Генрих Эрлих - Генрих Эрлих Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта

• Название: Генрих Эрлих Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта
• Автор: Генрих Эрлих
• Издательство: Яуза-Пресс
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9955-0250-0

---

Поляков спасли темнота и тучи, неожиданно затянувшие небо. Их они тоже спасли. Батальон расстрелял весь боезапас, на складе не осталось ни одного ящика с патронами.

Ночью пришел приказ об отступлении. Впоследствии Вортенберг рассказал Юргену, что еще утром в Генеральном штабе Сухопутных войск поняли, что удержать Варшаву не удастся. Генерал–полковник Гудериан, тогдашний начальник Генштаба, подписал распоряжение, предоставляющее группе армий «А» свободу рук. Тут Вортенберг нарочно сделал паузу, чтобы Юрген вдоволь насладился изящностью оборота.

От свободы рук до свободы ног — один шаг, вернее, два, потому что приказ об отступлении поступил из штаба 9–й армии. По слухам, фюрер рвал и метал, требовал остановить действие распоряжения Гудериана и продолжать оборону Варшавы. «Крепости Варшава», ха–ха. Но ничего поделать было уже нельзя — радиосвязь с варшавским гарнизоном внезапно прервалась после передачи приказа об отступлении. Весьма вовремя прервалась, заметил тогда Юрген, и они с Вортенбергом понимающе переглянулись.

Ничего этого они тогда не знали. Это было не их ума дело. Об отступлении слов тоже не было. Они просто меняли позицию. Каждый про себя мог думать об этой перемене что угодно и называть ее, как хотел, главное было — не произносить это вслух. В батальоне за этим строго следил подполковник Фрике, в роте — обер–лейтенант Вортенберг, а в своем отделении — он, фельдфебель Юрген Вольф.

— Заткни пасть, — профилактически сказал он Кисселю, завершая приказ о срочных сборах. Тертый Граматке помалкивал без предупреждения.

Они увязали все свои имущество, весьма громоздкое по зимнему времени года, и в три часа ночи прибыли в расположение штаба дивизии. Там вовсю шла эвакуация. Сомнений в том, что скрывается за термином «смена позиций», не оставалось. Граматке не удержался. Ох уж эти умники! Хлебом не корми, дай с глубокомысленным видом изречь очевидное. Граматке! В боевое охранение! Две смены!

На складе их с радостью наделили боеприпасами. Всеми, что оставались. Патронов было не так чтобы очень много. Это было и хорошо, и плохо. Для марша — хорошо, для неизбежного боя — плохо. Запас карман не трет, говорил в таких случаях Брейтгаупт. Вот и сейчас он вместе с другими «стариками» набивал патронами подсумки и ранец.

Им дали поспать до рассвета. Это был плохой признак — их оставляли в арьергарде. Они убедились в этом, когда встали. В расположении штаба дивизии не было никого, кроме них. Зато дымились две брошенные полевые кухни. Их ждал горячий завтрак. Это была единственная приятная новость за последние сутки. И на много суток вперед.

Объявили часовую готовность перед маршем. Этот час они заполнили поджогами всех зданий вокруг. Это развлекло их и немного сняло напряжение. Они бодро двинулись на запад. Польские конные разъезды настигли их к полудню.

Поляки не сильно беспокоили их. Они все норовили свернуть в сторону Варшавы, чтобы войти победителями в свою столицу, и не горели желанием сразиться с уходящими немцами, которые к тому же шли прямо в пасть к русским, завершившим окружение Варшавы. Русские же стремились вперед, на запад, на Берлин, они не оглядывались на разрозненные немецкие части, оставшиеся в их тылу.

Они пробили некрепкое кольцо окружения. Вернее, пробили части, шедшие впереди, их батальон лишь вошел в образовавшуюся брешь и проследовал дальше, ничего не заметив. Они вообще мало что понимали в происходящем, они лишь шли на запад, километр за километром, ориентируясь по компасу.

Приказа остановиться и вступить в бой не поступало. Для того чтобы вступить в бой, нужны позиции и противник. Позиции ждали их где–то впереди, а противника не было видно.

Ничего не было видно. Погода начала меняться еще прошлой ночью. Вдруг разом потеплело, задул резкий юго–восточный ветер, повалил снег. К вечеру сделалась настоящая метель, порывы ветра налетали со всех сторон, облепляя их шинели и куртки крупным снегом, который сразу таял, обмундирование и амуниция набухли от воды, добавив по несколько килограммов веса. Орудия и повозки увязали по ступицу в снегу, выбившиеся из сил лошади безучастно следили за людьми, пытавшимися сдвинуть колеса с места. И они их сдвигали! Вырывали повозки из снежного плена и упорно шли на запад, километр за километром.

Люди не лошади. Они выбились из сил лишь к утру. И тогда они сделали привал.

* * *

Они встали через три часа. Если бы они просидели у костров еще полчаса, они бы уже не поднялись. Не смогли бы заставить себя подняться. Как ни странно, они меньше чувствовали усталость, когда шли. Движение вперед давало надежду, надежда порождала силы для движения. Сидение на месте было сродни обреченности, силы утекали в землю, оставался минимум, необходимый для того, чтобы поднять руки вверх, когда придут русские.

Орудия и повозки пришлось откапывать, метель превратила их в сугробы. Дорогой считали место, где нога, уходя в снег на высоту сапога, упиралась в твердую землю. Там, где снега было выше колена, была обочина, по пояс — поле.

Перед ними смутно серел редкий лес. Фрике, укрытый плащ–палаткой, рассматривал карту. Наконец он поднялся и сказал:

— Здесь должна быть дорога, — он огляделся. — Да вот же она! — Он уверенно указал на просвет в лесу, правее по курсу.

— Или вот, — сказал Вортенберг, указывая левее.

— А мне кажется, что дорога прямо перед нами, — сказал лейтенант Вайсмайер, командир второй роты.

Действительно, один просвет был ничем не лучше другого, с тем же успехом можно было сказать, что перед ними нет никакого просвета, а есть лишь ровная стена леса с выступающими там и тут деревьями. Фрике принял соломоново решение: он приказал идти ротными колоннами, поддерживая связь между колоннами посредством голоса и, при необходимости, посылки связных. В принципе это было верное решение — скорость движения увеличилась, вот только они быстро потеряли контакт между колоннами.

Отделение Юргена шло впереди ротной колонны и постепенно отрывалось. Запасливый и предусмотрительный Брейтгаупт, пользуясь затишьем на фронте, заготовил на всякий случай широкие сменные полозья для повозок. Ему помогал Блачек, который, как выяснилось, имел большой опыт в этом деле. Теперь у них была пара саней: на первых везли имущество отделения, включая набитый под завязку ранец Брейтгаупта, на вторых — часть ротного имущества. Два товарища выступали в роли ездовых. Для новобранцев, плетущихся в арьергарде отделения, сани тоже были большим подспорьем — они уминали снег и ступать по проложенному ими следу было намного легче.

К вечеру они окончательно оторвались и вырвались. Оторвались от своих, вырвались из леса и снежной пелены. Ветер стих, на небе появились просветы. В них слабо мерцали первые звезды. Перед ними было ровное чистое поле, укрытое пушистым снежным одеялом без единого следа.

— Стой! — приказал Юрген. — Стоять! — крикнул он, увидев, как Цойфер заваливается на сани. — Счастливчик, за мной!

Они пошли вперед по снежной целине, проваливаясь в снег до самого паха. Но недаром он взял с собой Фридриха, именно ему посчастливилось нащупать дорогу. А может быть, у того просто ноги были намного длиннее и он быстрее продвигался вперед. Как бы то ни было, Фридрих крикнул:

— Дорога!

Для убедительности он несколько раз притопнул ногой. Нога не проваливалась выше сапога. Они потоптались вокруг. Дорога шла вдоль леса, вдоль линии фронта, так рассудил Юрген. Лучше бы она шла на запад! Но делать было нечего. Надо было идти по дороге. Дорога должна была вывести их к какой–нибудь деревне. Дорог, идущих в никуда, нет, все дороги куда–нибудь да выводят, — сначала к деревне, потом к городу, потом к морю. Юрген встряхнул головой. Черт! Если уж у него начинает в голове мутиться, то что с другими? Им нужна деревня, им необходима крыша над головой, иначе они лягут прямо здесь, на опушке леса, лягут и не встанут. Так, они шли в левой колонне. Значит, надо идти направо, чтобы не отрываться еще дальше от основных сил батальона.

Юрген махнул рукой, призывая к себе отделение, а сам, не мешкая, двинулся вместе с Фридрихом вперед, нащупывая дорогу и торя путь. Через полчаса впереди показалось несколько столбов дыма, вскоре под ними нарисовались крыши домов. Деревня! Идти сразу стало легче: дорога перестала играть с ними в прятки, она всегда была под ногами.

Они сами пришли к ним. Русские устроили засаду метрах в двухстах от деревни, в небольшой рощице. Они были в маскхалатах, но Юрген все равно корил себя за то, что не заметил их раньше. Потому что сейчас он видел их совершенно ясно, — маскхалаты были грязные и четко выделились серыми пятнами на белом снежном фоне.

Их было десять. И у них было два пулемета: один смотрел в грудь Фридриху, другой — в грудь ему, Юргену. «Хорошо живут, сволочи! — промелькнула ненужная мысль, как всегда в таких случаях. — Нам бы так!» Потом промелькнула другая, бесполезная: «Нам бы только до них добраться, мы бы их положили вместе с их пулеметами».