Сергей Сеничев - Лёлита или роман про Ё

• Название: Лёлита или роман про Ё
• Автор: Сергей Сеничев
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011

13 лет назад Нью-Йоркским издательством Modern Library был выпущен рейтинг 100 лучших литературных произведений XX века написанных на английском языке. Четвертую строку в списке занял скандальный роман Владимира Набокова «Лолита»… 45 лет назад Набоков перевёл «Лолиту» на русский язык… 50 лет назад Стэнли Кубрик закончил первую экранизацию романа, за главную роль в которой Сью Лайон была названа «самой многообещающей начинающей актрисой»… 15 лет назад Эдриан Лайн снял новую «Лолиту» с Джереми Айронсом в роли Гумберта…

Год назад увидел свет роман Сергея Сеничева с очень похожим названием — «ЛЁЛИТА». 500 экземпляров книги мгновенно превратились в букинистический раритет.

---

И метнулся в сени к коробу-аптечке.

Вернулся — она бельишко уже скомкала:

— Застираю пойду…

— Постой-ка, — мне не терпелось искупить свою непролазную тупость, — это холодной надо. Щас замочим. Ты лежи пока, найдёшь, чего перестелить?

— Да я и хотела потихоньку, нет — вскочил: чего? куда?

— Откуда ж я знал?

— Ну если говорят не дёргайся, так ты спи и не дёргайся!

— Ладно, всё уже… Укладывайся тут, я за водой…

Но двери отворить не успел.

— Вы чего орёте? — на пороге в одних трусах, щурясь на лампу, стоял Тим.

— Орём и орём, тебе-то что? Иди досыпай, — рассекретивший Лёльку, я готов был оберегать её тайну любыми средствами, включая откровенную грубость.

А та улики под кровать запинала, и уже из-под одеяла:

— Да чего-чего — сердце у него опять прихватило, вот и бродит по дому, лекарства ищет, табуретки роняет. Ты иди, Тим, нашли уже всё.

Женщина! — мысленно поаплодировал я. Они что — сразу такими родятся или где? Сущий же ангел:

— А ты таблетки выпил? — и ресничками хлоп. — Ну и баиньки давай, переполошил вон всех…

И это ещё с скрюченным животом. Представляю, что бы она на здоровую голову отчебучила.

— Точно не крякнешь? — недоверчиво осведомился Тимур.

— Да всё пучком, отпускает уже, — добил я Лёлькину отмазку. — Прорвёмся.

— Ну и ладно, не хотите, не говорите…

И закрыл дверь, вызывающе пожурчал в нашу парашу и полез к себе на антресоли.

Вот так вот: и этот меня взрослей!

На рывок к озеру и обратно ушло минут десять. По дороге шайку из бани прихватил. Лёльку застал уже под новым пододеяльничком — чисто старушечьим, тёмно-синим в вылинявший цветочек. Сгрёб выпачканное и на цыпочках в сени. Залил, прикрыл сверху фанеркой, чтобы Тима ненароком не перепугать, и назад, в горницу.

Ангел был отчаянно бледен, но умиротворён.

— Отмокает, — похвастал я.

— Ну и хорош гоношиться, я утром встану, сама всё в порядок приведу.

— Разберёмся, — похвалил я как бы обоих, поцеловал страдалицу в лоб, вырубил свет и полез на свой командный пункт, и уже оттуда: — Напугалась-то сильно?

— Да как сказать. Растерялась больше… Нет, я знала, конечно, в школе просвещали, но первая мысль: от свёклы! Ну, помнишь, позавчера салат делала?.. Вот эт привет, думаю. А оно прям по ноге… Ну палец и резанула…

— Нарочно, что ли?

— Да да!

— Зачем?

— Чтобы типа искать, чем завязать, а вы не докапывались.

— Эх и дурочка!

— Чего дурочка! Сам-то, небось, когда нафунишь, сразу красный как рак.

— Это совсем другое.

— А я и говорю: совсем другое, понимать же надо!

А я и понимал. Уже.

— Не спишь?

— Не-а…

— Прикинь, а Дед-то — знал, что у тебя сегодня начнётся…

Нет, правда красавец! Прямым ведь текстом предупредил, а я лох лохом. Увидал пальчик порезанный, и — бинтик из кармана: а вот! а у меня наготове! а иди-ка сюда, перевяжу! Клоун…

— Конечно знал. Он всегда всё знает. В прошлый раз говорит: карандаши в буфете, в ящике, позади всего. А через час гляжу — Тим весь дом переворачивает. Я даже спрашивать не стала, достаю, он: как догадалась? А потом закивал: да, да, ясно, спасибо…

— Да уж, не соскучишься… Ладно, спи давай.

— А теперь и не хочется чего-то.

— Может, чаю тебе горячего?

— Да ну. Опять ведь припрётся допросы чинить.

— Тимка, что ли?

— Да кто же…

— И то верно. Утром почаёвничаем. Спи, Лёль…

— Ага.

И минут через пять:

— Дядька до-обрый!.. Заботливый такой…

Я не ответил.

Очнулся к полудню. Захворавшая просыпаться и не помышляла. Вот и ладненько, пускай, — подумал я, мысленно поправил на ней одеяльце и побрёл растапливать самовар.

Снаружи моросило: ну ясно, с чего дрыхнем. Тимки тоже было не слыхать. Завтракал я поэтому в одиночестве. Без особого аппетиту, но с распирающим во все стороны чувством честно выполненного долга: сказал же, пригляжу, вот и приглядываю!..

А дождь всё не переставал. А Лёлька всё дрыхла.

Прибегал мокрый Кобелина. Просунул морду, обтряхнулся, шумно подышал свисающим чуть не на грудь языком и поминай как звали. Наверное, Тимку искал да не нашёл — не то обидевшись на наш с Лёлькой ночной заговор, не то занятый чем-то ему одному ведомым, племяш настырно не спускался со своего убежища.

Я нарезал пару кругов до крыльца и назад, вспомнил о белье, пожамкал, отжал, залил, замаскировал и двинул в гости к юноше. Во второй за всё тут время раз.

В прошлый заход я не рассмотрел чердака как следует. Ну, чердак и чердак. Просторный, не больно захламлённый. Тёплый, тихий и темноватый.

— Здорово, отшельник. Не помешаю?

Он сидел у окошка и что-то писал. Завидев меня, тут же сунул блокнот за тесину:

— Попробуй.

— А знатно ты тут устроился…

— Не жалуюсь…

Я прошёлся по застонавшему потолку.

Веники висят, пучки травы какой-то — зверобой с мятой, судя по духу… В уголку топчан дощатый с матрасиком, подушкой и шинелкой поверх: аскетствует Тима что есть сил… Над — на стене — винтарь…

В другом углу всякая дребедень свалена: пара рам незастеклённых с давно облупившейся краской, пара же наличников, ящик какой-то, дерматином обтянутый. А вон мольберт — тоже, что ли, бабка баловалась?.. Ящик со свечами россыпью… Вешалка с шинелями же и гимнастёрками на добрые полвзвода… Некоторые дореформенного образца, с кубарями… Мммм-да, антуражно…

Я понял, чего тут не хватало: обязательных для всякого приличного чердака связок пожелтевших газет и стопок старых книг. Или хоть альбомчика, с чёрно-белыми, а потому и вечными фотографиями. Похоже, библия на комоде была единственным в Шиварихе печатным изданием… Странно-то ладно: жаль… Ну да ничего, надо будет в остальных хатах пошмонать, может, там чего полюбопытней обнаружится…

О! — вот оно — цельная кювета спичечных коробков. Полных? Ну, естественно! Не коллекции же для их тут хранили — с одной-то и той же этикеткой («Береги лес от пожара!»). От души припасено…

А это что? А это, друзья мои, жестянка из-под монпансье, доверху набитая чем? — правильно: патефонными иглами!.. Хрестоматия: спички, соль и патефонные иголки. Джентльменский набор настоящего автонома. Старики уверены, что именно без соли, спичек и патефонных игл в годину бед и лишений им придётся тужее всего… Ну и без этих вот кирпичиков до жути похожего на пластид хозяйственного мыла, а я как был брюзга, так и остаюсь, несмотря что втетерился сюда на всё готовенькое. Горбатого — могила…

Хозяин молча следил за моими перемещениями.

— Какие планы на день? — начал я издалека.

— Пойти пожрать для начала, а там видно будет.

— Резонно… — я всё ещё выбирал козу, на которой к нему подъехать, и для начала поехал в лоб: — Слушай, Тим, а хрен ли ты на меня такой надутый?

Он только усмехнулся в окошко.

— Чего? — насторожился я.

— Да мама так подкатывала… Вот этими самыми словами, — и гыгыкнул опять, подобродушней: — Ни на кого я не надутый. Уж что выросло.

— Да я почему спрашиваю, — и я подсел напротив, противный сам себе от осознания того, насколько потешной, наверное, выглядит со стороны эта попытка сыграть в отцов и детей. — Ощущение…

— Чего ощущение?

— Самочувствие — такое, будто кошка какая меж нами… С леса ещё. А тут и совсем… Обособляешься ты как-то больно уж демонстративно.

— Да говорю же, я всегда такой был, и лес тут ни при чём. Ты — тем более.

Ну что тут скажешь: дистанцию парень держит чётко.

— А кропаешь чего? — кивнул я на торчащий перед самым носом блокнот. — Не стишки?

— Так, ерунда.

— Показал бы…

— С какой радости?

— Просто любопытно. Да и разбираюсь я в этом немножко. Может, посоветую чего.

— С издателями сведёшь и рекомендацию выдашь?

Опять мимо. Чувствуя себя троечником на экзамене, я достал трубку.

— Здесь лучше не надо, — упредил он. — Вон сушь какая, опилки…

— Это правильно, — согласился я и приготовился услыхать «выйдь из класса» и встать и выйти. — А ты как? Завязал? Или Дед и тебе самосадику отрядил?

— Я же говорил: балуюсь. А сигареты кончились, по барабану стало. И вообще, несерьёзно это.

Нет, ну ты погляди, до чего серьёзный мальчик! Молчун, он уже тысячу раз, наверное, просчитал свою дальнейшую судьбу с поправкой на поменявшийся вектор. Курить вот прекратил. Жить, стало быть, собирается долго и счастливо. И крайне ответственно.

Ну и хватит реверансов. В отцы не пускает, но как старшего товарища воспринять обязан. В конце концов, это программное собеседование, мне оно нужно не больше, чем ему, должен же кто-то начать…

— А у тебя девчонка была? Ну, там, до леса?

— Не-а.

— Вообще, что ли, никогда не было?