Дэвид Гилмор - Что сказал бы Генри Миллер...

• Название: Что сказал бы Генри Миллер...
• Автор: Дэвид Гилмор
• Издательство: РИПОЛ классик
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-386-02127-6

Кто может стать лучшим учителем для собственного сына? Только безработный кинокритик, ни секунды не задумываясь, скажет, что это КИНО.

Сын ненавидит школу? Можно ее бросить. Но при этом он должен смотреть три фильма в неделю. Из тех, что выберет для него отец. «Бешеные псы» и «В джазе только девушки», «Завтрак у Тиффани» и «Последнее танго в Париже», «Крестный отец» и «Основной инстинкт», «Ребенок Розмари» и «Римские каникулы», Франсуа Трюффо и Акира Куросава, Мартин Скорсезе и Брайан де Пальма… Фильмы, долгие разговоры о жизни и сама жизнь: романтические драмы, ветреные подружки, трагические разрывы и душевные муки. Все то, что бывает только в кино.

Книга ранее выходила под названием «Киноклуб».

---

Мы с Джеси посмотрели «Самурая» с Аленом Делоном, «Большой сон» с Лоурен Бэколл и, конечно, картину «За пригоршню долларов» с блистательным Клинтом Иствудом (играл бы он еще чуть-чуть спокойнее, и можно было бы считать, что он уже мертв). О Клинте можно говорить до бесконечности. Начну с перечня пяти особенностей, которые мне в нем очень нравятся.

1. Мне нравится, как в картине «За пригоршню долларов» он показывает гробовщику четыре пальца и говорит: «Моя ошибка. Сделайте четыре гроба».

2. Мне нравится — это подметил английский критик Дэвид Томпсон, — что, когда Клинт стоял рядом с принцем Чарльзом в лондонском Национальном кинотеатре в 1993 году, всем зрителям было ясно, кто из них настоящий принц.

3. Мне нравится, что, когда Клинт выступает в качестве режиссера, он никогда не говорит: «Мотор!» Он спокойно, негромко произносит: «Когда будете готовы».

4. Мне нравится смотреть, как Клинт падает с лошади в фильме «Непрощенный».

5. Мне нравится образ Клинта в картине «Грязный Гарри», когда он идет по улицам Сан-Франциско, в одной руке зажав пистолет, а в другой — булочку с горячей сосиской.

Я рассказал Джеси, что на одной вечеринке мне довелось перекинуться парой слов с Уильямом Голдменом, написавшим сценарии к фильму «Буч Кэссиди и Сандэнс Кид», а позже к фильму «Абсолютная власть», который снял Клинт Иствуд и в котором сам исполнил главную роль. Голдман его просто обожал. «Клинт — самый лучший, — сказал он мне. — Он — высочайший профессионал в мире, где всем правит эгоизм. Когда снимает Иствуд, — продолжал он, — приходишь на работу, работаешь, потом идешь домой. Домой, как правило, уходишь рано, потому что ему пора играть в гольф. А обедает он в обычной столовой вместе со всей командой».

Иствуд прочитал сценарий кинофильма «За пригоршню долларов» в 1964 году, а до этого сценарий некоторое время уже ходил по рукам. Чарльз Бронсон отказался играть в этом фильме, потому что сценарий был худшим из всех, что он видел. Джеймс Кобурн не хотел сниматься, потому что съемки должны были проходить в Италии, а он слышал об итальянских режиссерах очень нелестные отзывы. Клинт согласился играть в фильме за гонорар в пятнадцать тысяч долларов, но — я специально подчеркнул это, говоря с Джеси — настоял на том, чтобы сценарий был переписан, полагая, что фильм станет интереснее, если его герой вообще не будет ничего говорить.

— Как ты думаешь, почему он это сделал? — обратился я к Джеси.

— Здесь все понятно. Об актере, который ничего не говорит, зритель может думать все, что ему заблагорассудится, — ответил сын. — А как только он откроет рот, его образ в глазах зрителя тут же сильно померкнет.

— Вот именно.

Он немного подумал и добавил:

— Было бы здорово походить на него в реальной жизни.

— Что?

— Не надо много болтать. Тогда будешь казаться более таинственным. Девочкам это нравится.

— Кому-то нравится, кому-то нет, — я пожал плечами. — Ты ведь любишь поговорить. Женщинам нравятся и разговорчивые ребята.

Завершенную версию картины Иствуд увидел только спустя три года. К тому времени он уже почти о ней забыл. Клинт пригласил к себе на просмотр кое-кого из приятелей и сказал:

— Скорее всего, это просто ерунда, но давайте-ка глянем, что там получилось.

Через пару минут один из его гостей заметил:

— Знаешь, Клинт, а получилось совсем неплохо.

Благодаря фильму «За пригоршню долларов» возродился жанр вестерна, который к тому времени стал чем-то вроде дома отдыха для стареющих кинозвезд.

Когда мы посмотрели эту картину, я не мог отказать себе в удовольствии и сказал Джеси, что хочу пересмотреть с ним ту сцену с куском веревки в «Гиганте» с Джеймсом Дином. Его окружают лощеные деловые хлыщи, пытающиеся навязать ему сделку. Рок Хадсон выкладывает на стол тысячу двести долларов. «Что ты собираешься делать с этими деньгами, Джед?» Все, кроме Дина, суетятся, что-то говорят, а Дин просто сидит себе и сидит.

— Кто главный герой в этой сцене? — спросил я. — Кто звезда всего фильма?

Я даже телевидением не побрезговал — показал сыну Эдварда Джеймса Олмоса в роли облаченного в черный костюм начальника полиции в сериале «Полиция Майами. Отдел нравов».

— Это дурацкий телефильм, — сказал я, — с невообразимыми ситуациями, но ты посмотри на Олмоса, он же здесь просто мухлюет. Он почти ничего не делает, но кажется, что он знает какую-то тайну.

— Какую тайну?

— Все дело здесь в том, что эта иллюзия создается из-за его невозмутимости. На самом деле тайны никакой нет. Но держится Олмос так, будто обладает ею, — произнес я тоном канадского члена Общества писателей — любителей вина[31], потом вынул диск из видеоплеера.

— Я бы и другие серии посмотрел, — сказал Джеси. — Ты не против?

И пока строители на втором этаже дома, стоящего на другой стороне улицы, стучали, пилили и паяли (от чего дом с каждым днем становился все больше), мы с Джеси смотрели три следующие серии сериала «Полиция Майами. Отдел нравов». В какой-то момент мимо нашего окна прошла соседка Элеонора, заглянув в окно. Мне стало интересно, что она думает обо мне и Джеси, когда мы вдвоем день за днем сидим у телевизора. У меня возникло идиотское желание выскочить из дому и сказать ей, что мы смотрим не телевизор, а кино. Тут я поймал себя на том, что я в последнее время как-то слишком уж торопливо пытаюсь кому-то что-то объяснять, когда задумываюсь о Джеси.

С того места в гостиной, где я стоял, было видно, как Ребекка Нг обогнула угол автомобильной стоянки. На ней были белые джинсы, белая джинсовая курточка, зеленоватая майка, а волосы ее цвета воронова крыла свободно ниспадали на плечи. Когда она проходила мимо строителей, ремонтировавших церковь, те перемигивались и делали друг другу недвусмысленные знаки. Стая голубей сизым облачком взмыла вверх и понеслась на запад.

Я разбирался с новым немецким кино. В тот день мы смотрели фильм Вернера Херцога «Агирре, гнев божий». (Важно было не забыть подготовить сына к той сцене, где конкистадор указывает на кровавое пятно на скале.) Иногда я узнавал о том, что случилось с сыном, за полчаса до того, как ставил фильм. Джеси дома не было. Он снова набрался. Сам он мне ничего не сказал, но я это понял, как только он поднялся по ступенькам. Одного из его приятелей, Моргана, накануне вечером выпустили из тюрьмы (его туда упекли на тридцать дней за то, что он кого-то избил), и парень зашел к нам. Мне пришлось его ненавязчиво выпроводить в четыре утра и отправить Джеси спать.

Chez nous[32] как будто возникла тонкая грань, и несколько дней я чувствовал, что надо огнем и мечом искоренять наступающий хаос, беспорядок и безответственность. Мне и впрямь казалось, что вокруг дома разрослись джунгли, сорняки, которые так и норовят стеблями и ветками прорваться внутрь сквозь окна, через дверь и даже через подвал. Больше года прошло с тех пор, как Джеси бросил школу (ему уже исполнилось семнадцать), но не было и намека на то, что он встал на тот путь, который ведет вверх по ступеням, чтобы взять мир «за грудки».

Но наш киноклуб все еще действовал. Желтые карточки на холодильнике с отмеченными галочками фильмами, которые мы смотрели, убеждали меня в том, что хоть что-то, по крайней мере, происходит. Бредить я еще не начал. Мне было ясно, что систематического образования в области искусства кино Джеси не получает. Да и не в этом было дело. С тем же успехом мы могли заниматься подводным плаванием или собирать марки. Кино служило лишь поводом, который давал нам возможность вместе проводить сотни часов, говорить на любые темы: о Ребекке, антидепрессантах, нитке для чистки зубов, Вьетнаме, импотенции, сигаретах.

Иногда сын спрашивал меня о людях, с которыми я делал интервью. Как мне Джордж Харрисон? Приятный был парень, хотя когда слышишь его ливерпульский акцент, очень трудно удержаться от того, чтобы не запрыгать от радости и не закричать: «Да ведь ты же из „Битлз“. Девчонки, наверное, под тебя штабелями падают!» Зиги Марли, сын Боба? Угрюмый маленький проходимец, каких еще поискать надо. Харви Кейтель? Великий актер, но мозги у него, как у сырой свиной отбивной. Ричард Гир? Классический актер-псевдоинтеллектуал, который еще так и не понял, что люди слушают его не потому, что у него семь пядей во лбу, а потому что он — кинозвезда. Джоди Фостер? Получить от нее что-нибудь так же трудно, как взять Форт-Нокс. Деннис Хоппер? Не стесняется в выражениях, забавный малый, отличный парень. Ванесса Редгрейв? Приветливая, изящная женщина, когда говоришь с ней, кажется, что общаешься с королевой. Английский режиссер Стивен Фрирс? Еще один бритт, который не знает меры, пользуясь лосьоном после бритья; неудивительно, что женщина не может положить голову ему на плечо. Йоко Оно? Настороженная зануда с большими претензиями; когда я попросил ее рассказать о подробностях ее нового «проекта», она мне сказала: «Почему бы вам не задать этот вопрос Брюсу Спрингстину?» Роберт Олтмэн? Разговорчивый, образованный, покладистый; нет ничего удивительного в том, что актеры работают на него за песню. Американский режиссер Оливер Стоун? Очень мужественный человек, умнее, чем сценарии, которые он пишет. «Война и мир»? Господи, что за вопрос? Сейчас ведь еще только десять утра!