Константин Шильдкрет - Розмысл царя Иоанна Грозного

• Название: Розмысл царя Иоанна Грозного
• Автор: Константин Шильдкрет
• Жанр: Альтернативная история

Роман посвящён жизни и деятельности Ивана Грозного, его борьбе за укрепление Русского централизованного государства.

---

На второй день рубленник выбрался на широкую дорогу. Вдалеке, на огромной поляне, пыхтел окутанный дымом будный стан.

Пораздумав, Василий нащупал под волчьим тулупом охотничий нож и, перекинув на левое плечо оскорд, направился к стану.

В хозяйской избе гость долго отогревался и деловито соскабливал ногтями с заросшего буйною бородою лица иней и ледяные сосульки.

Хозяин сидел в стороне и любопытно разглядывал незнакомца.

— Издалеча?

— Напрямик, отец, из материнского брюха в утробу земную.

Кудрявая и сизая, как пена прокисшего пива, бородка хозяйская колыхнулась в неслышном смехе.

— Бывалый, видать, паренёк! Умелец ответ держать!

— А покормишь — и песню сыграем!

И, усаживаясь на чурбачке:

— Поди, до города мне не малость осталось махать?

— До Венева?

— А то ж куда? Не до Мурома же!

— Рукой подать. За день трижды яз оборачиваюсь.

Понемногу они разговорились.

Узнав, что у Василия имеется изрядный запас пушнины, хозяин засуетился и достал из подполья вина.

* * *

Общинники завели с будным станом оживлённую связь. В обмен на меха хозяин давал им денег и ржи.

Чтобы быть поближе к незнакомым людям, трое рубленников подрядились в стан на работу.

По ночам, когда всё засыпало, рубленники тайком уходили к своим дозорным и подробно рассказывали обо всём, что слышали за день.

Вскоре в лесной деревушке стало известно, что веневский боярин собирается на Святках[54] с гостями в стан на охоту.

В Сочевник[55] общинники покинули свои землянки и окружили примыкающую к стану чащу.

Василий исподлобья поглядывал на жену, обряженную в меховые сапоги, волчий тулуп и высокую кунью шапку.

— Ну, прямо тебе человек, а не баба! — умилялся он. Клаша ласково улыбалась и туже стягивала повязку, охватывающую живот.

Вдалеке послышался лай. По дороге, раскинувшейся голубеющей простынёй, выросли неожиданно конные, и тут же вынырнули из-за поворота три колымаги.

Псари сдержали запушённых снегом и инеем псов.

Холопи бросились к боярам и подставили им согнутые спины свои.

Василий, зарывшись по шею в снег, наблюдал из-за сосны за прибывшими.

«Погоди, каты, похолопствуете и вы ужо!»

Едва загонщики были расставлены по местам, боярин с гостями ушёл в глубину леса.

Батожник забежал далеко вперёд. Вдруг он обо что-то споткнулся и упал лицом в сугроб. — Нишкни!

Перед носом его завертелся кулак.

— А и не духом единым!

В деревьях запутался чуть слышный посвист. Общинники выскочили из засады и бросились на загонщиков.

Холопи, увидев направленные на них луки, покорно свесили головы.

— Нас-то пошто? Мы не свои… мы господаревы…

Их связали и свалили в кучу.

Выводков впереди небольшого отряда полз по снегу к псарям.

Зачуяв чужих, псы насторожённо обнюхали воздух.

Рубленник подал сигнал. Град стрел пронзил пёсьи морды. Тишь пробудилась визгом и заливчатым лаем.

Озверелый боярин затопал ногами.

— Подать мне ловчего!

И, щёлкнув плетью, бросился в сторону стана.

Его окружили отделившиеся от сосен белые призраки.

— Не гневался бы, боярин!

Василий навалился на князя и прежде, чем тот что-либо сообразил, заткнул ему лыком рот.

В будном стане тщетно дожидались возвращения охотников. Переполошённый хозяин сам поскакал верхом в город подать весть о пригоде.

Общинники увели полоненных в свою деревушку. На поляне с их глаз сняли повязки. Низко кланяясь, к боярам подошёл Тешата.

— А не показали бы нам милость, гостюшки дорогие, не наградили бы вольницу шубами да кафтанами с княжеских плеч?

Общинники одобрительно загудели.

Заложив два пальца в рот, Василий пронзительно свистнул.

Из землянки выбежала Клаша и потянула за собою цепь. Упираясь и глухо воя, за нею шагал волчонок.

Один из рубленников потёр весело руки.

— Стосковался, серячок, по говядинке!

Бояре сбились теснее и молчали.

Выводков по-приятельски похлопал веневского вотчинника по плечу.

— Али боязно?

И, снисходительно улыбаясь, причмокнул.

— Ништо тебе, не укулеешь!

Холопей тем временем повели в общую землянку и усадили за стол.

Клаша суетилась у огня. Общинники, облизываясь, распаковывали боярскую снедь, которую не позабыли унести из колымаг.

Обряженные в росомашьи шубы, в земские ферязи и кафтаны, в шапках с собольей опушкой, сбитых ухарски набекрень, в землянку ввалились староста, казначей и два рубленника.

— Батюшки! Падай в ноги, холопи! — заревели, покатываясь от хохота, общинники.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

По обычаю, далеко от Кремля остановились кони Ряполовского. Боярин, кряхтя, вылез из колымаги и, нащупав глазами церковь Иоанна Лествичника[56], что под колоколы, трижды перекрестился.

— Дай Бог здравия гостю желанному! — раздалось неожиданно за спиной.

Симеон оглянулся и так взмахнул руками, точно собирался подняться на воздух.

— Спаси Бог князя Ондрея!

Ондрей подозрительно оглядел холопя, державшего под уздцы его аргамака, и отвёл Симеона в сторону.

— А и повстречались мы с тобой, Афанасьевич, почитай… — голос его упал до едва слышного шёпота, — у смертного одра Иоаннова.

Ряполовский просветлел.

— Выходит, что задумано в земщине, то и Богом утверждено?

Целительным зельем вошла в его совесть благая весть.

«Преставится в Бозе… сам стол очистит…» — счастливо прыгало сердце. Однако он сдержал радость и глубоко вздохнул.

— Не было бы тут, князюшко, затеи какой?

Ондрей убеждённо тряхнул головой.

— Яз, Курбской, сказываю тебе! Сам Лоренцо, басурмен- лекарь, той хвори не берётся вон изогнать.

Они прошли молча в ворота между лестницей подле Грановитой и Серединной палатами.

Стрельцы, завидя бояр, низко согнули спины.

Через тихие сени Золотой палаты князья прошли в трапезную избу, что против алтарей Спаса на Бору. Там, на широкой лавке, обитой зелёной тафтой и с собольей опушкой, сидели Симеон Ростовский и Турунтай.

При входе гостей они чопорно поднялись и, слегка кивнув, исподлобья оглядели Ряполовского.

— К царю? — тоненько выдавил Ростовский, ревниво вымеряя глазами, достаточно ли почтительный поклон отвешивает ему вотчинник.

Ряполовскому было странно слышать почти детский писк, исходивший из могучей княжеской глотки.

Он не выдержал и полушутя- полусерьёзно заметил:

— А тебя, Симеон Микитович, и сизой волос не берёт. В плечах — семь пядей, а голосок — воробьиной.

Турунтай приложил палец к шлёпающим губам.

— Негоже ныне потешаться людям русийским. И, шагнув бесшумно к двери, поманил за собою остальных.

Посреди царёва двора бояре степенно перекрестились на Преображенский собор и, чванно отставив животы, вошли в хоромы Иоанна Васильевича.

На них пахнуло густым запахом ладана, мяты, шафрана и едкой испариной.

Царь лежал на животе и, уткнувшись лицом в подушку, не передыхая, стонал.

— 3-зубы… Не можно же больше терпети… 3-з-зу-боньки!

Лекарь шаркнул ножкой, обутой в лакированную туфлю, и приложил к груди холёную руку.

— Вашему королевскому величеству поможет бальзам рыцаря Эдвин…

Иоанн незаметно высунул из-под стёганого с гривами полога ногу и ткнул лекаря в бок.

— Пшёл ты к басурменовой матери, мымра заморская!

И снова, ещё жалобнее, заныл:

— 3-зубоньки… Миколушка многомилостивой… 3-з-зубы мои!

Дьяк Висковатый припал к колену царя и всхлипнул с мучительною тоскою:

— Аль невмочь, государь мой преславной?

Иоанн поправил повязку, обмотанную вокруг его вспухшего лица, и положил руку на плечо Висковатого.

— Повыгони, Ивашенька, всех их.

Он умильно закатил глаза и, краснея, вдруг попросил по-ребячьи:

— Настасьюшку… Кликни Настасьюшку мою.

Когда пришла царица, в опочивальне никого уже не было, кроме больного.

Анастасия прильнула к жёлтой руке мужа.

— Орёл мой! Владыко мой!

Он нежно обнял её и болезненно улыбнулся.

— И пошто это так? При тебе хворь моя и не в хворь.

Осторожно сняв с точёной шеи своей крест, царица сунула его за повязку.

Холодок золота пробежал мокрицею по щеке и токающе отдался в висках.

Иоанн царапнул ногтями стену и судорожно передёрнулся.

— Помираю!.. Люди добрые, помираю!

Через слегка приоткрытую дверь вполз на четвереньках поп Евстафий.

Анастасия с надеждой бросилась к нему навстречу.

— Сдобыл?

Поп поднялся с пола и хвастливо подмигнул.

— Нам не сдобыть ли?

И, скрестив на груди руки, поклонился царёвой спине. Чуть вздрагивала раздвоенная его бородка, а губы, собранные в сладенькую трубочку, шептали пастырское благословение.