Автор неизвестен - Медицина - Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача

• Название: Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача
• Автор: Автор неизвестен - Медицина
• Издательство: ИнтелТек
• Жанр: Публицистика
• Год: 2004
• ISBN: 5-98157-020-2

Автор книги честно, без прикрас описывает хирургию такой, какая она есть на самом деле, показывая всю жестокость и опасность хирургической специальности как для того, кто лежит на операционном столе, так и для того, кто стоит за ним. Несмотря на то, что текст насыщен медицинскими терминами, книга будет интересна не только представителям мира медицины, но и широкому кругу читателей.

---

Что дальше? Вайнстоун колеблется. Какие у него планы в отношении Манцура? ОНПМД медлит. Ховард и Фарбштейн на поводу у Сорки. Мне действительно нужен сейчас адвокат, хотя бы для того, чтобы обсудить выплаты. Пойти к газетчикам? Только в крайнем случае.

Я посмотрел на портрет отца на стене. Отец держал в руке сигарету, прикрыв один глаз, вероятно, из-за дыма, другим он смотрел на меня. Что бы он предпринял на моем месте? К сожалению, этого уже не узнать. В конечном итоге я выиграю. То, что сейчас происходит с Манцуром и Сорки, предначертано судьбой с первого дня, когда мы встретились. Фарбштейн неуязвим, все, что он хочет, это сохранить свой большой офис и яхту. У Вайнстоуна сложилось обо мне неправильное мнение, он напрасно считает меня маленькой собачкой, которая будет кусать их только по его приказу. Я понял, что выиграю, внутри или за пределами госпиталя, неважно…

* * *

Доктор Фарбштейн вручил мне уведомление лишь несколько дней назад. Он вошел в мой кабинет и коротко сказал: «Доктор Зохар, в соответствии с правилами я должен вручить вам заключительное письмо за девяносто дней до увольнения».

Ничего нового для меня в письме не было: «Мы уведомляем вас, что отделение хирургии находится в процессе реконструкции. В связи с предполагаемыми изменениями этим письмом мы информируем вас, что ваша окладная ставка работающего хирурга заканчивается 1 июля 2000 года. Предварительно это решение было обсуждено с доктором Лоренсом Вайнстоуном, председателем хирургического отделения.

Искренне ваш, Альберт Фарбштейн, вице-председатель по медицинским делам».

— Спасибо, доктор Фарбштейн. — Я тоже был короток. Сейчас он пойдет в кабинет Вайнстоуна передать ему копию письма.

Позже я встретил Вайнстоуна в библиотеке с копией в руках.

— Явно адвокаты госпиталя написали это, чтобы зафиксировать мою осведомленность и мое согласие. Меня не устраивает такой поворот, но в то же время я не буду торопиться поступать необдуманно. Мне не хочется давать им повод, чтобы и меня уволили. Буду искать легальное решение, даже если это будет стоить мне денег.

— У меня в пятницу назначена встреча с адвокатом, крупная «акула», тот самый, что победил вас в деле Садкамар. Вайнстоун вздрогнул.

— Это хороший выбор, Ротман опытный адвокат, но ты должен очень тщательно подумать, что будешь говорить ему. Я не советую рассказывать, что это ты сдал Сорки комиссии…

— Я собираюсь рассказать ему все, и кстати, разве только я выдал Сорки? Это сделали мы.

— Хорошо, хорошо, — быстро ответил Вайнстоун, — я не отрицаю этого. Но ты же помнишь, как в подкомитете Медицинского правления у тебя спросили, кто сообщил о Сорки, и ты сказал, что не знаешь. Протокол того собрания существует. Адвокаты госпиталя покажут его на суде и уличат тебя во лжи.

— Да ладно, доктор Вайнстоун, целью подкомитета было побеспокоить подозреваемых. Меня не волнует, что они там скажут, я собираюсь рассказать адвокатам всю правду, а если надо, то и газетчикам…

— Это будет твоей серьезной ошибкой.

— Доктор Вайнстоун, на этой сцене я остался один, мне идти к адвокату и мне платить. Я предлагал встретиться с адвокатом вместе с вами. Теперь же я один, и что я буду говорить, и как буду говорить — моя проблема, я не хочу больше обсуждать ее с вами.

Чаудри вошел в библиотеку, видно было, что у него есть новости.

— Майкл Ховард остановил меня сегодня в коридоре испросил, ищет ли Зохар новую работу. Я сказал ему, что у тебя на это не было времени и скорее всего ты доставишь много проблем администрации госпиталя. Я просил его, чтобы тебя оставили еще на один год, пока ты не найдешь работу. Знаешь, что он мне ответил? Его, видишь ли, не волнуют всякие недовольные работники и ему без разницы, пойдешь ли ты к журналистам или нет. В любом случае скандал забудется месяцев через шесть, а тебя никакой госпиталь в городе не возьмет теперь на работу.

Вайнстоун не удивился словам Чаудри.

— Что же, надо менять стратегию, Сорки перестал быть нашим главным врагом. Он, конечно, ненормальный и опасен, но сейчас наши враги — Фарбштейн и Ховард, мы должны сосредоточиться на них.

Выйдя со мной из библиотеки, Чаудри сказал:

— Вайнстоун много болтает, он повторяется, строит большие планы, но ничего не делает. Теперь у тебя своя война, иди и встречайся с «акулой»…

Глава 20. Война до изнеможения

Если говорить об убийствах в этом городе, я бы начал с хирургов и уже потом копал бы до самых последних подонков общества…

Дилан Томас (1914–1953)

Апрель — май 2000 года

В Нью-Йорк пришла весна, теплое дыхание уличного воздуха напомнило мне об этом, когда я вышел из метро. Оставалось еще время до моей встречи с адвокатом, и я оглядывался вокруг, думая чем бы заняться. На другой стороне улицы я увидел магазин сигар Ната Шермана и не смог устоять: купил себе три сигары «Данхилл» среднего размера, сделанные в Доминиканской Республике. Долго ли еще сохранится глупый бойкот кубинских сигар? Купив бумажный стаканчик кофе в близлежащем Старбаке, я забрел в Парк-Брайен, где устроился на пустующей скамье, освещенной ранним солнцем. На деревьях свежие почки, пройдет еще несколько недель и все зазеленеет. После глотка горячего кофе я зажег сигару и стал смотреть на завитки синего дыма, легко струящиеся надо мной.

Как начать разговор с адвокатом? Рассказать ему всю историю с первого дня или сконцентрироваться на недавних событиях? Билл Ротман уже сталкивался с нашим госпиталем и знал вовлеченных лиц. Он выиграл несколько миллионов для доктора Садкамар, предъявившей иск Вайнстоуну и госпиталю с обвинением в расовой дискриминации. Чаудри твердил мне:

— Ты должен видеть Ротмана. Он «акула»!

По рассказу Чаудри, Ротман очень умело настроил бруклинских присяжных против Вайнстоуна и его команды, представив их как бесполезных и невежественных хирургов-педагогов, преследующих талантливых индийских иммигрантов.

— Иди к Ротману, — советовал мне Чаудри. — Видел бы ты его в суде во время экзекуции Раска, он сверлил лицо Раска одним глазом, другого у него нет, и спрашивал: «Доктор Раск, скажите нам, сколько раз вы делали попытку сдать лицензионные экзамены?» Я никогда не видел Раска таким взволнованным.

Открыв портфель, я начал рыться в документах, пытаясь собраться с мыслями.

* * *

Я пересек Пятую авеню напротив общественной библиотеки и вошел в высокое административное здание. Лифт доставил меня на пятьдесят седьмой этаж прямо в юридическую фирму Ротмана и Эпштейна. Вежливая секретарша провела меня в просторную комнату для встреч.

— Что-нибудь выпьете, доктор? Кофе, чай, воду? Я показал ей свой стаканчик с кофе из Старбака:

— Благодарю, у меня еще осталось несколько глотков. Она улыбнулась.

— Господин Ротман находится на полпути из суда, его помощники придут через минуту.

Я подошел к окнам. Какая панорама! Отсюда можно было наблюдать за тремя аэропортами Нью-Йорка. На столе лежала брошюра, на задней стороне обложки я прочитал: «Билл Ротман практикует с 1970 года, имеет степени от Колледжа Корнелла, юридического факультета Университета Вашингтона и Кембриджского университета (Англия), куда он был приглашен. Специализируется на коммерческих тяжбах, на разрешении споров и антимонопольном законодательстве. Билл Ротман хорошо ориентируется в процедурных вопросах и преподает на курсах повышения квалификации. Он директор гражданской программы правовой помощи обездоленным в западных округах Нью-Джерси».

Обучение в Кембридже и деятельность pro bono, на общественное благо, впечатляли.

Подошли две сотрудницы: чернокожая женщина лет тридцати и белая помоложе. Они представились, пожали мне руку и уселись на противоположной стороне длинного стола, достав чистые блокноты.

— Господин Ротман дал нам указание выслушать вашу историю, — начала одна из них.

Я не успел заговорить, как прибыл Ротман. Ему было примерно пятьдесят лет, худощавый, острое лицо с темным пытливым единственным глазом и мясистым носом. Правый глаз покрыт большой черной повязкой а ля Моше Даян. Что это, ранение? Мы поздоровались.

— Доктор Зохар, я обязан предупредить вас, наша юридическая фирма в настоящее время продолжает разбирательство дела доктора Садкамар о дискриминации, которой она подверглась в вашем госпитале, поэтому все, что вы будете здесь говорить, может быть использовано нами и в ее деле. Добавлю еще, что доктор Вайнстоун не любит меня. Знаете, меня никто не любит после моих перекрестных допросов.

Сухое покашливание, похожее на хихиканье. Мне понравилась его искренность.

— С этим проблем не будет.

Три часа беседы прошли легко; поскольку Ротман знал основных героев моего рассказа, он часто прерывал меня, задавая много вопросов и листая документы. Когда я закончил, Ротман сказал: