Сергей Сергеев-Ценский - Том 10. Преображение России

• Название: Том 10. Преображение России
• Автор: Сергей Сергеев-Ценский
• Издательство: Правда
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1967

В десятый том вошли 7, 8 и 9 части эпопеи «Преображение России» — «Утренний взрыв», «Зауряд-полк» и «Лютая зима».

Художник П. Пинкисевич.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Большая часть обедавших здесь были пехотные офицеры, и Сыромолотов вглядывался в каждого из них ненасытными глазами художника: не пригодится ли какое-нибудь из этих лиц для картины «Демонстрация»; Надя же напрягала слух, так как разговор за всеми столиками шел только о таинственной гибели «Марии».

Особенно громок был голос и особенно блестели глаза и красно было лицо, с которого не сошел еще летний загар, у какого-то штабс-капитана из ополченской дружины, с широкими скулами и покатым лбом и с седыми подусниками при неестественно черных усах.

— Загадочная личность! — тихо сказала о нем Надя Алексею Фомичу. — Усы-то он, конечно, красит, но почему же не красит подусников?

— Пестроту любит, — отозвался Алексей Фомич, глядя в свою тарелку.

Вот этот-то любитель пестроты и кричал:

— Говорят, много все-таки осталось в живых из матросов, — и вот теперь вопрос: что с ними будут делать?.. Но только прежде всего: там что бы с ними ни делали потом, — к расстрелу их или только на каторгу, но прежде всего — вон ко всем чертям из Севастополя эту заразу, — вот что я вам скажу!.. Это — настоящая зараза, эти шмидтовы дети!.. А кто ими вертит как хочет, агитаторы ихние где сидят, а?.. Они, глядишь, в газетчонке здешней да по аптекам, да в студенческих тужурках расхаживают! Этих — на фонари, и решительно никаких разговоров, иначе у нас к весне ни флота не останется, ни гарнизона не будет! Имейте это в виду!..

А с другого столика долетело до слуха Нади именно то, что ей так хотелось узнать еще утром. Говорил совсем еще молодой офицер, явно слабогрудый, даже с подозрительными пятнами румянца на впалых щеках:

— Слышал я, что вечером сегодня офицеров с «Марии» высаживать на берег будут… какие, конечно, ходить могут.

— Вечером сегодня! — радостно шепнула Надя мужу.

Но так как Алексей Фомич не расслышал слов этого офицера, — тот говорил тихо, — то Надя должна была объяснить ему, в чем дело.

— Вот видишь! — сразу воспрянул духом Сыромолотов. — Оказалось, вечер утра мудренее, а не наоборот, как нас учили в Академии художеств!.. Есть, значит, и среди офицеров уцелевшие… Как-нибудь спаслись. Должны же их учить, как можно спасаться, в случае ежели… Хорошо, привезут, а куда же именно привезут?

— Ну уж, разумеется, к Графской пристани, — решила Надя.

— А ты почем знаешь?

— Во всяком случае, пойдем туда, а там видно будет.

— Сейчас же после обеда и пойдем, — немедленно согласился Алексей Фомич, — так как неизвестно, что тут, в Севастополе, считается «вечером».

Только около скромного небольшого памятника Казарскому задержался после обеда Сыромолотов на Приморском бульваре. Разглядывая его с разных сторон, говорил он Наде:

— Читал я в «Русской старине», что его отравили в Николаеве… Сначала отравили, а потом, вот видишь, памятник поставили… и к оградке его приткнули, так, чтобы никто и рассмотреть не мог.

— Как отравили? Кто отравил Казарского? — спросила Надя.

— Известно уж, кто, раз был он после своего подвига сделан флигель-адъютантом и получил приказ Николая Первого обревизовать хозяйство Черноморского флота… Ревизоров ведь в те времена часто так чествовали: всыпали им мышьяку в бокал с шампанским, — вот и избавились от ревизии!.. Тогда министр один посылал ревизором своего племянника в одну черноземную губернию и только одну заповедь ему все твердил: «Ради бога, ничего у этих мерзавцев не ешь и не пей, а то отравят!» А в Черноморском флоте в те времена, — это ведь при адмирале Грейге было, — казнокрадство процветало уму непостижимое!.. И вот, не угодно ли, — новоиспеченный флигель-адъютант своего флота, — всех прохвостов знает и до всего докопаться может!.. Пригласил его, конечно, на ужин какой-то генерал морской службы, который складами ведал, поднесла Казарскому там его дочка бокал шампанского, — выпил за ее здоровье и через день жизнь свою потерял!.. От двух турецких адмиралов на своем маленьком бриге «Меркурий» отбился, а от своего генерала поди-ка отбейся, когда он махровый казнокрад, и смерть твоя ему с рук сойдет при покровительстве Грейга!.. Это только Иван Александрович Хлестаков, благодаря гениальному уму своему, и от напрасной смерти избавился и кое-какой капиталец своим ревизорством нажил.

Когда пришли Сыромолотовы к Графской пристани, то увидели, что слабогрудый юный офицер сказал правду: человек не менее двадцати дам, — иные с детьми, — сидели на зеленых скамьях и неотрывно глядели в сторону бухты. Что они не бездельно отдыхают здесь после бездельной прогулки, видно было по их серьезным встревоженным лицам, по их беспокойству.

Сесть поближе к лестнице было уж нельзя, и Сыромолотовы едва нашли место на самой дальней скамейке, причем Алексей Фомич рокотал:

— Хороши бы мы были, если бы вечера дожидались!.. Вот видишь, даже и полиция явилась!

Действительно, щеголеватый околоточный надзиратель, в серой шинели офицерского покроя, но не солдатского, а тонкого сукна, и в белых нитяных перчатках, тоже подошел к самой лестнице. Он даже спустился по ней на несколько ступенек и стал прилежно из-под руки глядеть в сторону судов.

А вскоре после его появления почему-то начали останавливаться около Графской пристани многие, едва ли имевшие какое-нибудь отношение к офицерам «Марии», и околоточный, поднявшись с лестницы, пока еще без особого рвения, просил публику «не скопляться».

Было около четырех часов, когда по каким-то таинственным признакам люди около Алексея Фомича и Нади угадали, что идет к пристани не катер вообще, который привезет офицеров или матросов, получивших отпуск на несколько часов, а именно тот самый, которого ждали.

Теперь Сыромолотовы уже не сидели на скамейке, а были в толпе. Торжественно прозвучавших чьих-то слов: «Отвалили от „Екатерины“» — они не поняли, но севастопольцам-то были понятны эти слова, и околоточный не мог уже сдержать их бурного натиска. Когда все ринулись по лестнице вниз, конечно, этот порыв захватил и Алексея Фомича с Надей.

У околоточного оказалось двое помощников-городовых. Их усилия теперь были направлены на то, чтобы остался хоть какой-нибудь проход на ступенях лестницы.

— Господа! Соблюдайте же порядок! Так нельзя! — кричал околоточный. — Подайтесь к стенке!

Городовые же действовали просто руками и очень ревностно. Оглянувшись назад, Сыромолотов увидел еще какого-то полицейского, видом постарше, чем околоточный, и чином явно крупнее. Он решил, что это пристав ближайшего полицейского участка.

Рядом с ним стояли двое каких-то чиновников в штатских фуражках, с кокардами на тулье, а повыше их увидел Алексей Фомич того самого капитана первого ранга, которого они с Надей встретили около Морского собрания. Он был не один, а, по-видимому, со своим адъютантом, молодым моряком.

— Не знаете ли, кто это? — спросил своего соседа Сыромолотов, кивнув ему на важного каперанга.

Сосед, хотя и штатский, имел вид знающего человека, и он, не задумываясь, ответил:

— Это — Гистецкий, начальник штаба севастопольского экипажа.

— Гистецкий, — повторил, наклоняясь к Наде, Алексей Фомич, — тот самый, какого мы встретили…

Но Надя была занята тем, что делалось впереди.

Волнение тех, кто стоял на лестнице, ведущей к пристани, возрастало по мере того, как подходил катер, отваливший от «Екатерины».

Тремя ступеньками ниже Сыромолотовых, рядом с пожилой дамой в черной осенней шляпке, стоял гимназист лет тринадцати, с биноклем, прижатым к глазам. Он все время глядел на этот катер и вдруг закричал радостно-звонко:

— Мама, — вон папа! Папа, — я вижу!.. Ура-а!

Дама в шляпке тут же выхватила бинокль из его рук, а он захлопал в ладоши.

Должно быть, дама тоже разглядела в бинокль мужа, потому что начала креститься и плакать, а сын снова взял у нее бинокль.

— Ах, как жалко, что у нас нет бинокля! — проговорила Надя, на что отозвался Алексей Фомич:

— Уж если кого нет, того и в телескоп не увидишь.

— Значит, что же, по-твоему, мы напрасно стоим?

— Да как тебе сказать… Пожалуй, что так.

Катер пристал наконец, и там, внизу, начались такие крики, что Надя сказала:

— Вот так давка!.. Хорошо, что мы стали выше: ведь все равно, всех увидим, — мимо нас пройдут.

Мальчик-гимназист своим хлопаньем в ладоши как будто дал тон всей встрече спасенных с «Марии» офицеров. Там, внизу, как в театральном зале, загремели аплодисменты. Послышались даже и крики «ура», правда, отдельные, не поддержанные всеми: не то поняли сами неуместность этих криков, не то воздействовал на толпу расторопный околоточный.

Первым поднимался по лестнице в узком проходе между стенами людей усталого вида пожилой офицер, фуражка на котором сидела боком от повязки. Он то поднимал правую руку к козырьку, вглядываясь в тех, кто ему хлопал в ладоши, то опускал ее бессильно и глазами искал ступеньку, чтобы поставить на нее ногу.