Лиля Энден - Изменники Родины

• Название: Изменники Родины
• Автор: Лиля Энден
• Издательство: Геликон Плюс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005

Во всей литературе, описывающей четыре многострадальных года Великой войны, есть множество рассказов о геройских подвигах. Герои этих подвигов — командиры и рядовые Красной Армии, летчики, артиллеристы и простые пехотинцы, я же буду писать не о героях без страха и упрека и не о злодеях без проблеска совести, а о людях, обладающих и хорошими, и дурными свойствами, которые в силу разных обстоятельств оказались сотрудниками оккупационной власти.

---

Маруся начала приходить в себя. Было уже утро, и она живо представила себе, что скоро соберутся все ее сослуживцы, будут сочувствовать, расспрашивать, любопытничать, ахать, а она была в таком состоянии, что совершенно не смогла бы отвечать на вопросы… Особенно, если заявится Пузенчиха… А она, Маруся, в рваном платье, которое наполовину сгорело, на лице и на руках вздулись пузыри…

— Аленушка, подружка! Единственный человек, которому не совестно показаться в таком виде!..

И по ее просьбе Эрвин снова посадил Марусю, на этот раз крепко закутанную, в машину и отвез ее к подруге раньше, чем в Крайсландвирте появился кто-либо из служащих.

Лена переодела ее в свою одежду, привязала к ожогам тертой картошки и уложила в постель. Ожоги стали спадать, но к вечеру у нее поднялась температура, и она совсем разболелась.

Когда через два дня хоронили Анну Григорьевну, Маруся через силу встала и пошла в церковь и на кладбище, но после этого ей стало еще хуже.

Она проболела почти целый месяц.

* * *

Чем ближе к Липне подвигался фронт, тем усерднее работала Гехайм-Полицай.

Почти каждый день кого-нибудь арестовывали; ни виселиц, ни публичных расстрелов, как в прошлом году, теперь никто не видел, но люди исчезали бесследно.

Так бесследно исчез шеф-агроном Анатолий Петрович Старов; никому в голову не могло придти, что этот человек, всецело занятый селецкионными опытами, мог иметь какое-то отношение к партизанам, но тем не менее, его вежливо пригласили… и на следующий день на его место был назначен агроном Волков из беженцев.

Шеффер сделал вид, будто ничего не случилось; Эрвина в ту пору в Липне не было, он приехал дней через пять.

Узнав об исчезновении шеф-агронома, он вспыхнул и бегом помчался в грозное учреждение; вернулся он оттуда хмурый и злой и на расспросы о Старове сквозь зубы ответил:» Цу шпет, эр ист шон вег!»

Венецкий нервничал, даже начал снова изредка курить. Сперва он курил только в отсутствии Лены, но однажды она его застала на месте преступления.

Он покраснел как школьник и поспешно выбросил папиросу.

— Извини меня, пожалуйста, как-то так вышло! — виновато пробормотал он.

Но Лена на этот раз не стала его ни упрекать, ни высмеивать.

Она подошла к нему молча, крепко обняла и прижала его голову к своей груди.

— Леночка, радость моя! Здездочка ясная!

— Сколько у тебя седых волос! — тихо сказала Лена, гладя его голову. — Скоро ты совсем седой станешь!..

— Тогда буду солиднее выглядеть, а то люди говорят, что я слишком молод для бургомистра! — пошутил Николай.

Но вскоре его ждало испытание, которое тоже прибавило ему немало седых волос.

В Городское Управление явился немецкий солдат и вежливым, но недопускающим возражения тоном пригласил бургомистра в Гехайм-Полицай.

В учреждении, из которого почти никто не возвращался, Венецкого встретил немец в чине обер-лейтенанта и переводчик с погонами фельдфебеля; около двери стоял еще один солдат.

Переводчик говорил по-русски чисто и правильно, хотя, конечно, до фон Штока ему было далеко.

Накануне в Липне, около самой станции, был подорван и спущен под откос состав с немецкими войсками и оружием. От взрыва сильно пострадали соседние дома, среди населения было несколько человек убитых и раненых.

О потерях среди немцев никто, конечно, русскому бургомистру не сообщал, но по всем признакам они были не маленькие.

— Кто взорвал поезд?

— Не знаю! — ответил Венецкий.

Обер-лейтенант подскочил на стуле и застучал кулаком по столу.

— «Нье знайю, нье знайю!» Вас ист дас «нье знайю»? — дальше последовали совершенно непонятные слова, пересыпанные ругательствами.

— «Не знаю» — дас ист: «их вайс нихт»! — спокойно сказал бургомистр, как будто его всерьез об этом спросили, и он с готовностью отвечает.

Неизвестно, понял ли обер-лейтенант насмешку, но рассердился и раскричался он пуще прежнего; переводчик несколько раз пытался вставить слово в его стрекочущую речь, но безуспешно.

Наконец, он выкричался и затих.

Тогда заговорил переводчик.

— Обер-лейтенант говорит, что бургомистр должен знать, кто это сделал!

— У меня никто разрешения взрывать поезда не спрашивал! — ответил Николай.

— Но поезд взорвали в Липне, а вы бургомистр Липни, вы должны знать своих людей!

— Своих-то людей я знаю, а вот люди, которые поезда взрывают, мне подчиняться не хотят, следовательно, они вовсе не мои: партизаны немецкого бургомистра не признают за начальство.

— Подождите! — прервал его переводчик. — Если это сделали не жители города, а партизаны, то все равно, в городе у них должны быть сообщники.

Венецкий только пожал плечами.

Переводчик передал его слова своему начальнику, и обер-лейтенант, который уже успел несколько успокоиться, долго что-то говорил. Венецкий напряженно вслушивался, стараясь хоть что-нибудь понять, но напрасно: ему еще не приходилось встречать немца, который говорил бы так невнятно; пришлось дожидаться переводчика.

— В городе есть люди, имеющие родственников среди партизан, — миролюбиво заговорил переводчик. — Эти родственники, конечно, им помогают. Нам очень трудно найти этих людей, но это необходимо. Много сообщников партизан помог нам выявить шеф-полицай Лисенков, но его население не любит, с ним откровенно не говорят; вы, напротив, пользуетесь большой любовью и доверием жителей города… Вам много легче было бы узнать, кто именно держит связь с партизанами…

Он приостановился, вопросительно глядя на бургомистра, но видя, что тот молчит, продолжал:

— Германское командование щедро наградит вас за услуги… Вы в чем-нибудь нуждаетесь?… Во всяком случае, вам выпишут военный паек. Мы знаем, что в Липне плохо с продовольствием. Шеф будет ходатайствовать о награждении вас орденом, если вы поможете нам изловить эту шайку…

Он замолчал и посмотрел вопросительно.

Тогда заговорил Венецкий, заговорил медленно, нарочито спокойным, даже безразличным тоном:

— Пять лет тому назад мне пришлось побывать в ГПУ… Вы знаете, что это слово означает? — Переводчик утвердительно кивнул головой. — Мне там тоже предложили тогда сотрудничать в качестве шпиона и провокатора… А, когда я отказался, мне пришлось потерять работу, уехать на другой конец России, чтоб скрыть свое прошлое, и вообще неприятностей было очень много, но о своем отказе я никогда не жалел… Переведите, пожалуйста, все дословно!

Переводчик перевел и перевел правильно: он говорил разборчиво, и Николай мог следить за переводом, но оба немца еще не поняли, почему бургомистру вздумалось рассказывать им совсем не относящиеся к делу события пятилетней давности.

— Да, ГПУ — неприятное учреждение! — посочувствовал переводчик. — Если вы будете помогать нам, вашу помощь сумеют оценить, как следует!

— Я за пять лет нисколько не изменился и по-прежнему в шпионы не гожусь, ни в советские, ни в немецкие, так что награждать меня не придется!..

Переводчик смутился.

— Подумайте! Ваш отказ может иметь для вас нехорошие последствия!

— Отказ пять лет назад тоже имел нехорошие последствия!..

— Подумайте!

— Я прошу вас перевести обер-лейтенанту слово в слово то, что я сказал! Иначе мне с ним придется объясняться самому, а я говорю по-немецки плохо!

Когда смысл слов бургомистра дошел наконец, до обер-лейтенанта, тот с криком вскочил и замахнулся, чтобы ударить в лицо нахального русского, посмевшего поставить на одну доску Гехайм-Полицай и советское ГПУ…

Но Венецкий успел перехватить его руку.

На лице у уже немолодого немца было несколько шрамов, свидетельствовавших о том, что в дни своей юности он умел фехтовать и не любил спускать обид.

Но когда его рука оказалась в железных клещах, он понял, что один на один он никогда бы не справился с этим нахальным бургомистром, который, видимо, тоже не любит спускать обиды и может дать сдачи и тем поставить его, немецкого офицера, в неловкое положение.

Обер-лейтенант закричал и Венецкий понял, что он приказывает его арестовать.

Солдат, стоявший около двери, и переводчик схватили его за плечи, но он ловко вывернулся из их рук.

— Ихь хабе ди бейне унд кан геен зельбст! — бросил он солдатам и, повернувшись к обер-лейтенанту, резко спросил:

— Вохин?

* * *

Эту ночь бургомистр Липни провел в темном чулане, отделенном от комнаты, где его допрашивали, дощатой перегородкой со щелями, которые были единственными источниками света.

Чулан был завален всяким хламом; тут была поломанная мебель, рваная одежда и обувь, разбитые ящики, обрезки досок, и даже два неошкуренных березовых креста, видимо, приготовленных для чьих-то могил.

Николай лежал на досках, подложив руки под голову, и думал. Немцы из соседней комнаты давно ушли, было уже за полночь, а сна у него не было ни в одном глазу…