Владимир Полуботко - Гауптвахта

• Название: Гауптвахта
• Автор: Владимир Полуботко
• Жанр: О войне

Эта история, написанная в эпоху Перестройки, странным образом пришлась не по душе нашим литературным перестройщикам. Они все дружно, в один голос заклеймили меня и мою повесть позором.

Причём основания для такого, как говорил кот Бегемот, резкого отношения были все как на подбор одно удивительнее другого. Например: городская тюрьма не могла находиться на улице имени Фёдора Михайловича Достоевского, точно так же, как и гарнизонная гауптвахта не могла располагаться на улице имени Чернышевского. Поскольку таких глубокомысленных и многозначительных совпадений в реальной жизни быть не может, то, стало быть, сюжет грешит условностью и схематизмом. То, что один из отрицательных героев повести еврей, — это, естественно, антисемитизм. То, что у одного из персонажей повести мать оказалась на Западе потому, что вышла замуж за американца, — явное недоразумение: автор просто не знал или забыл, что в описываемое время браки между советскими гражданами и представителями капиталистических держав были запрещены…

Разумеется, всё это чушь, которую я, автор, отметаю с презрением и гадливостью. В моей повести — всё правда. Всё было ровно так, как я описал, и мне ли, автору, не знать об этом.

Да ведь и подразумевалось-то на самом деле что-то совсем-совсем другое, а не то, в чём меня упрекали вслух. Что-то очень важное для придирающихся — вот только я так и не понял что. Да и понимать не хочу.

Тогда же моя повесть получила одобрение от Знаменитого Литовца. Он сказал, что повесть произвела на него сильное впечатление, а на насмешки призвал не обращать внимания. Помочь он мне так и не смог, хотя и пытался. Его как раз самого тогда травили: отлучили от всех без исключения постов союзного значения и велели сидеть в своей Литве и не рыпаться.

На долгие годы я отложил свою повесть в ящик письменного стола и совсем забыл о ней. И вот только теперь вспомнил. Как бы там ни было, а именно Знаменитому Литовцу я и посвящаю свою «Гауптвахту».

Полуботко В.Ю.

---

Казарма с двухъярусными кроватями, до идиотизма идеально заправленными и выровненными…

Тёмно-синие одеяла с двумя белыми полосками в ногах и с тремя — в головах. Одеяла натянуты так туго, словно бы они служат обивочным материалом для досок, положенных на кровати.

Иллюзия обтянутых одеялами досок — очень сильна, и, когда Полуботок бухается на одну из таких «досок» и она под ним прогибается и мнётся, у зрителей, которые, быть может, появятся когда-нибудь у этой истории, когда она превратится в художественный фильм, у зрителей, которые должны будут сидеть в большом зале и смотреть на всё происходящее на большом настоящем экране, а не на убогом телевизионном, у зрителей в этом месте должен невольно вырваться вздох изумления.

Какой-то сержантик из новеньких подбегает к нему и верещит:

— Ты что здесь разлёгся? Ты кто здесь такой?.. А ну встань!

— Gespensterschiff… — бормочет, засыпая Полуботок. — Etwas schreckliches… schreckliches… — Глаза у него слипаются.

— А ну встать! — орёт на него сержантик.

— Ruht!.. Пшол вон, собака, — небрежно бросает Полуботок сквозь зубы, даже и не повернувши головы в его сторону.

К сержантику подходит солдат и шепчет:

— Ты чо? Совсем охренел, что ли? Ведь это же наш писарь!

— А-а, — понимающе протягивает сержантик, и в глазах его испуг: кажется, у меня будут теперь неприятности.

— Пойдём отсюда! Он только что с гауптвахты пришёл, будет теперь отсыпаться.

Оба уходят.

А Полуботок, задрав свои ноги в сапогах на спинку кровати, а руки заложив за голову, бормочет тихое заклинание:

— Свободен! Свободен! Свободен!..

И сладко засыпает.

12

Он спит, а рядом с ним окно, выходящее во двор солдатской зоны, а во дворе началась выгрузка зэков, вернувшихся с работы на объектах, и солдаты с автоматами стоят там, где им положено стоять при этой операции, а автоматы у них торчат дулами вперёд, а на неприступном, как крепостная стена, каменном заборе висит огромный обшарпанный плакат, призывающий что-то выполнять и претворять в жизнь, ну а над всем этим — свободное и бесконвойное, голубое и чистое небо. И ещё — солнце. А под небом и солнцем много кой-чего другого есть: вон тот флюгер на высокой, как мачта, трубе, и жилые кварталы города, и леса, и реки, и степи, и холмы (это ведь предгорья Урала), и… всего не перечислишь.

КОНЕЦ ТЕКСТА