Феликс Юрлов - История Индии. XX век.

• Название: История Индии. XX век.
• Автор: Феликс Юрлов
• Издательство: Институт востоковедения РАН
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-89292-434-7

Книга представляет собой исследование политической истории Индии в XX – начале XXI в. В ней рассматриваются вопросы национально-освободительной борьбы против британской власти в Индии, раздел страны на Индийский Союз и Пакистан, становление независимой Индии, проблемы ее внутренней и внешней политики. Работа основана на широкой документальной базе, научных результатах прошлых и новейших исследований. Она может быть интересной для широкого круга читателей, в том числе преподавателей гуманитарных дисциплин, аспирантов и студентов. Авторы книги – известные востоковеды, специалисты по истории и социально-политическим проблемам Индии. Им принадлежат многие научные публикации, в том числе крупные монографии.

---

Решение Ганди о прекращении кампании, писал Субхас Чандра Бос, вызвало «настоящее восстание» в Конгрессе. «Никто не мог понять, почему Махатма должен был использовать отдельный инцидент в Чаури–Чаура для прекращения движения по всей стране… Дать приказ об отступлении, когда энтузиазм народа достиг точки кипения, было не чем иным, как национальным бедствием …Главные помощники Махатмы – С.Ч. Дас, Мотилал Неру и Ладжпат Рай, которые находились в тюрьме, разделяли общее мнение, – продолжал Бос. – Дас был вне себя от гнева и печали из-за того, что Махатма постоянно допускал ошибки»[251].

Тот же С.Ч. Бос описывал ситуацию, сложившуюся в конце 1921 г., следующим образом: «После завершения сессии Конгресса в Ахмадабаде подошел к концу 1921 г. Обещанный сварадж не наступил. За несколько месяцев до этого на встрече с бывшими революционерами в Бенгалии Махатма сказал, что он настолько уверен в достижении свараджа до конца 1921 г., что даже не может представить себя живым после 31 декабря, если сварадж не будет завоеван… После того, как 31 декабря занавес упал и срок истек, эти слова пронеслись в моей голове как несбывшиеся мечты»[252].

Британские власти, естественно, рассматривали ту же самую ситуацию со своих позиций. В конфиденциальном докладе заместителя директора Разведывательного бюро департамента внутренних дел правительства Индии П.Ч. Бэмфорда по этому вопросу сообщалось следующее: «Ганди не мог закрыть глаза на то, что гражданское неповиновение обязательно приведет к насилию …После того как Ганди довел чайник до кипения, он столкнулся с проблемой – продолжить кипение или не позволить чайнику вообще кипеть… Он знал, что, если не пойдет дальше, его личное возвышение испарится. Он наметил 23 ноября 1921 г. для начала кампании гражданского неповиновения в Бардоли, но смог временно отложить эту программу в связи с беспорядками во время прибытия Его Королевского Высочества Принца Уэльского». Правительство арестовало многих участников движения. Поэтому «Ганди был вынужден назначать новые даты начала гражданского неповиновения, но позже каждый раз находил оправдания, чтобы откладывать движение …Все это не укрепляло его репутацию среди последователей. Изменить занятую им позицию было равносильно политической смерти. Он должен был сделать что-то. И он направил 14 февраля 1922 г. письмо Его превосходительству Вице-королю, в котором заявил о своем намерении, при отсутствии некоторых уступок со стороны правительства, начать агрессивное движение в Бардоли через семь дней».

События в Чаури-Чаура, по докладу английской разведки, послужили Ганди «поводом», чтобы прекратить движение гражданского неповиновения, чего «он, несомненно хотел …Это дало ему необходимое оправдание» поступить так на том основании, что «Индия не была еще достаточно ненасильственной, чтобы приступить к гражданскому неповиновению». Рабочий комитет Конгресса 11–12 февраля 1922 г. решил, что намечаемое массовое движение гражданского неповиновения в Бардоли должно быть приостановлено. Местные комитеты Конгресса получили инструкцию рекомендовать крестьянам платить налоги и предотвращать любую другую агрессивную деятельность[253]. Далеко не все соратники Ганди воспринимали его идею ненасилия и нравственных ценностей как первичные по отношению к целям и результатам деятельности. В этой связи Дж. Неру писал: «Несмотря на мое теснейшее сотрудничество с ним в течение многих лет, у меня нет ясного представления о его целях. Я сомневаюсь, ясно ли он представляет их сам. Мне достаточно одного шага, говорит он, и не старается заглянуть в будущее или иметь перед собой ясно сформулированную цель». Неру отмечал, что у Ганди «идеал ненасилия становится застывшей догмой, которую нельзя оспаривать. В качестве таковой она утрачивает свою притягательную силу для разума и занимает место среди догматов веры и религии. Она даже становится опорой для привилегированных групп, которые используют ее для сохранения статус-кво»[254].

Ганди отвергал ошибочность своего решения о прекращении движения гражданского несотрудничества. 19 февраля 1922 г. он писал Джавахарлалу Неру, что события в Чаури-Чаура «были последней соломинкой». Еще до этого инцидента он получал сообщения из Калькутты, Аллахабада, Панджаба и с юга страны о том, что «наши люди становились агрессивными, вызывающими и угрожающими…». Вслед за ними, продолжал Ганди, пришли известия о бойне в Чаури-Чаура, которая как «спичка подожгла пороховой заряд и возникло пламя. Если бы это не было прекращено, то мы возглавляли бы не ненасильственное движение, а фактически насильственную борьбу …Наше дело выиграет от отступления. Движение несотрудничества сошло с правильного пути. Мы вернулись назад к нашим корням и можем снова идти прямо вперед». Ганди также писал в этом письме Дж. Неру следующее: «Вы находитесь в менее выгодном положении, чем я, чтобы адекватно судить о событиях во всей их полноте»[255].

25 февраля 1922 г. Всеиндийский комитет Конгресса во многом поддержал предыдущее решение Рабочего комитета, но Ганди был подвергнут резкой критике за его действия и решения в Бардоли. ВИКК разрешил продолжить индивидуальное гражданское несотрудничество под контролем провинциальных комитетов. Конгрессисты должны были ограничить свою деятельность «ненасильственной конструктивной» работой – ручным прядением и ткачеством, отказом от соблюдения неприкасаемости, созданием национальных школ, пикетированием лавок, продающих алкогольные напитки, и магазинов, торгующих иностранными тканями.

Для активистов Конгресса, особенно из высших слоев, было нелегко адаптироваться к этому. У конгрессистов одежда была из грубой ткани кхади, писала В.Л. Пандит, которая стала униформой участников национальной борьбы. Мужчины носили «гандистскую шапочку». Было трудно определить социальный статус человека по его одежде – кхади уравняла всех. Со временем это стало восприниматься как способ решительного разрыва с прошлым. Саму идею конструктивной работы многие не понимали. Поэтому Ганди советовал ехать в деревню и там на месте заниматься делом. «Работая в деревне, – продолжала Пандит, – мы открывали для себя простых людей и проблемы, о которых раньше ничего не знали»[256]. Раджендра Прасад (1884–1963), первый президент независимой Индии отмечал, что для выходцев из высших каст, не привыкших к физическому труду, конструктивная программа Ганди была особенно «трудной», у некоторых из тех, кто хотел научиться прядению, например, руки не были приспособлены для этого[257].

Несмотря на все трудности, с которыми столкнулось движение несотрудничества, оно способствовало пробуждению огромных масс населения. Конгресс заметно окреп как массовая организация. Его главную силу составляли «активные члены» – организаторы всех массовых выступлений. В начале 1920-х годов их число превышало 100 тыс. человек. Кампания несотрудничества, борьба крестьян-арендаторов и плантационных рабочих против крупных землевладельцев охватили многие районы страны. И хотя события в ряде районов показали ограниченность ненасильственной формы борьбы, движение несотрудничества заметно подорвало веру в систему колониального правления. Оно также показало важность объединения патриотических сил.

Объясняя влияние Ганди на массы людей в начале 1920-х годов, С.Ч. Бос обращал внимание на проблему религиозного сознания в индусском обществе. Индусы не имели религиозных организаций, подобных тем, что существовали в Европе. Они глубоко верили не только в разных богов, но и их аватар (земных воплощений бога) – в святых, махатм (великих душ) и гуру (религиозных наставников). Ганди стал непререкаемым политическим лидером Индии после того, как в глазах индусов он предстал как Махатма. В этой связи интересный эпизод произошел в 1920 г. на сессии Конгресса в Нагпуре. Там М.А. Джинна, уже тогда известный мусульманский лидер, в своем выступлении назвал Ганди «господином Ганди». На это тысячи делегатов сессии стали требовать, чтобы он обращался к нему как к «Махатме Ганди».

Аскетизм Ганди, его простая чистая жизнь, вегетарианство, неистребимое упорство в достижении истины и бесстрашие создавали образ святого, которому невольно повиновались. Глубоко религиозные люди поддерживали Ганди и шли за ним. К тому же он говорил с ними на простом и доступном для них языке. Он был одним из них, но духовно выше их, и знал, куда вести народ. В этом смысле Ганди был в высшей степени харизматической личностью. В Конгрессе многие заимствовали нормы поведения Ганди, его аскетизм в быту, его регулярные молитвы. Ортодоксальные индусы из числа его последователей считали все, сказанное или написанное им, абсолютной истиной, а его журнал «Young India» – своей Библией.

В сельских хижинах висели картинки с изображением Ганди как аватары Вишну[258]. Индийские надсмотрщики в тюрьме, где в 1922 г. сидел С.Ч. Бос, отказывались верить, что Махатму англичане могли посадить в тюрьму. Они совершенно серьезно говорили, что, поскольку Ганди является Махатмой, он может обернуться птицей и в любой момент улететь из тюрьмы.