Генрих Эрлих - Генрих Эрлих Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта

• Название: Генрих Эрлих Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта
• Автор: Генрих Эрлих
• Издательство: Яуза-Пресс
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9955-0250-0

---

— Это дело рук банды Рокоссовского, — сказал кто–то.

— Все большевики бандиты, — раздался другой голос.

— Но у Рокоссовского воюют самые настоящие бандиты, убийцы и насильники, выпущенные из тюрем только для того, чтобы убивать нас, немцев, и насиловать немецких женщин, — сказал первый.

— Точно, штрафники, — встрял третий.

— Только с мирным населением и умеют воевать.

— Наши такие же трусы и воры.

Тут Юрген не выдержал:

— Но–но, полегче, товарищ, не свисти, чего не понимаешь.

— А ты кто такой? Ишь, недомерок, а туда же!

— Да это же штрафники! Гляди, без знаков различия!

— Ничейная команда!

— А у меня вчера шинель сперли. Не иначе как они!

— Ты на кого баллон катишь, фраер? — выступил вперед Зепп Клинк. В руке у него поблескивал нож.

Юрген вдруг обнаружил, что конец его ремня намотан ему на руку, а пряжка свистит в воздухе, образуя круг над его головой. Чуть поодаль изображает мельницу Брейтгаупт с доской от скамьи в руках. Нож Клинка быстро мелькает возле глаз солдат из других подразделений, заставляя их в ужасе отшатываться и отступать назад. Фридрих, Целлер, Гартнер, Тиллери, Блачек, — все держатся молодцами. Эльза поливает всех матом, выставив вперед руки со скрюченными пальцами: а ну попробуй подойти: зенки–то повыцарапываю! Даже Граматке разбрызгивает вокруг ядовитую слюну.

— Отходим! — скомандовал Юрген. — Эльза, Эбби, Цойфер, Киссель, Граматке — в середину. Остальные — в каре. Вперед!

— Отработали командные действия, — докладывал Юрген подполковнику Фрике на следующий день, — солдаты почувствовали локоть товарища в обстановке, максимально приближенной к боевой, обошлись без потерь.

— Не обошлись, — сказал Фрике, — вот рапорты. — Он потряс несколькими листами бумаги.

— Какие же учения без потерь, — меланхолично заметил Юрген и бодро: — Дальше штрафбата не сошлют!

— Солдат — да, — сказал Фрике, — на них и не пишут. А вот на их неизвестного командира с погонами фельдфебеля…

— Полагаю, мы должны провести служебное расследование, установить личность этого неизвестного фельдфебеля и примерно его наказать, — вмешался присутствовавший при разговоре Вортенберг.

— Несомненно, — ответил Фрике. — Приступайте к поискам немедленно, обер–лейтенант. Я составлю и подпишу соответствующее распоряжение и пошлю копию в штаб дивизии.

— Разрешите идти? — спросил Юрген.

— Идите, фельдфебель Вольф, и постарайтесь не попадаться на глаза… — Фрике усмехнулся, — обер–лейтенанту Вортенбергу.

Er war ein Spion

Это был шпион. Его задержали около полуночи. Он пробирался к Висле. Возможно, он случайно оказался в расположении их батальона. Но нельзя было исключать и того, что он нарочно выбрал для перехода их участок, надеясь на низкую дисциплину и безалаберность штрафников. Он ошибся. Дважды ошибся, потому что вышел прямехонько на Брейтгаупта.

Тот не дал ему уйти. Ему повезло только в одном — он подвернул ногу и упал, не в силах бежать. Раненого Брейтгаупт доставил в штаб. Со здоровыми разговор у него был короткий. Он был немногословен, Ганс Брейтгаупт, короткая очередь и — все.

Юргена разбудил Цойфер, обычный напарник Брейтгаупта в карауле. Он доложил о происшествии, пыжась от гордости, как будто это он задержал шпиона. Впрочем, по его рассказу так и выходило. Юрген быстро оделся, схватил автомат и поспешил в штаб.

Задержанного допрашивал лично подполковник Фрике, в комнате находились еще обер–лейтенант Вортенберг, писарь–стенографист и переводчик. Им всем пришлось прервать сон, но дело того стоило. Последние дни они все находились в тревожном ожидании, никто не сомневался, что наступление русских начнется в ближайшее время. Да и погода была как на заказ, ее так и называли: «русская погода». Это когда кажется, что хуже некуда, когда хороший хозяин собаку на улицу не выпустит. Вот тогда–то русские и переходили в наступление, подпускали огоньку. Наверно, они так грелись. По погоде они вполне могли начать этой ночью. Поэтому допрос нельзя было откладывать до утра.

Юрген распахнул приоткрытую дверь, да так и застыл на пороге, привалившись плечом к дверному косяку. Задержанный сидел на стуле спиной к Юргену, так что тот мог видеть лишь его короткую стрижку да узкий затылок и слышать его голос. Это был голос немолодого, но и нестарого мужчины, лет за тридцать.

Ему казалось, что он говорит по–польски. Юрген только диву давался, как это Айнштайн, их переводчик, не замечает несоответствий, которые улавливал Юрген, сам невеликий специалист в польском языке. Этот Айнштайн представлялся польским фольксдойче, но Юрген подозревал, что он был евреем. Не один он подозревал, даже и подполковник Фрике, но все они старались держать свои подозрения при себе. У них в батальоне было не принято сдавать своих, тем более в гестапо. К тому же Айнштайн был услужливым парнем и знал множество языков: польский, украинский, русский, чешский, литовский. Он мог разговаривать с любым местным жителем, они не раз в этом убеждались и пользовались этим. Сейчас он был сосредоточен на точном переводе слов задержанного, наверно, в этом было дело.

Точного перевода, впрочем, не требовалось. Мужчина подсовывал явную туфту. Он честный трудяга из Зажопкиных Веселок под Лодзью, как написано в аусвайсе, что лежит перед господином офицером, не партизан и не комбатант, избави Бог, здесь, в пригороде Варшавы, ищет замужнюю сестру, от которой не было вестей после восстания, да покарает Господь всех бунтовщиков, ходил целый день от дома к дому, расспрашивал, но никого из старых жителей не нашел, только господ офицеров немцев, шел–шел, да и заблудился в темноте, а побежал, испугавшись окрика, а что солдата ударил, извините, запамятовал, так это тоже от испуга, думал, что это не солдаты, а ночные грабители, под балахонами формы–то не видно, а у него при себе большая сумма денег. Тут он полез за пазуху, достал тонкую скрутку из рейхсмарок, принялся совать ее под нос Айнштайну.

Теперь Юрген увидел и его руки, сильные руки с длинными пальцами. Они были не шибко ухоженные, но у «честных трудяг» таких рук не бывает. И вообще, мужчина не походил на того, кого можно испугать каким–то там окриком. И грабителей бы он не испугался, такой сам кого угодно ограбит.

Вортенберг придерживался того же мнения. Он так и сказал задержанному.

— Вы врете, — подвел итог Вортенберг, — попробуйте начать сначала.

Перевода мужчине не потребовалось. Он и так все понял. И начал говорить по–немецки, четко и решительно. По–немецки у него лучше получалось, в смысле языка. Язык был немецкий, чистый и правильный, даже излишне правильный. С содержанием было хуже, он продолжал гнать пургу.

Он, офицер абвера, капитан Ульрих Штанден, получил задание перейти линию фронта и оценить степень готовности русских к наступлению. Он крайне удивлен, что руководство не поставило их в известность о его переходе. Ведь абвер, армейская разведка, и они, испытательные подразделения Вермахта, принадлежат, по сути, к одному ведомству: они все солдаты, военная косточка, настоящие боевые товарищи. Когда он вернется с задания, он подаст соответствующий рапорт. Нет–нет, они здесь ни при чем, это недоработка вышестоящих органов. Документы? Конечно, у него есть документ. Необходимо распороть подкладку пальто, нет–нет, чуть пониже, да, вот здесь. Теперь господин подполковник может сам убедиться. Он полагает, что этот документ разрешит возникшее недоразумение, мелкое недоразумение. Нет–нет, их действия были абсолютно правильными, это он тоже отметит в своем рапорте по возвращении.

Фрике скептически рассматривал лежащий перед ним листок.

— Если не ошибаюсь, это подпись адмирала Канариса, — сказал он.

— Господин подполковник не ошибается, это подпись самого начальника абвера, адмирала Канариса.

— К сожалению, — сказал Фрике и тут же поправился: — К сожалению для вас, адмирал Канарис отстранен приказом фюрера от руководства абвером почти год назад, а большая часть отделов и подразделений переподчинена Главному управлению имперской безопасности СС. Если вы будете по–прежнему настаивать, что вы офицер абвера, я буду вынужден передать вас в СС, по ведомственной принадлежности, — улыбнулся он.

— Я полагал, что русская разведка лучше осведомлена о наших внутренних делах, — сказал Вортенберг — он не ходил вокруг да около, — вы меня разочаровали, капитан.

— Вы ошибаетесь, обер–лейтенант, я — капитан Ульрих Штанден, это какая–то ошибка или недоразумение. Полагаю, что утром все разрешится.

Упоминание об утре взволновало всех. Фрике засыпал задержанного вопросами, но тот упорно их игнорировал. Через час Фрике отступился.

— Уведите! — приказал он Юргену.

— Есть! — ответил тот и уточнил: — Куда?

— В подвал, — сказал Фрике.

В подвале дома размещалась батальонная гауптвахта. Помещение, где раньше хранили картошку, превратили в камеру, которая обычно пустовала. Подполковник Фрике полагал, что сажать солдат испытательного батальона на гауптвахту бессмысленно, это все равно что переместить грешника из чистилища в рай. Устройте ему ад, приказывал в таких случаях Фрике командиру отделения. Те с готовностью устраивали: упал–отжался и все такое прочее. Была еще клетушка, размером с могилу, судя по частой крепкой решетке на маленьком окне и дубовой двери, бывший хозяин хранил в ней свое главное богатство — самогонку. Это был карцер. Туда Фрике и распорядился поместить задержанного.