Сергей Нечаев - Барклай-де-Толли

• Название: Барклай-де-Толли
• Автор: Сергей Нечаев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03468-6

«Вождем несчастливым» назвал А. С. Пушкин блистательного русского полководца генерал-фельдмаршала князя Михаила Богдановича Барклая-де-Толли. Роль этого человека в истории Отечественной войны 1812 года и последующего Заграничного похода русской армии переоценить невозможно: он вывел войска из-под сокрушительного удара Наполеона, претворив в жизнь непопулярный, но единственно возможный план ведения войны. А через два года именно Барклай-де-Толли привел союзные армии в Париж. Судьбе и боевому пути этого человека, во многом непонятого и недооцененного современниками, посвящена наша книга.

---

Барклай безропотно подчинился и «в полковых рядах сокрылся одиноко». Самолюбие Барклая должно было страдать ужасно. Его заместитель явился с обещанием: «скорее пасть при стенах Москвы, нежели предать ее в руки врагов». И должен был последовать, в конце концов, плану Барклая [89. С. 90–98].

В «Записках» генерала Ермолова читаем:

«С прибытием к армиям князя Кутузова известны мне были неприятности, делаемые им Барклаю-де-Толли, который негодовал на беспорядок в делах, принявших необыкновенный ход. Сначала приказания князя отдавались начальникам главного штаба, мне и генерал-адъютанту графу Сен-При, через полковника Кайсарова, исправляющего при нем должность дежурного, через многих других, и даже через капитана Скобелева, нередко одни другим противоречащие, из которых происходили недоразумения, запутанности и неприятные объяснения. Случалось иногда, что приказания доставлялись непосредственно к корпусным и частным начальникам, которые, приступая к исполнению, извещали для доклада главнокомандующим, когда войска выступали из лагеря или возвращались. Приказания объявляемы были также… гвардии полковником князем Кудашевым» [57. С. 198].

Князь Н. Д. Кудашев был зятем Михаила Илларионовича — он был женат на его дочери Екатерине Михайловне, и деятельность его и полковника Кайсарова страшно раздражала любившего порядок во всем Барклая-де-Толли.

Подобный «беспорядок в делах» создавал совершенно невыносимую обстановку в армии, тем более что, «несмотря на назначение М. И. Кутузова единым Главнокомандующим, М. Б. Барклай-де-Толли как был главнокомандующим 1-й Западной армии, таким и остался» [108. С. 35].

Это выглядит удивительно, но и теперь вопрос о единоначалии в русской армии так и не был закрыт. Юридически М. И. Кутузов являлся единым Главнокомандующим, однако фактически он распоряжался только войсками 1-й и 2-й Западных армий и резервами, а император через его голову отправлял распоряжения П. X. Витгенштейну, А. П. Тормасовуи П. В. Чичагову, причем, как пишет историк А. А. Подмазо, «иногда эти распоряжения прямо противоречили приказам Кутузова» [108. С. 35].

В непосредственном же подчинении Кутузова находились лишь Барклай-де-Толли и князь Багратион.

Считается, что этот вопрос разрешился лишь после смертельного ранения князя Багратиона, когда 1-я и 2-я Западные армии были объединены в одну, но и это не совсем так. Обе армии стали находиться под формальным командованием Михаила Богдановича, так что бредовость ситуации еще более обострилась. Как пишет А. А. Подмазо, «главный штаб Кутузова практически дублировал главный штаб Барклая, зачастую высылая приказы войскам, не ставя в известность Барклая и его штаб» [108. С. 35]. Ниже мы увидим, что именно эта невыносимость положения в армии привела к тому, что привыкший к порядку Барклай-де-Толли просто махнул на все рукой и покинул армию, сославшись на плохое здоровье.

Добавим, что личные отношения у Барклая-де-Толли с М. И. Кутузовым не сложились сразу же. После приезда Главнокомандующего он «держался в главной квартире особняком и ни с кем из генералитета, кроме, может быть, только П. П. Коновницына, не сближался» [132. С. 139].

Однако, «находясь в армии рядом с Кутузовым с 17 августа по 22 сентября, Барклай в письмах к Александру I (а они сохранились от этого времени полностью) не допустил в его адрес ни одного худого слова, хотя в глубине души тяжело переживал это назначение» [132. С. 139].

* * *

Безусловно, интересен взгляд на происходившее в русской армии и с французской стороны. Например, генерал Коленкур в своих «Мемуарах» пишет:

«Так как подозревали, что Барклай намерен дать сражение, и продолжали еще верить в это, войска были сконцентрированы до пределов возможного. В бою под Валутиной горой мы захватили нескольких пленных; при преследовании пленных не удалось захватить; не удалось также захватить ни одной повозки. Русские отступали в порядке и не оставляли ни одного раненого. Жители следовали за армией; деревни опустели. Несчастный город Дорогобуж… загорелся. <…> Многие деревни в эти дни постигла та же участь. Пожар Смоленска, устроенный русскими, ожесточил наших солдат, впрочем, у нас и так было мало порядка» [68. С. 140–141].

Как видим, план «скифской войны» Барклая-де-Толли давал результат.

Далее французский генерал рассказывает:

«В двух лье перед Гжатском авангард захватил в плен казака, под которым только что была убита лошадь, и вскоре затем негра, заявившего, что он повар атамана Платова. <…> Неаполитанский король отослал обоих пленников к императору, который задал им множество вопросов. Их ответы показались мне довольно пикантными, и я тотчас же записал их. <…>

По словам казака, русские открыто жаловались на Барклая, который, как они говорили, помешал им драться под Вильно и под Смоленском, заперев их в стенах города. Два дня назад в армию прибыл Кутузов, чтобы сменить Барклая. Он не видел его, но один молодой штабной офицер приезжал вчера, чтобы поговорить с казачьим офицером, его командиром, и сообщил ему эту новость, добавив, что дворянство принудило Александра произвести эту перемену, которой армия была очень довольна. Это известие показалось императору весьма правдоподобным и доставило ему большое удовольствие; он повторял его всем.

Медлительный характер Барклая изводил его. Это отступление, при котором ничего не оставалось, несмотря на невероятную энергию преследования, не давало надежды добиться от такого противника желанных результатов.

— Эта система, — говорил иногда император, — даст мне Москву, но хорошее сражение еще раньше положило бы конец войне, и мы имели бы мир, так как, в конце концов, придется ведь этим кончить.

Узнав о прибытии Кутузова, он тотчас же с довольным видом сделал вывод, что Кутузов не мог приехать для того, чтобы продолжать отступление; он, наверное, даст нам бой, проиграет его и сдаст Москву, потому что находится слишком близко к этой столице, чтобы спасти ее; он говорил, что благодарен императору Александру за эту перемену в настоящий момент, так как она пришлась как нельзя более кстати. Он расхваливал ум Кутузова, говорил, что с ослабленной, деморализованной армией ему не остановить похода императора на Москву. Кутузов даст сражение, чтобы угодить дворянству, а через две недели император Александр окажется без столицы и без армии» [68. С. 149–150].

И тем не менее все пошло совсем не так, как ожидал Наполеон. Первое, что сделал приехавший в армию М. И. Кутузов, — это был приказ… о дальнейшем отходе на восток.

«Приказ этот хотя и вызвал недоумение, разочарование и обман надежд, все же не произвел того впечатления и не вызвал таких чувств, которые, несомненно, появились бы, издай такой приказ Барклай» [8. С. 382].

Отступление продолжается

«Пожалуй, было даже нечто утешительное для Барклая, что и Кутузов продолжает ретираду: любой мало-мальски непредвзятый человек мог теперь воочию убедиться, что дело вовсе не в том, кто командует армией, а в том, что в борьбе против Наполеона пригодна лишь одна тактика, которую и будут употреблять, пока вконец не истощат его, а потом, ослабив и измотав, нанесут решительный, смертоносный удар.

Многие поняли это, как только Кутузов этот приказ об отступлении отдал» [8. С. 382].

Огромный интерес представляют воспоминания участника войны 1812 года С. И. Маевского, закончившего службу генерал-майором. Его симпатии к М. И. Кутузову, в штабе которого он служил, несомненны, но он объективно оценивает и роль Барклая-де-Толли:

«Несчастная ретирада наша до Смоленска делает честь твердости и уму бессмертного Барклая. В современном понятии смотрят в настоящее, не относясь в будущее, и каждый указывает на Суворова, забывая, что Наполеон не сераскир[45] и не Костюшко» [8. С. 382].

Далее С. И. Маевский рассказывает:

«С приездом Кутузова в Царево-Займище все умы воспрянули и полагали видеть на другой день Наполеона совершенно разбитым, опрокинутым, уничтоженным. В опасной болезни надежда на лекаря весьма спасительна. Кутузов имел всегда у себя верное оружие — ласкать общим надеждам. Между тем посреди ожиданий к упорной защите мы слышим, что армия трогается назад» [8. С. 382–383].

И ведь, что характерно, никто не стал роптать. Никто не упрекал Кутузова за то, за что Барклая-де-Толли еще вчера называли изменником…

Почему? Ответ на этот вопрос очевиден. Михаил Илларионович, да к тому же еще и Голенищев-Кутузов, был русским по национальности. А Михаил Богданович, хотя «в третьем поколении являлся русским подданным, в обществе воспринимался как иноземец, прибалтийский немец (лифляндец), или, по выражению Багратиона, “чухонец”. Это обстоятельство дало возможность противникам военного министра строить и вести ярую критику, активно используя тезис о “засилье иностранцев”» [15. С. 17].