Лиля Энден - Изменники Родины

• Название: Изменники Родины
• Автор: Лиля Энден
• Издательство: Геликон Плюс
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005

Во всей литературе, описывающей четыре многострадальных года Великой войны, есть множество рассказов о геройских подвигах. Герои этих подвигов — командиры и рядовые Красной Армии, летчики, артиллеристы и простые пехотинцы, я же буду писать не о героях без страха и упрека и не о злодеях без проблеска совести, а о людях, обладающих и хорошими, и дурными свойствами, которые в силу разных обстоятельств оказались сотрудниками оккупационной власти.

---

— Вы по какому делу?

— Мой отец арестован…

— А? Фамилия? — дежурный развернул какую-то книгу.

— Фамилия моего отца — Венецкий, Сергей Александрович.

— Ах, Венецкий!..

Книга захлопнулась, и лицо дежурного, и без того мало выразительное, сделалось каменным; он посмотрел на Николая таким взором, будто перед ним был не рослый молодой человек, а какая-то маленькая козявка, и распорядился:

— Пройдите в коридор и обождите!

Николай повиновался.

В коридоре стояли диваны, цветы, зеркала, на окнах были бархатные гардины, на полу — пушистый ковер; обстановка скорее напоминала дворец, чем советское учреждение.

В этом роскошном доме царила напряженная, давящая тишина.

Прошло полчаса, час, полтора; Николай решил, что о нем забыли и опять подошел к дежурному; но тот, даже не взглянув на него, сказал:

— Подождите! Вызовут, когда надо будет!

Ждать пришлось более четырех часов.

Наконец, дежурный, уже не прежний, а новый, заступивший на смену, позвал его.

— Поднимитесь на второй этаж, в кабинет номер тридцать два, к товарищу Кирюхину.

Понявшись по широкой, устланной ковром лестнице, Николай увидел на двери цифру тридцать два и постучал.

— Подождите! — проговорил голос из кабинета.

Еще пришлось дожидаться около часа; к счастию, и здесь в коридоре были диваны.

За это время разные люди, в военной форме и гражданской одежде, мужчины и женщины, ходили по коридору взад и вперед, заходили в разные кабинеты, в том числе и в тридцать второй; на сидевшего около двери человека они смотрели, как на неодушевленный предмет.

Николай нервничал, несколько раз вставал, опять садился, и когда он уже совсем решил бросить все и уйти — дверь приоткрылась.

— Кто по делу Венецкого — зайдите!

Николай вошел. Обстановка кабинета была еще роскошнее, чем в коридоре.

Позвавший его человек лет сорока, лысоватый, в гражданском костюме, обшел вокруг большого письменного стола, сел в кресло спиной к окну и указал посетителю стул напротив себя.

— Вы — сын арестованного Венецкого?

— Почему вы его арестовали? — не отвечая на вопрос, в свою очередь спросил Николай. — В чем вы его обвиняете? Он не мог сделать ничего преступного!.. Это какое-то недоразумение!..

Холодная улыбка чуть-чуть тронула губы оперуполномоченного.

— У нас никаких недоразумений не бывает! — произнес он таким веским тоном, что, казалось, даже смешно ему возражать. — Если мы арестовали человека, значит, на это имеются причины.

— И вы уверены, что не можете ошибиться?

Эти слова Кирюхин ответом не удостоил; он вынул из стола несколько бланков, напечатанных на превосходной, плотной белой бумаге (в те времена в конторах и даже в школах писали на обоях, старых негодных бланках, на папиросной и оберточной бумаге) и приготовился писать.

— Ваша фамилия, имя и отчество?

За этим последовал ряд вопросов о жизни и занятиях Николая.

— Вы последние пять лет жили отдельно от ваших родителей?

— Да!

— И вы не знали, что ваш отец являлся членом контрреволюционной организации, которая занималась вредительством?

— Неправда! — вскричал Николай, и его обычно низкий голос сорвался на петушиный, мальчишеский дискант, как это с ним бывало в четырнадцать лет. — Направда! Мой отец не мог заниматься вредительством!.. Он — честный человек!.. Он всю жизнь был революционером!.. Настоящим революционером!.. Он был в ссылке…

— И вскоре опять угодит туда же! — насмешливо прервал его Кирюхин.

— Но ведь это было до революции, при царском режиме!

— При царской власти, возможно, он и был революционером, если только он не придумал себе революционное прошлое; но тем прискорбнее, что при советской власти он стал вредителем!

— Он не мог быть вредителем! Это наглая клевета!

Кирюхин рассмеялся тихим неприятным смешком.

— Как вы горячо заступаетесь за своего папашу!.. Но, к сожалению, он этого не заслуживает. Его преступление доказано: он — член вредительской организации, агент иностранной разведки и враг советского народа. Я допускаю, что вы об этом ничего не знали: такой человек, как Венецкий, мог скрывать свою деятельность даже в кругу своей семьи, тем более, что вы эти годы жили в другом городе и встречались с ним не так уж часто… Вас я не обвиняю: у нас дети за родителей не отвечают! Но не старайтесь выгородить отца — это напрасный труд!

Николай бессильно опустился на стул.

— Когда моего отца преследовала царская власть, — проговорил он глухо. — Это было не обидно: он действительно был врагом самодержавия… А теперь!.. Когда советская власть, за которую он всю жизнь, всю душу отдал… советская власть возводит на него такую мерзкую клевету!..

— Это обидно? Да? Значит, царская власть была справедливее, чем советская? Вы это хотели сказать?

Николай поднял голову и посмотрел оперуполномоченному прямо в глаза.

— Я этого сказать не хотел… Это вы сказали… И, пожалй, на этот раз сказали правду…

— Ну, ну! — Кирюхин постучал по столу карандашом. — Осторожнее, молодой человек! Думайте, прежде чем говорить!.. Я ведь могу и не поверить, что вы непричастны к делам вашего отца.

— Никаких дурных дел, а тем более контрреволюционных, за моим отцом не было и нет!

— Вы упрямы!.. Но об этом довольно!.. Ваш отец получит то, что заслужил!.. А вот вам лично следует еще доказать, что вы действительно советский человек!

— Уж не хотите ли вы, чтоб я от своего отца отрекся?

— Не придумывайте трагедий!.. Этого я вам предлагать не собираюсь: все равно, такие отречения бывают слишком неискренними… Мне нужно от вас совсем другое.

— А на что именно я вам понадобился?

— Видите ли, — заговорил Кирюхин более мирным, деловым тоном. — Вы знаете, что враги нашей советской власти не дремлют, они проникают всюду… Вы работаете в Белоярске?

— У вас записано, где я работаю!

— Да, да… Там, в Белоярске, мы тоже нащупали вражескую руку, но пока мы не имеем еще достаточно сведений, чтоб разоблачить врагов…

Он приостановился и внимательно посмотрел на Венецкого, тот ответил ему угюмым, вопросительным взглядом.

— Вы должны немедленно по возвращению в Белоярск явиться в тамошнее НКВД и передать этот конверт. Вас примут и назовут вам несколько ваших сослуживцев, которые у нас на подозрении; вы будете следить за всеми их поступками и словами и сообщать…

Товарищ Кирюхин вдруг запнулся и вздрогнул: Николай Венецкий уже не сидел перед ним, а стоял и казался в эту минуту гораздо выше своего и так не маленького роста; его лицо было страшно, кулаки сжаты, темные глаза метали молнии.

— В шпионы вербуете?! — прогремел он. — Не в коня корм. Не умею и учиться этой подлости не желаю!..

Он повернулся, вышел из кабинета, хлопнул дверью так, что задрожали стекла и по всему роскошному зданию, нарушая его тишину, отозвалось гулкое эхо, прошел большими шагами через коридор, лестницу, приемную и вышел на улицу, где уже сгущались сумерки.

Его никто не задержал.

* * *

Прошел целый месяц мучительных, бесполезных хлопот. Николай днем дежурил у тюремных ворот, ночью — у постели больной матери.

Он ходил в обком партии, где работал отец, в надежде, что сослуживцы и друзья отца помогут, вмешаются в это несправедливое дело, но друзей там не оказалось, а из сослуживцев те, кто уцелел, с легким удивлением и глубоким убеждением говорили о том, что Сергей Александрович «оказался» врагом народа и старались поскорее отделаться от вражьего сына.

Он пробовал писать Верховному Прокурору республики — ответ получил уклончивый; написал на имя самого Сталина — ответа не удостоили…

Да он теперь и не надеялся на благополучный исход: он чувствовал, что перед ним встала стена, прошибить которую невозможно, а обходных путей он не знал.

Екатерина Павловна не вставала с постели. Почти каждый день повторялись страшные сердечные припадки. Она с часу на час ждала возвращения мужа; прислушивалась к каждому шороху. Иногда ее сознание начинало туманиться: обращаясь к сыну, она принимала его за Сергея Александровича, радовалась его освобождению. Потом она приходила в себя — и опять билась в припадке.

— … Сегодня ночью эшелон на север отправляют: вероятно, и вашего папашу отправят — сходите на вокзал, может быть, увидите его хоть издали…

Это сказал Николаю тюремный надзиратель, добродушный старик с седыми усами.

— Только начальникам не говорите, что я вам про это сказал! — добавил он.

Как только стемнело, Николай отправился на вокзал. Он был не единственным, кто ожидал отправки заключенных: в разных углах вокзала виднелись лица, знакомые ему по площадке перед воротами Сабуровской тюрьмы.

Вечером ожидаемого поезда не было. После двенадцати часов всех, не имеющих транзитных билетов, попросили очистить вокзал.