Сет Грэм-Смит - Авраам Линкольн Охотник на вампиров

• Название: Авраам Линкольн Охотник на вампиров
• Автор: Сет Грэм-Смит
• Жанр: Ужасы и Мистика

Тайная жизнь самого уважаемого и честного президента в истории США. Его страсть, его сила, его война…

---

6 марта 1857-го Верховный Суд подтолкнул страну еще ближе к краю.

В течение десяти лет Дред Скотт, шестидесятилетний раб, отстаивал свое право на свободу. С 1832-го по 1842-й год, вместе со своим хозяином (майором Армии США Джоном Эмерсоном) он прожил на свободных северных территориях в качестве личного камердинера. В это время он успел жениться и обзавестись ребенком (и жена и ребенок считались свободными), после чего, по смерти майора, в 1843-м году, попытался выкупить свободу. Но со стороны вдовы майора последовал отказ, она продолжала использовать его как раба и присвоила деньги. По совету друзей-аболиционистов, в 1846-м году Скотт подал иск для признания его свободным человеком на том основании, что он перестал быть собственностью в момент, когда его нога ступила на территорию, свободную от рабства. Дело рассматривалось во множестве судов, с каждым годом привлекая все больше внимания общественности, пока, в 1857-м, не оказалось в Вашингтоне.

В решении Верховного Суда номер 7–2, учитывая, что Отцы Основатели считали негров существами низшего порядка, не имеющими отношения к белой расе, для которой и была написана Конституция, было принято в иске Скотту отказать. Негры не могут быть гражданами Соединенных Штатов, а, значит, в принципе не могут выставлять свои требования в федеральном суде. У них было не больше прав затевать юридический процесс, чем у плуга, которым они пашут.

Обескураживающий результат для Скотта сделал его давнюю мечту о свободе окончательно недостижимой. При объявлении решения Верховный суд постановил:

— Конгресс превысил свои полномочия, запретив рабство на определенных территориях, а сами территории не имеют права запрещать рабство даже в пределах собственных границ;

— Рабы и их потомки (в независимости от того, свободны они, или нет), не попадают под защиту Конституции и никогда не могут считаться гражданами Соединенных Штатов;

— Беглые рабы, достигшие свободной земли, по-прежнему считались собственностью своих хозяев.

Сразу за оглашением решения по Дреду Скотту, «Вечерний Вестник Олбани» обвинил Верховный Суд, Сенат и вновь избранного президента Джеймса Бьюкенена в тайном сговоре по дальнейшему распространению рабства, в то время, как «Нью-Йорк Трибьюн» вывела на передовицу статью, вселившую благородную ярость во всех северян:

Теперь, где бы не колыхался звездно-полосатый флаг, он защищает рабство и представляет рабство… Таковы плоды нашей истории. Теперь все государственные служащие, герои, проливавшие кровь, жизни и труды наших предков, разработки ученых и молитвы добрых людей — теперь мы знаем, чего это на самом деле стоило! Теперь Америка — страна рабов и рабовладельцев!

Южные демократы не скрывали радости и самодовольно заявляли, что не за горами «аукционы на Бостонской Набережной». Отношения между плантаторами и аболиционистами еще никогда не были так накалены. Америку стало разрывать на куски.

И только несколько американцев знали, насколько страшна истинная опасность.

III

3 июня 1857 Эйб получил письмо, написанное знакомым подчерком. Оно не содержало вежливых вопросов о здоровье и пожеланий счастья, как и приветов семье.

Авраам.

Умоляю простить, что не писал тебе уже пять лет. Также ты должен простить мне резкость слога, поскольку повод, по которому я пишу, не терпит отлагательств и требует моего скорейшего участия.

Я вынужден просить тебя еще раз пожертвовать собой, Авраам. Я понимаю, насколько самонадеянно просить тебя о чем-либо, учитывая все твои прошлые лишения, а также, насколько не очень заманчиво дело, ради которого я вынужден оторвать тебя от семейного уюта. Поверь, я не обратился бы к тебе, если бы ситуация не была такой пугающей, если бы хоть еще один человек мог сделать то, о чем я попрошу.

Я хочу, чтобы ты проникся необходимостью и смог в кратчайшие сроки прибыть в Нью-Йорк. Если ты согласишься, умоляю оказаться там не позднее 1 августа. Дальнейшие указания ты получишь по прибытии. Однако, в случае отказа, я больше никогда не побеспокою тебя. Я обратился к тебе, потому что в письме, содержащем твой отказ о дальнейшем сотрудничестве, ты допустил, что можешь вернуться в дело, когда появится возможность в корне поменять стратегию. Если твое мнение не изменилось, я с нетерпением жду нашей встречи, старый друг — и в придачу, ты получишь то самое объяснение, которое, без сомнения, заслуживаешь.

Время не ждет, Авраам.

Всегда твой,

Г.

К письму прилагалось расписание поездов и пароходов, пятьсот долларов и название пансиона в Нью-Йорке, где уже был забронирован номер на имя А. Ратледжа.

Каждое слово [в письме] продумано! Генри, в самом деле, поступил умно — отметил, что дело не очень заманчиво, однако, каждое слово тянуло отправиться в путь: и самоосуждение, и лесть, и, наконец, обещанное объяснение, даже имя, на которое забронирован номер! Он прекрасно понимал, что я оставлю и дела, и семью, и проеду тысячу миль, только чтобы увидеть ее, действительную цель.

Я не могу отказаться.

Генри прав. Время не ждет. Но чего именно не ждет — не знаю. Все, что я делал в той жизни… страдание, задания, смерть… все это было ради чего-то большего. Я чувствовал это, еще ребенком — чувствовал, что мой путь, словно путь по реке, и я не могу сойти с корабля. Уносимый течением… окруженный с обеих сторон диким лесом… но уверенный, что где-то там, далеко, по течению, она ждет меня. Я никому не говорил об этом чувстве, из страха, что все мои надежды напрасны (или, что еще хуже, ведут не туда — всякий молодой человек считает свое грядущее величие закономерным для истории мира, мира, принадлежащего наполеонам). И вот, теперь она появилась, в самых призрачных очертаниях, такая, что я пока не мог ничего сказать о ней. И если меня отделяет от нее какая-то тысяча миль, да будет так. Бывало, я ходил гораздо дальше ради более ничтожных дел!

ххххххх

Эйб прибыл в Нью-Йорк 29 июля. Не желая привлекать подозрения (или из нежелания расставаться), он решил взять Мэри и мальчиков в «спонтанную» поездку, посмотреть чудеса Нью-Йорка.

Они выбрали не самое лучшее время.

Город был погружен в самый разгар летней преступности. Два конкурирующих полицейских подразделения были заняты кровавой борьбой за собственную легитимность, оставив преступность на ее собственное усмотрение — непаханое поле для грабежей и убийств. Линкольны приехали в Нью-Йорк через три недели после жесточайшей в истории города битвы между уличными бандами, те самые беспорядки, когда люди становились свидетелями «невероятных подвигов». До этого Эйб видел Нью-Йорк лишь однажды, проездом по пути на север. Теперь у него впервые появилась возможность оценить самый большой и самый энергичный город Америки.

На картине это не передать — город бесконечен и бесподобен. Каждая улица кажется более величественной и более шумной, чем предыдущая. Огромные здания! Никогда я не видел столько фургонов одновременно. Воздух наполнен стуками подков, перемешанных со звуками сотен разговоров. Так много женщин носит черные зонтики, что, если посмотреть с крыши, можно не увидеть тротуар. Таким мы представляем себе Рим времен расцвета. Лондон в зените славы{35}. Мэри настояла, чтобы мы пробыли здесь не меньше месяца! Когда еще мы будем в подобном месте?

Ночью, в воскресенье, 2 августа, Эйб поднялся с постели, оделся в темноте и вышел из комнаты, где спали его жена с детьми. В23:30 он пересек Вашингтон-Сквер и направился на север, как было указано в записке, что скользнула под его дверь этим утром. Он должен был встретиться с Генри через две мили вверх по Пятой авеню, у детского дома на углу Сорок Четвертой улицы.

С каждым кварталом улицы становились пустыннее. Темнее. Величественные здания и звонкие тротуары сменились двухэтажными домами, из окон которых виднелись огоньки свечей. Ни одного человека. Когда я шел через парк Мэдисон-Сквер, меня здорово испугал скелет какого-то недостроенного здания{36}. И еще поразила абсолютная тишина. Казалось, я остался один на весь Нью-Йорк, но внезапно я услышал стук каблуков за спиной.

Эйб обернулся. Три человека шли следом.

Как я мог не заметить их раньше? В свете последних городских событий, я решил, что будет лучше вернуться на Вашингтон-Сквер, к безопасному свету газовых фонарей и улиц, заполненных людьми. Генри может подождать. Что я за проклятый дурак! Вышел из дома без оружия, зная, как много джентльменов было ограблено (или чего похуже) на ночных улицах — и что не стоит рассчитывать на вмешательство полиции. Стараясь ступать как можно тише, я свернул налево, на Тридцать Третью улицу. Мое сердце замерло, когда я услышал, что мои преследователи повернули вслед за мной — теперь не осталось сомнений относительно их намерений. Я ускорил шаг. Они сделали то же самое. «Только бы добраться до Бродвея», — подумал я.