Александр Дюма - Жозеф Бальзамо. Том 1

• Название: Жозеф Бальзамо. Том 1
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: МНПП «Сеймъ»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1992
• ISBN: 5-85834-027-х (т. I); 5-85834-028-8

В авантюрном романе Александра Дюма (1849), основанном на подлинных исторических фактах, повествуется о событиях, предшествовавших Великой французской революции, о последних годах правления Людовика XV — начале царствования Людовика XVI и Марии-Антуанетты. В центре романа — образ таинственного графа Калиостро (он же — Жозеф Бальзамо), великого магистра, руководящего скрытыми силами французского общества. Это первый роман серии «Записки врача», в которую входят «Ожерелье королевы», «Анж Питу», «Графиня де Шарни».

---

И все время, пока длилась служба, я уже не могла ни читать, ни молиться. Все свои мысли, волю, душу я вкладывала во взгляды, а все взгляды устремляла к этому человеку, который, как я чувствовала, боролся за меня с Господом.

Сперва я не могла смотреть на него без страха, потом мне уже хотелось на него взглянуть, а под конец я мыслями стремилась ему навстречу. И нередко ночами, как это бывает во сне, мне чудилось, что я вижу его идущим по улице, или чувствовала, что он бродит под моим окном.

Эти переживания не укрылись от моих товарок; они донесли настоятельнице, та уведомила мою мать. За три дня до принятия мною монашеского обета в дверь моей кельи вошли единственные родные мне люди на свете: отец, мать и брат.

Они сказали, что приехали, чтобы еще раз меня обнять, но я видела, что у них другая цель; когда мы остались вдвоем с матерью, она стала меня выспрашивать. И здесь ясно видно вмешательство дьявола: вместо того чтобы во всем признаться, как мне и надлежало поступить, я упрямо отпиралась.

Тот день, когда я должна была принять постриг, прошел в неясной внутренней борьбе: я и торопила час, когда всецело посвящу себя Богу, и боялась этого, и чуяла, что, если дьявол захочет окончательно на меня посягнуть, он для своей попытки изберет этот торжественный час.

— А после первого письма, которое вы нашли у себя в нагруднике, этот странный человек больше вам не писал? — спросила принцесса.

— Ни разу, ваше высочество.

— И вы с ним ни разу за это время не говорили?

— Нет — разве что в мыслях.

— И не писали ему?

— Нет, ни разу.

— Продолжайте. Вы дошли до того дня, когда должны были принять постриг.

— В этот день, как я уже говорила вашему высочеству, должны были окончиться мои терзания, а это воистину была невообразимая пытка, хоть к ней и примешивалось какое-то странное удовольствие, но ведь душа моя оставалась христианской, и ее терзала эта неотступная мысль, терзал неотвязный, постоянно застававший меня врасплох образ, представавший мне, точно в насмешку, в те самые минуты, когда я пыталась бороться с ним, и упорно преодолевавший мое сопротивление. В иные минуты я всеми силами души желала приблизить миг святого обряда. «Когда я буду принадлежать Богу, — говорила я себе, — Бог сумеет меня защитить, как защитил от нападения разбойников». Я забывала, что Господь защитил меня от разбойников только тем, что позволил вступиться за меня этому человеку.

Наконец настал торжественный час. Я спустилась в церковь, бледная, взволнованная, но все-таки не в таком смятении, какое мучало меня в последние дни; в церкви были отец, мать, брат, соседка с виа Фраттина, та, что приезжала меня проведать, и другие наши друзья; были жители соседних деревень, потому что прошел слух о моей красоте, а красивая жертва, как известно, более угодна Богу. Началась служба.

Мне хотелось, чтобы она шла быстрей, я только об этом молилась, потому что его не было в церкви, а без него я вновь владела своей свободной волей. Священник уже обратился ко мне, указал на Христа, которому я готовилась посвятить себя, я уже простерла руки к этому единственному Спасителю, дарованному человеку, как вдруг по телу моему пробежал тот самый трепет, который всегда овладевал мною при приближении моего преследователя, и стеснение в груди подсказало мне, что он уже на пороге церкви; глаза мои, как ни силились они сохранить верность Христу, непреодолимо стремились в сторону, противоположную алтарю.

Незнакомец остановился перед кафедрой и взглянул на меня пристальней, чем когда-либо.

С этого мгновения я принадлежала ему; ни служба, ни обряд, ни молитва для меня уже не существовали.

Должно быть, мне задавали вопросы, предусмотренные по ритуалу, но я не отвечала. Помню, меня потянули за руку, и я зашаталась, словно неодушевленная вещь, которую сдвинули с места. Мне показали ножницы, на которых грозно сверкнул луч солнца, но их блеск даже не заставил меня сощуриться. Миг спустя я почувствовала на шее холод металла, ножницы щелкнули, отстригая мне прядь.

Тут мне показалось, что силы окончательно покинули меня, что душа моя, распростившись с телом, ринулась к незнакомцу, и я упала на плиты, но это было похоже скорее не на обморок, а на какой-то удивительный сон.

Я успела услышать громкий ропот, потом уже не слышала ничего, не чувствовала, не говорила. Поднялась необычайная суматоха, и обряд прервался.

Принцесса с выражением сочувствия сложила руки.

— Ужасно, не правда ли? — сказала Лоренца. — И разве можно тут сомневаться во вмешательстве врага рода человеческого?

— Берегитесь, — отвечала принцесса с ласковым сочувствием в голосе, — берегитесь, бедняжка. Боюсь, вы слишком склонны приписывать сверхъестественному вмешательству то, в чем виновна обычная слабость. Вы увидели этого человека и упали без чувств, вот и все. Ничего особенного не случилось. Продолжайте.

— Ах, ваше высочество, не говорите так! — воскликнула Лоренца. — Или хотя бы подождите, пока услышите все, и только тогда выносите суждение. Ничего сверхъестественного! — продолжала она. — Но тогда через десять минут, через четверть часа, через час я очнулась бы от обморока, ведь правда? Я побеседовала бы с сестрами, почерпнула бы у них веру и мужество.

— Разумеется, — отвечала принцесса Луиза. — А что, разве было по-другому?

— Ваше высочество, — торопливо заговорила Лоренца, понизив голос, — когда я очнулась, было темно. Уже несколько минут я чувствовала, что меня трясут за плечи. Я подняла голову, полагая, что увижу свод часовни или ставни своей кельи. Но увидела я скалы, деревья, облака. Затем я ощутила, как чье-то теплое дыхание ласково коснулось моего лица. Я подумала, что за мной ухаживает сестра-сиделка, и хотела ее поблагодарить… Ваше высочество, моя голова покоилась на груди мужчины, и мужчина этот был мой преследователь. Я взглянула на свои руки, потрогала себя, желая убедиться, что жива или, во всяком случае, не сплю. И тут у меня вырвался крик. Я была в белом. На голове у меня был венок из белых роз, как у невесты или покойницы.

Принцесса вскрикнула. Лоренца уронила голову на руки.

— На другой день, — всхлипнув, продолжала молодая женщина, — я сопоставила дни недели: была среда. Значит, три дня я лежала без сознания. Что было в эти три дня, мне неведомо.

51. ГРАФ ФЕНИКС

Обе женщины довольно долго пребывали в глубоком молчании: одна — погрузившись в скорбные раздумья, вторая — исполненная удивления, которое, впрочем, легко понять.

Принцесса Луиза заговорила первой:

— Вы никак не способствовали похищению?

— Нет, ваше высочество.

— И не знаете, как вышли из монастыря?

— Не знаю.

— Но ведь монастырь заперт, бдительно охраняется, на окнах там решетки, стены практически непреодолимы, сестра-привратница не расстается с ключами. Так заведено и у нас, и тем более в Италии, где правила куда суровей, чем во Франции.

— Что я могу ответить, ваше высочество, если я до сих пор напрягаю память, но ничего не в силах вспомнить?

— Вы упрекали его за то, что он похитил вас?

— Разумеется.

— И что он вам сказал в оправдание?

— Что он меня любит.

— А вы что ему ответили?

— Что он внушает мне страх.

— Значит, вы его не любите?

— О, нет, нет!

— Вы уверены в этом?

— Увы, ваше высочество, я испытываю к этому человеку странное чувство. Он со мной, и я уже не принадлежу себе, я — в его власти: хочу то, чего хочет он, делаю то, что он велит; душа моя лишается силы, разум — воли; достаточно одного взгляда, чтобы он покорил и зачаровал меня. Мне кажется, будто он то внедряет в самые глубины моего сердца воспоминания, которые не принадлежат мне, то вынуждает меня высказывать мысли, которые до той поры были так глубоко сокрыты во мне, что я о них даже не подозревала. Поймите, ваше высочество, в нем есть что-то магическое.

— Это по меньшей мере странно, если только не принадлежит к сфере сверхъестественного, — заметила принцесса. — И после всего этого какие у вас отношения с этим человеком?

— Он выказывает мне самую пылкую нежность, самую искреннюю привязанность.

— Но может, он человек развращенный?

— Не думаю. Напротив, в его манере говорить есть нечто от апостола.

— И все же признайтесь, вы любите его.

— Нет-нет, ваше высочество, — с каким-то горестным упорством запротестовала молодая женщина, — я его не люблю.

— Тогда вам нужно было бы бежать от него, обратиться к властям, воззвать к родителям.

— Он так стерег меня, ваше высочество, что я не могла бежать.

— Но почему вы не писали?

— По пути мы неизменно останавливались в домах, которые, как я поняла, принадлежат ему, и челядь в этих домах исполняла его приказания. Я несколько раз просила бумагу, чернила и перья, но те, к кому я обращалась, получили от него соответствующие распоряжения и не отвечали на мои просьбы.