомиться с мотивами (вполне здравыми, между прочим), которые заставили в свое время официальную Церковь осудить перевод Книги на бретонский. Кроме того, автор неплохо разбирается в жизни московской "кельтанутой" тусовки — собственно, представители этой субкультуры и должны стать главными читателями "Беглой книги"...» (Василий Владимирский)

---

…На въезде в лесок шофер притормозил, высматривая что-то впереди: Пауль привстал и попытался разглядеть помеху на затененном участке дороги. После яркого солнца здесь было темновато. Одновременно со звуком неожиданно прогремевшего выстрела шофер резко пригнул голову к рулю и стал медленно заваливаться на бок. Треберн тоже пригнулся и вжался в сиденье. Полковник прикрикнул на шофера, но тот продолжал сползать. Справа, с насыпи послышался хруст веток. Пауль еще не сообразил, что же произошло, потому что произошло все быстрее, чем он это потом вспоминал. Полковник схватился за пистолет. Только тогда Пауль заметил выбежавших с из-за кустарника на придорожной насыпи людей. Двое из них уже подскочили к автомобилю. Инстинктивно подражая полковнику, Пауль тоже попытался выхватить пистолет, но даже дотронуться до него не успел. Последнее, что он слышал перед тем, как его буквально вышибли из машины, было «Осторожно! Полковника нужно взять живым!». Кричали по-французски.

…Пауль очнулся от того, что кто-то брызгал холодной водой ему в лицо. Открыв глаза, он понял, что никто не брызгал в него водой, просто вечерело, серые тучи затянули небо и шел дождь. Он так и валялся на дороге в лесу. По этой дороге, видимо ходили и ездили редко.

«Треберн — предатель» — подумал Пауль. Голова у него раскалывалась. Он попробовал приподняться, но от первого же усилия по всему черепу распространилась такая боль, что перед глазами снова возникла черная пелена. Когда Пауль пришел в себя окончательно, он сначала с огромным трудом перекатился на правый бок, потом, отталкиваясь руками от земли медленно приподнялся и сел. Тут же голова закружилась, перед глазами побежали разноцветные круги, и Пауля неожиданно стошнило.

Дождь усиливался. Каждая капля, падающая на голову, болезненно отдавалась чуть ли во всем теле. Пауль осмотрел себя. Ни форменной куртки, ни оружия. Бережно прикоснувшись к затылку, он почувствовал на волосах теплую и липкую жидкость. Потом тупо рассматривал окровавленные пальцы. Мысли приходили медленно-медленно и застревали в голове подолгу. Болело все лицо — его выкинули из машины мощным ударом в челюсть. Что там с зубами — неизвестно. Попробовал ощупать их языком, но и эти движения давались с трудом. Боль была повсюду и распознать, откуда она шла, возможности не было. Хорошо еще, что добивать его не стали: то ли очень спешили, то ли патроны экономили. Им нужен был полковник и его автомобиль. Ну и оружие, конечно же. Кто они были-то хоть? И какая сволочь этот Треберн! Не убий, называется!

Какое-то время Пауль совсем не мог думать, его снова стало тошнить. Потом, слегка придя в себя и вытерев губы мокрым рукавом, он снова задумался. Черт с ним с Треберном и с нападавшими. Главное — это то, что он, Пауль, кажется, жив, но возможно, это временно. На него пожалели патронов именно потому, что он, падая, как следует размозжил голову о камень. Несколько булыжников, вроде тех, из которых здесь строят деревенские дома, валялись поодаль на самой середине дороги. Перед ними и затормозил водитель. А этот камень, видимо, не успели сложить в общую кучу.

Да, они были правы. Раненый на пустынной дороге, которая никуда не ведет (он смотрел на карте — за лесом дорога кончается, упираясь в замок) и по которой никто не поедет, с разбитой головой — куда он денется? Сдохнет, и все. Дождь перешел в настоящий ливень. Пауль чувствовал себя так, как будто сверху кто-то направил на него струю ледяного душа. Только тут он ощутил, что вся одежда у него промокла и что сидит он в холодной грязи. Первым желанием было снова лечь в эту грязь и потихоньку ждать смерти. Потом Пауль медленно, но отчетливо осознал, что умирать ему все же не хочется. И что надо встать и идти. Куда — не важно. Можно назад. к побережью. До побережья он точно не дойдет, но, возможно, придет хоть куда-нибудь. По дороге, когда ехали на машине, им попадались редкие хутора. Значит, люди здесь есть. Все-таки не пустыня. Может, кто-нибудь его и подберет. А может и нет, но лежать и ждать смерти — хуже самой смерти.

Пауль с трудом встал на четвереньки, потом, раскачиваясь и балансируя руками, стал на колени. Голова опять закружилась, но на этот раз обошлось без черной пелены и тошноты. Еще немного и, шатаясь на негнущихся ногах, будто мертвецки пьяный, Пауль побрел по раскисшей дороге.

Время, казалось, никуда не двигалось, пространство — тоже, вокруг была одна вода. Она хлюпала под ногами, затекала за шиворот, била по разбитой голове, стояла стеной впереди, смыкалась стеной сзади, шумела и звенела вокруг. Пауль шел по воде, шел сквозь эту воду и, если бы не она, то давно упал бы на землю лицом вниз. Но и там, внизу, его ждала холодная вода, которая пенилась и пузырилась под ногами. Пауля трясло, зубы его стучали и — совершенно не к месту — он вспомнил, как Треберн, (которого теперь Пауль ругал всеми бранными словами, которые вообще знал), сидя за чашкой кофе. под мерное тиканье часов и треск поленьев в камине, рассказывал ему:

— …Вообще наш народ по-своему понимает устройство мира. И то, что мы нудно бубним прихожанам с церковной кафедры уже не одно столетие, в их голове переиначивается на свой лад. Вот мы пытаемся воспитывать их в страхе перед Богом, и в дидактических целях рассказываем об адских муках. Для нас эти муки скоре… м-м-м… моральная категория. Мы делаем акцент на духовной стороне дела. А для них — я имею ввиду прежде всего тех, кто родился еще в пошлом столетии, ад — это страшное царство из бабушкиных сказок. Они не мыслят абстракциями, для них нереально все, что нельзя представить в виде образа, картинки. Местные рыбаки верят, что после смерти они попадут на далекие блаженные острова, которые называют «Страной юных». А крестьяне Лесной стороны рассказывали мне, что вход в ад находится тут неподалеку — в большом топком болоте, которое так и называют «Глотка адова». Хе-хе… Они уверяли меня, что ад это, Пауль, не то, к чему Вы привыкли. Вам ведь рассказывали, скорее шутки ради, что в аду горит огонь и черти жарят грешников на сковородках? Так ведь? А у нас здесь совсем не так. Ад — болото или грязная сточная канава. Там мокро, холодно. Человек, попавший в ад, чувствует себя так, будто его посреди зимы окунули в ледяную воду и оставили на холодном ветру.

Я продрог в холодной пустыне.
Зубы дробь выбивали частую
Покрывались волосы инеем
И одежда — о я, несчастный!

— Это откуда?

— Одна старинная религиозная поэма, — улыбнулся Треберн. — По-бретонски звучит еще лучше. Вот пытаюсь перевести ее, но, к сожалению, работа двигается медленно. Так вот — хотя в местном аду есть и костры, и докрасна раскаленные стулья, на которые сажают грешников, и котлы с расплавленным оловом.которые этим беднягам заливают в глотку, но страшнее испытания холодом и сыростью мои соотечественники не знают. Все дело в нашем климате. Тот, кому хоть один раз случалось промокнуть до нитки зимой на наших дорогах, поймет, в чем дело.

Пауль начинал понимать. Инеем он еще не покрылся: до зимы было далеко и погода стояла не самая холодная даже для осени, но и этого было достаточно для того, чтобы испытывать адские муки. И самой страшной из мук был не холод, помноженный на сырость, а то, что время исчезло раз и навсегда. Казалось, Пауль шел уже несколько лет, вернее не шел, а брел, спотыкаясь и поскальзываясь, сквозь эту водяную стену и будет брести так всегда. Долгие годы, столетия и тысячелетия. Он уже готов был поверить, что жизнь его кончилась в тот момент, когда он стукнулся головой о камень и теперь его, как человека, неоднократно совершившего страшный грех убийства, определили в ад. Причем в местный. Причем именно так, как принято в военное время — без суда и следствия, без взвешивания на весах его благих и дурных поступков. Это мысль, которая в другое время показалась бы просто смешной, сейчас была для Пауля самым логичным объяснением того, что происходило с ним и вокруг него. Он даже как-то внутренне успокоился и наблюдал свои мучения вроде как со стороны: Да, моему телу холодно, моему телу больно. Ну и что. Душа-то отдельно… От этой мысли становилось даже как-то торжественно — радостно, как в детстве перед Рождеством. Казалось, что вот-вот случится что-то значительное.

— Да, Пауль, ты прав, между прочим, — сказал ему кто-то, кого невозможно было различить за пеленой дождя.

Пауль не останавливался и все шел. Вертеть головой и оглядываться ему было больно. А невидимый продолжал:

— Момент и правда торжественный. Можешь и не глядеть по сторонам, ни черта не увидишь. ауль не удивился. Скорее всего, галлюцинация. Что ж тут такого? Когда головой стукаешься, всякое может быть.

— Нет, Пауль, от удара головой о булыжник такого не бывает..

Странно. Откуда голос идет? Пауль остановился и попробовал все-таки оглядеться. Никого не увидел и побрел дальше.