Кэтрин Мадженди - Над горой играет свет

• Название: Над горой играет свет
• Автор: Кэтрин Мадженди
• Издательство: Иностранка, Азбука-Аттикус
• Жанр: Современная проза
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-389-02495-3

Созданный современной американской писательницей и поэтессой Кэтрин Мадженди неповторимый, волшебный мир расположен в глухих уголках восточных штатов, наполнен дыханием гор и леса и населен образами детства и тенями ушедших, которые то и дело вмешиваются в ход повествования.

Вирджиния Кейт возвращается в родные места, чтобы похоронить мать и распорядиться наследством, — а на самом деле ей предстоит правильно распорядиться собственными счастливыми и горькими воспоминаниями, осмыслить судьбу трех поколений женщин ее семьи, понять и простить.

---

— Что-нибудь еще, Букашка?

Я привела его в свою спальню и ткнула пальцем в сумку.

— Это все? — уточнил он, поднимая ее.

Молча кивнув, я стиснула кулаки и напрягла мускулы живота. Иногда очень трудно бывает не расплакаться.

Папа хотел меня обнять, но я пулей выскочила из спальни и помчалась к крыльцу, хотя это означало окончательное поражение. Я ведь еще надеялась, что мама вернется и, увидев, как мне плохо, передумает.

Положив сумку в машину, папа все-таки обнял меня. А я его нет, но потянула носом, хотелось вдохнуть родной запах. Однако дезодорантом «Олд спайс» не пахло. Я принюхалась… нет, ничуточки. Папа гладил мою спину:

— Букашечка, успокойся. Прости меня.

Опять это давно ставшее ему привычным «прости меня», в который уж раз, лучше бы попробовал не творить того, из-за чего потом все эти «прости». Я залезла в его нелепую машину. Папа запрыгнул в нее одним махом и сразу нажал на газ. Мы стремительно отъехали от дома, оборачиваться не хотелось. Но разве можно было не обернуться? Я должна была попрощаться со своей горой. И с кленом, чьи листья — тысячи маленьких ладошек — махали мне в ответ. И с качелями, поскрипывавшими на ветру «про-щай-про-щай-про-щай». Странное это было чувство, будто в сердце моем захлопывались двери, одна за другой. Я представила, как они закрываются, громко щелкают язычки замков. Я вдруг осознала, что и как происходит в этой жизни. Оказывается, те, кого ты любишь, могут причинить боль, а потом мило улыбаться, красуясь сходством с кузеном Элвиса. Или могут трусливо укатить на соседском «кадиллаке», только бы не пришлось выкладывать все начистоту. Я сумела разобраться даже в таблице умножения, а уж остальное было проще простого.

Я приказывала сердцу биться ровно, но оно все равно бешено колотилось. Когда мы выехали на дорогу, меня окликнула сестренка моя гора. Ее зов донес до меня ветер, дувший вдогонку, а мы катили по длинной дороге прочь из родной низины. Я в последний раз посмотрела на гору, высившуюся над низиной, печально темневшую.

Уже на шоссе я представила, как призрак бабушки Фейт летит, огибая деревья, сейчас она возьмет меня за руку, и мы уже вдвоем будем парить в небе над нашей Западной Вирджинией. И я увижу сверху папу, едущего дальше, он в панике, не может понять, куда я подевалась. И маму увижу, тоже печальную, потому что это она заставила меня уехать. Я собралась улыбнуться, но тут папа начал свистеть, улыбаться расхотелось. Ненавижу, когда свистят, даже сильнее, чем жареную печенку.

— Скоро приедем в Кентукки, — сказал папа. — Эх, какая там трава, мятлик называется, с голубым отливом, представляешь? И лошади чистейших пород. Кентукки тебе понравится.

«Мне нравится Западная Вирджиния, а голубым мятликом можешь набить свою трубку, дыми, пока сам не посинеешь», — мысленно огрызнулась я.

— А потом будет Теннесси, там мы переночуем.

Я поджала губы:

— Ну и ладно. Там так там.

— Все будет здорово, вот увидишь. В Луизиане очень интересно. Она полна загадочности, таинственного очарования. Это как смотреть на что-то сквозь туман, все становится непохожим на себя.

— Луизиана полна болотных крыс, — добавила я и отвернулась.

— Что ж, раз вы не желаете разговаривать, мне остается только свистеть.

Его свист ввинчивался в мозг, как скрежет пилы, но я терпела. Наконец папе надоело, и он умолк. Я восприняла это как свою победу.

В Кентукки было очень красиво, и лошади классные, папа нисколько не приврал. Никогда не видела таких красавиц. Одна понеслась галопом рядом с нами, мерно покачивая точеной головой. Сразу захотелось такую же. Я могла бы лететь на ней по склону, все выше и выше, как на Фионадале, по-настоящему, а не понарошку.

В Теннесси тоже было красиво. Мы свернули к небольшой гостинице с вывеской из мигающих лампочек, папа пошел платить за номер. Дожидаясь его, я наблюдала за малышом и девчонкой, они шли по тротуару со своими родителями. Мама со смехом что-то такое сказала папе. Мальчишка подпрыгивал, как мячик, держась за отцовскую руку. Он так радовался возможности попрыгать, что я не могла сдержать улыбку. Девчонка маленькая совсем, а вышагивала важно, будто принцесса. Тряхнув каштановыми кудряшками, она улыбнулась отцу. Когда семейство поравнялось с машиной, мисс Воо-бражуля, стрельнув в меня глазами, высунула язык. И быстренько удрала, вцепившись в мамину руку. Вот мерзавка, возмутилась я.

Вернулся папа, поднял верх машины и поехал на парковочное место. Встал, выскочил наружу, забрал чемоданы. Он постоянно был в действии. Рулил, парковался, выпрыгивал, запрыгивал, тащил чемоданы, говорил, свистел. В комнате стояли две кровати с пухлыми перинами, комод и столик. Я отогнула край покрывала, чтобы проверить простыни, Муся-Буся говорила, что всегда так делает. В почти темной комнате простыни исправно белели, но смутно.

— Есть хочешь? Тут рядом я приметил ресторанчик. Ты как, не против? — Он криво улыбнулся и нервно взъерошил пальцами волосы, которые тщательно расчесал перед тем, как войти в гостиницу.

Я кивнула, что еще мне оставалось? В ресторане выбрала жареного цыпленка, вареную кукурузу и молоко. Папа заказал то же самое, только вместо молока пиво. И еще было мороженое, мне клубничное, папе шоколадное. Официантка сообщила, что ее зовут Шалайн. Украсив наши бокалы вишенками и взбитыми сливками, она поставила их на стол и подмигнула папе. И еще она облизнула кончиком языка губы, знакомая уловка, мамина. Доели мы мороженое, папа расплатился, добавив нехилые чаевые. Протягивая Шалайн деньги, что-то ей шепнул, та, кивнув, расхохоталась и положила ладонь на его руку.

Когда вернулись в номер, я достала книжку и, сунув под спину подушку, уселась почитать.

— Мне надо позвонить, Букашка. — Папа схватил телефон и скрылся в ванной, тщательно затворив дверь.

Немного подождав, я на цыпочках подкралась к ванной.

— …Энди я оставил у нее.

Сквозь щелочку у пола проскочила тень от папиного ботинка. Ненадолго. Папа бродил по ванной взад и вперед. То есть делал шаг, разворачивался и снова делал шаг.

— Погоди, вот тут ты не прав. Я предпринимаю все возможное.

Я услышала шорох пластиковой занавески. Догадалась, что папа осматривает ванну, еще одна гигиеническая блажь от Муси-Буси.

— Это ты так считаешь, Иона. — Папа подергал ручку на бачке. — Нет, она согласилась на эту сделку. — Скрипнул открытый и тут же привернутый кран. — Когда твоего отца выпустили из тюрьмы? — Громкий удар сиденья об унитаз. — О-о. Надеюсь, рак довершит то, с чем не сладила даже тюрьма. — Шуршание бумаги. — Я понимаю, мне тоже горько было их разлучать, но… — опять скрежет крана и журчание воды, — отдай Билли… всего наилучшего… поддерживать связь, да. — Он выключил воду. — Я всегда тебя любил, Иона… ладно, хорошо, ну пока. — Тренькнул телефонный рычаг.

Я — бегом в кровать и снова за книжку. Вышел папа, грохнул телефон на тумбочку и замер, позвякивая ключами в кармане. Потом стал бродить по комнате, все подряд разглядывая, светильник, кровать, картинки на стенах, занавески. Трижды посмотрел на свои часы. Постукал об пол правой ногой, пятка-носок, пятка-носок.

— Интересная хоть книга, а, Букашка?

Я пожала плечами.

— И что мы читаем?

Я протянула ему свои «Приключения Тома Сойера».

— Как? Неужели это не Шекспир? — Он вскользь улыбнулся, потом стал барабанить пальцами по ляжке. — Пойду приму пивка. А ты запри дверь, ладно? И на улицу ни-ни. — Он чмокнул меня в щеку. — И вообще, не очень-то зачитывайся. Нам еще ехать и ехать.

Я открыла сто девятую страницу, заложенную оберткой от жвачки.

Том отвлекся от своих тайных тревог, потому что их вытеснила другая, более важная забота.

Захлопнулась входная дверь. Я снова прочла эту фразу, и в третий раз, еле-еле заставила себя сосредоточиться.

…Разбудил меня папа, когда нащупывал ключом замочную скважину. Даже не сказав «спокойной ночи», бухнулся на кровать и вздохнул, пахнуло тяжелым пивным перегаром.

Я не спала, ждала, что вот сейчас он захрапит. И внезапно вспомнила, что оставила под кроватью свою Особую коробку. И одеяло бабушки Фейт. Я была так озабочена тем, чтобы вести себя «как большая», что забыла самые важные вещи.

Когда меня все-таки сморило, приснилась мама. Я держу ее за руку, а она тащит и тащит меня прочь от Энди. И вот он уже совсем далеко, крохотная точка, но мы с ней этого не замечаем. В какой-то момент мы начинаем смеяться и размахивать сцепленными вместе руками, все выше и выше. Я заглядываю маме в лицо, она широко улыбается и внезапно превращается в Шалайн.

…Когда я проснулась, папа уже брился.

Завтракали в том же ресторанчике, ели печенье под белым ванильным соусом. Папа выхлебал три чашки кофе и все время тер лицо и глаза. Шалайн не было, к нам подошла седая официантка, «Дорис», прочла я на бирке, пришпиленной к форменной блузке. У Дорис смех был естественным и спокойным, она не облизывала губы и не подмигивала.