Вирджиния Нильсэн - Колдовские чары

• Название: Колдовские чары
• Автор: Вирджиния Нильсэн
• Издательство: ЦЕНТР-2000
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-7635-0013-Х

У женщины появляется мужчина и всю ее подчиняет только страсти. Состояние экстаза, которое она сразу же испытала, знаменует собой лишь только начало этого калейдоскопа безумия.

Существует любовь, которую не способна забыть ни одна женщина на свете, нельзя забыть ни ее удовольствий, ни ее страсти, ни той цены, которую приходится за все это платить…

Не было в Новом Орлеане женщины прекраснее, чем Анжела, не было и рассудительнее. Она заботилась только о своих землях и о своей личной свободе… но лишь до той поры, пока на горизонте не появился очаровательный француз, который сразу же предъявил свои права на ее тело и сердце…

Филипп, околдовав ее жаркую плоть, подчинил ее здравый рассудок, увез Анжелу из Луизианы и представил при дворе Наполеона Бонапарта.

Их обоюдная страсть завершится леденящим душу наваждением и запретным чувством, взращенным в их сердцах колдовством любви.

---

— Слушаюсь, мамзель.

Потом она позвонила Мими, приказав ей приготовить обед для месье и накрыть стол в столовой. Свой обед она велела ей принести в ее комнату на подносе. Уладив все дела, она вернулась к себе, убеждая себя в том, что этот удивительно дождливый день и жара стали причиной такой сильной головной боли.

Когда Анжела поднималась по лестнице, ее охватило какое-то паническое чувство; ей казалось, что она похожа на листок, несущийся по поверхности разбушевавшейся реки. Его бешено влекло течение все время до тех пор, пока он не канул в водовороте.

Судьба была настроена против нее. Филипп возвращался в "Колдовство", и на сей раз она уже не могла его выставить.

5

К вечеру буря улеглась, унеслась к северу. Стало прохладнее, но все равно воздух был тяжелый от излишней влаги. Анжела оставалась у себя в комнате, но ее головная боль, которая оказалась далеко не воображаемой, не утихла. Она слышала, как приехал Филипп, слышала, как они перешептывались с Дювалем, — их негромкие голоса доносились из просторного холла напротив ее комнаты, — она прислушивалась к плеску воды в ванне Филиппа, слушала, как подбирали ему в отцовском гардеробе сухое белье и платье. Она не знала, как относиться к своему буйно разыгравшемуся воображению. С чувством гнева или стыда она рисовала перед собой живые картинки, как он ведет себя в интимной обстановке наедине с собой.

Она слышала, как он спустился в столовую, чтобы пообедать, слышала его шаги, когда он возвращался к себе. Он встретил в холле Мими и осведомился, как чувствует себя ее госпожа. Тон его голоса был теплым и заботливым. Наряду с удивлением она испытала краткое удовольствие, которое тут же постаралась подавить в себе. Само собой разумеется, он все понял, так как она не появилась в столовой, — она отказывалась его принимать!

Когда все звуки внизу замерли, а голоса слуг, отправляющихся на ночлег в невольничий квартал, проникли в ее комнату, Анжела почувствовала, в каком лихорадочном состоянии находятся ее нервы. Она, правда, была не одинокой в большом доме, — у Дюваля была небольшая комнатка рядом с буфетной, она по необходимости могла позвонить ему или же поварихе и ее помощнику, которые спали в своих комнатках возле кухни, но она знала, что сегодня ни за что не заснет, чувствуя, что Филипп лежит в постели ее отца.

Стараясь лежать как можно тише, она прислушивалась к тому, как Филипп готовится ко сну в комнате напротив. При этом Анжела испытывала смешанное с чувством вины удовольствие от возможности представлять себе сейчас каждый сделанный им шаг. Позже когда в доме все стихло, она по-прежнему не могла найти себе места, и сон не шел. Глупо было притворяться, что она спит. Убедив себя в том, что ее никто не заметит, если она зажжет свечу, Анжела, набросив на себя легкий халатик, осторожно подошла к высокому окну со ставнями, открыла их, позволив бледному свету от ущербной луны заполнить все пространство в комнате.

Чудесный воздух после чрезвычайно влажного дня был напоен ароматами цветов, и она вышла на боковую галерею, чтобы там, стоя на сквозняке, глубоко подышать. Слева от нее, там, за кухонными пристройками, она разглядела скрытые темнотой двойные ряды хижин рабов. Буря оставила после себя низко висящий туман, и под серпом луны знакомые тени от деревьев со свисающими бородами мха справа от нее и отблески от поверхности воды в ручье, проникающие через листву, стали частью смутного, таинственного пейзажа.

Постоянная какофония звуков, доносившаяся со стороны болота, была уже неотличимой от привычной тишины, казалась ей знакомой колыбельной. Но когда ее ритм нарушался криком аллигатора или всплеском весел пристававшей к причалу лодки, воображение Анжелы населяло ночь обитателями иной, невидимой нам жизни.

Она не видела амфибий, с их длинными отвратительными мордами, поднятыми над поверхностью темной воды, — только пузыри указывали на их местопребывание.

Она не слышала пения птиц, но могла легко вообразить их прячущихся в темноте в ветвях деревьев, вертящих своими головами с немигающими глазами. Она видела злобно скалящих зубы смертоносных водяных змей и их мокассиновых сородичей, как они сворачивались в клубки возле корней деревьев в болотной воде или же в мокрой траве на берегах ручья… А в комнате напротив Филипп спал в кровати ее отца.

Анжела дрожала.

Вдруг до нее донесся слабый звук, — очевидно, не все еще твари уснули. Повернув голову в направлении невольничьего квартала, Анжела вздрогнула и у нее перехватило дыхание, когда она заметила чью-то почти неразличимую фигуру в дальнем конце галереи.

— Ба, — прошептала она, на мгновение уносясь в царство нереального. Но она тут же осознала, что видит перед собой не призрак своего умершего родителя, а Филиппа, на котором был надет летний халат ее отца. Это был его любимый халат, он носил его в жаркую погоду, и его мягкая, пористая хлопковая ткань пережила не одну стирку. Она сразу заметила, что под ним на Филиппе ничего не было. Даже при рассеянном свете луны это было вполне очевидно — халат плотно облегал его мускулистое тело.

Когда она поняла, кто стоит перед ней, ей, вероятно, нужно было бы сломя голову бежать к себе, захлопнуть окно, закрыть на щеколду ставни, но она продолжала неподвижно стоять на месте, словно пригвожденная к полу признанием неизбежности этого рокового момента. Вся дрожа, Анжела ожидала его.

— Я вас не напугал? — спросил он нежным голосом.

— Нет, не вы, а этот халат, — прошептала она. — Я вдруг подумала… — на глазах у нее навернулись слезы. Он тут же понял, что она имеет в виду.

— Это был халат вашего отца. Прошу меня простить.

Анжела порывисто вздохнула. Он остановился так близко от нее, что она ощущала его присутствие даже сквозь поры кожи, как животные, которые таким образом чуют грозящую им опасность. Она все еще была потрясена мелькнувшим перед ней образом отца и своей эмоциональной реакцией.

— Боже мой, — прошептал Филипп, — как же вы красивы при лунном свете! — Подняв руки, он мягко провел пальцами по изгибу грудей под тонкой тканью.

— Ах, какой вы бесстыдник! — в отчаянии прошептала она, проскальзывая в его объятия.

— У вас тоже нет стыда, моя безрассудная красавица, — сказал он, и в тональности его низкого насмешливого голоса вдруг прозвучала уверенность. — Вы также страстно желаете меня, как и я вас.

Это было правдой, но она не желала ее признавать. И когда Филипп плотно прижал ее к своей твердой мускулистой груди, она не протестовала, так как каждое его прикосновение к любой части тела будоражило всю ее плоть.

Медленно руки его заскользили вверх по ее телу и сомкнулись у нее на шее в возбуждающем месте; губы его перемещались от ее висков до щек, а между поцелуями он нашептывал: "Ты хочешь вот это… ты хочешь это… вот это…"

Сделав паузу, он стал нежно покусывать ей мочку уха, затем покрыл страстными поцелуями изящный изгиб ее шеи.

Она неподвижно, не оказывая ни малейшего сопротивления, оставалась в его объятиях. Она не проявляла при этом никакой ответной реакции, разве только содрогалась всем своим телом, но только до того момента, покуда он не прикоснулся к ее губам. Когда его губы накрыли ее губы, когда она почувствовала, как глубоко в ее рот проникает его язык, когда, сильно прижавшись к нему, она ощутила его восставшее естество, все это время собиравшаяся внутри нее гроза наконец разразилась, заливая все ее тело безумным, горячим желанием, которое мгновенно вытеснило все прочие мысли у нее из головы.

Он так же страстно желал ее, как и она его, и остальное в данный момент не имело никакого значения. Она, обвив его руками за шею, прижалась к нему грудями с таким напором страсти, что у него перехватило дыхание.

Мими стояла в проеме открытой двери своей хижины, первой в ряду, выходивших на боковую сторону "большого" дома, так же пригвожденная к полу при виде высокого мужчины в знакомом летнем халате, как и ее госпожа.

В темноте за ее спиной в их общей кровати спал Жан-Батист, а за ним, в занавешенном алькове на своих матрацах лежали, как говорится, без задних ног Оюма и Минетт. Невыносимо влажная атмосфера, предшествовавшая разразившейся буре, все еще ощущалась в воздухе, она утомила их всех, а в их маленькой тесной комнате, казалось, все еще господствовала вялая полуденная жара.

Мими, которая целые дни проводила в относительно прохладных комнатах своей госпожи, возвратившись домой, не могла уснуть при такой жаре. Она, тяжело дыша, взирала на фигуру в белом халате и шептала: "Мики[8]!"

Сердце у нее учащенно забилось, а руки затряслись. "О, мики, мики, что же заставило тебя вернуться? Какая ужасная опасность нависла над тобой?"

Может, какая-то злая сила вернула его против твоей воли? Несколько мгновений ее душа пребывала во власти воспоминаний.