Антанас Мацейна - Агнец Божий

• Название: Агнец Божий
• Автор: Антанас Мацейна
• Жанр: Философия

Личность Иисуса Христа на протяжении многих веков привлекала к себе внимание не только обычных людей, к ней обращались писатели, художники, поэты, философы, историки едва ли не всех стран и народов. Поэтому вполне понятно, что и литовский религиозный философ Антанас Мацейна (1908-1987) не мог обойти вниманием Того, Который, по словам самого философа, стоял в центре всей его жизни.

Предлагаемая книга Мацейны «Агнец Божий» (1966) посвящена христологии Восточной Церкви. И как представляется, уже само это обращение католического философа именно к христологии Восточной Церкви, должно вызвать интерес у пытливого читателя.

«Агнец Божий» – третья книга теологической трилогии А. Мацейны. Впервые она была опубликована в 1966 году в Америке (Putnam). Первая книга трилогии – «Гимн солнца» (1954) посвящена жизни св. Франциска, вторая – «Великая Помощница» (1958) – жизни Богородицы – Пречистой Деве Марии.

---

      Однако смерть Христа есть абсолютно вольное Его дело. Будучи безгрешным, Христос не подчинен метафизическому закону смерти. И если Он все-таки умирает, то только потому, что Он Сам Себя раскрывает для действия смерти. Поэтому смерть Христа есть самая глубокая степень кенозиса Бога. Св. ап. Павел, описывая самоуничижение Христа, замечает, что Спаситель «смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной» (Флп. 2, 8). Эти две формы самоуничижения Христа или Его кенозиса – смерть и смерть крестная – имеют величайший смысл. Смерть вообще есть глубочайшее послушание в смысле онтологического подчинения небытию. Крестная смерть есть глубочайшее послушание в смысле исторического подчинения самой презренной форме смерти. Христос как Божетвенный Логос, через Которого и Которому всё сотворено, самоуничижился настолько радикально, что подчинился не только в случае смерти действующему небытию, но и самой презренной форме его действия – смерти на кресте.

      Таким образом, есть три степени или ступени кенозиса Бога: творение мира, воплощение и смерть. Здесь везде Христос выступает как истинный носитель кенозиса. В сотворении мира Он есть Тот, через Которого всё сотворено и Которым всё держится. Однако, если сотворение, как говорилось, есть первый акт самоограничения Бога, то прежде всего этот акт затрагивает Христа. Неся мир Своей силою, Логос ограничивает Своё всемогущество, дабы предоставить относительному существу возможность быть и действовать. В воплощении Христос есть Тот, Который оставляет Своё состояние Владыки и принимает состояние раба, подчиняясь всем законам этого состояния. В страдании и смерти Христос есть Тот, Который раскрывает весь ужас смерти, как последствия греха, во всей его глубине, принимая этот ужас и претерпевая его как Богочеловек. Образ раба во Христе начинается Им, как первообразом мира, и следует вплоть до презреннейшей исторической смерти на кресте.

2. ПЕРЕЖИВАНИЕ КРЕСТА

     Именно с этого сошествия Христа в мрак смерти и начинается Его восхождение в небесную славу. Вольное принятие полного самоуничижения превращается в победу над смертью, которая есть небытие. Это непреложная истина Христанства. Св. ап. Павел, описывая возрастающий кенозис Логоса – это самоуничижение через принятие образа раба, говорит: «Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, и всякий язык исповедал, что Господь Иисус в славу Бога Отца» (Флп. 2, 9-11). Кенозис, достигнув своей наивысшей точки в смерти, становится своей противоположностью: подчинение превращается в господство. Христос - Раб превращается во Владыку вселенной. Вселенское Его страдание облекается всемирностью славы. И именно в свете этого превращения раскрывается переживание Креста в Восточной Церкви.

     На Западе стало привычным утверждать, будто Восточная Церковь не выработала ни мистики Креста, ни его богословия; будто бы всё это сделал только Запад.[108] Эта точка зрения правильна, но в то же время и ошибочна. Если рассматривать крест как символ психофизических страданий Христа, тогда необходимо согласиться, что при таком понимании у Востока действительно нет ни мистики, ни богословия креста. Православное богословие не исследует процесса страданий и умирания Христа, насколько этот процесс означает естественное разрушение плоти Спасителя. Таких исследований, как упоминалось в начале этой главы, Восточная Церковь даже избегает, ибо подобные исследования считает недостойными по отношению к страданиям Христа. В Восточной мистике отсутствуют, как говорилось, очевидные признаки истязаний Христа: этим объясняется и полное отсутствие в Восточной Церкви людей со стигматами. Востоку не ведомо также почитание тех мест, где Христос останавливался на Своем крестном пути на Голгофу.[109] Реликвии страданий Христа – плащаница, гвозди, копье, хитон – здесь не имеют никакого значения. В иконописной живописи не принято изображать искалеченное, истекающее кровью и болью исковерканное тело Иисуса, особенно Его лицо. Крест как выражение того, что в страданиях и смерти Христа есть природно-человеческое, не занимает главного места в переживании и мышлении Восточной Церкви.

      Однако это отнюдь не означает, что у Восточной Церкви вообще нет богословия Креста, его мистики и почитания. Значение страданий Христа в деле Искупления уже давно исследовано и особенно русскими богословами. В Литургии Восточной Церкви среда и пятница каждой недели посвящены воспоминанию страданий Христа. В проповедях этих дней преобладает мысль, что «крест Христов есть дверь Царствия для всех» и что «воистину крещение …, то есть погружение не столько в водах, сколько в обилии креста».[110] Следование за Христом, как вскоре увидим, есть участие в универсальной муке Христа. Даже в повседневной жизни восточный христианин подчеркивает значение Креста: и никакая другая конфессия не использует символ креста так часто как Восточная Церковь. В социальной области крест тоже переживается как путь к обновлению: движение за перевоспитание русских рабочих на религиозной и социальной основе, поднятое в начале нашего века Н. Неплюевым, как раз и называлось «Братством Прославления Креста».[111]

      Таким образом было бы ошибкой усматривать противоречие между богословием Воплощения и богословием Креста и находить здесь различие между Восточной и Западной Церковью. Правда, G. Stadtmuller совершенно справедливо заметил, что основным объектом мышления Восточной Церкви или, точнее, осмысления,является «тайна воплощения Христа». Однако говоря это, он тут же присовокупляет, что на Востоке эта тайна толкуется весьма своеобразно, а именно: как «Бог, будучи бесконечным, может стать человеком»; как Он «из Своей божественной высоты может снизойти в человеческие низины».[112] Но это своеобразие точки зрения кроется в утверждении того, что мы называем кенозисом – самоограничением, самоумалением и самоуничижением Бога. Вочеловечение Бога есть, как уже говорилось, одна из ступеней кенозиса. Иначе говоря, Воплощение Восточная Церковь осмысливает как акт бесконечной любви Бога, Который ограничивает Свое всемогущество. Таким образом, дополняя слова С. Булгакова – «мир создан крестом», мы можем сказать, что и Воплощение совершилось под знаком Креста. Воплощение есть не триумф Бога, но Его кенозис. Поэтому Рождество Восточная Церковь празднует намного сдержаннее, нежели Западная Церковь. Сень Креста окутывает этот удивительный акт и потому не позволяет человеку испытывать ту детскую радость, которая свойственна западному христианину. Таким образом, противоречие между богословием Воплощения и богословием Креста искусственно. Не оно лежит в основе различия между Восточной и Западной Церковью, но то, что обе они эти две тайны вероисповедания – тайну Воплощения и тайну Креста – осмысляют по-разному: Восточная Церковь в аспекте Бога, Западная Церковь в аспектечеловека.

      Как переживает Крест и распятого на кресте Христа Восточная Церковь, нам достаточно хорошо может объяснить иконография. В одном из руководств для иконописания мы находим характерные указания, какие надписи и наименования надо давать иконам, на которых изображен Спаситель. Автор руководства, о котором идет речь, афонский монах Дионисий указывал, что если живописец изображает Христа во время последнего суда, икона должна быть названа «Праведный Судия»); если же Христос изображается как Первосвященник, икона дожна называться «Царь царей и Первосвященник»; а если Христос изображается распятым на кресте, то надпись должна звучать: «Царь Славы».[113] Необычайно характерное наименование! Для Восточной Церкви Распятый Христос есть Царь Славы. Это свидетельствует о том, что восточный христианин крест Христов всегда переживает в свете Его славы. Страдание Христа как телесная боль, как истязание и разрушение плоти совершенно реально, однако только этим страдание не исчерпывается, ибо рядом со страданием идет и победа, изменяя сам характер страдания.Страдание Христа есть Его первый шаг к Воскресению. «Посему-то, когда Иисус Христос изнемогает и умолкает на кресте, тогда и небо, и земля дают Ему глас свой, и умершие проповедуют воскресение Распятого, и самое камение вопиет о Нем».[114] Восточная Церковь не может отделить смерть Иисуса от Его Воскресения, рассматривать и праздновать эти события Его жизни отдельно. Воплощение она переживает, не забывая о кресте, поэтому его празднование в св. Рождество не принимает наивно-радостных, свойственных детям, форм. Страдание же Его она переживает в свете славы и поэтому оно не приобретает трагических оттенков. Рождение и смерть, страдание и слава в переживании Востока сливаются в неразделимом единстве, и только в свете этого единства могут быть правильно поняты все моменты жизни Спасителя. Вот почему русские религиозные философы (С. Булгаков, Л. Карсавин) Христианство называют религией не жизни и не смерти, но религией жизни через смерть. Жизнь светлеет, но только пройдя через мрак смерти. Смерть проявляется во всей своей силе, но в свете жизни она теряет свою трагичность. Эта целостная точка зрения на проявления бытия Христа, без попыти их раздробить, отделить друг от друга, рассмотреть отдельно вне связи друг с другом как раз и является характернейшей установкой Восточной Церкви по отношению к страданиям и смерти Христа.