Николай Долгополов - Ким Филби

• Название: Ким Филби
• Автор: Николай Долгополов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03501-0

Западные специалисты считают Кима Филби (1912–1988) наиболее известным из советских разведчиков. Британский аристократ, выпускник Кембриджа, он в 1934 году связал свою судьбу с советской разведкой, по ее заданию поступил на службу в СИС — разведку Великобритании. Карьера, которую сделал советский разведчик в рядах этой спецслужбы, поражает: в 1944 году он руководил отделом, занимавшимся борьбой с советской разведкой на английской территории, в 1949–1951 годах возглавлял в Вашингтоне миссию по связи СИС и ЦРУ. В итоге, по свидетельству одного из ветеранов американской разведки, «все чрезвычайно обширные усилия западных разведок в период с 1944 по 1951 год были безрезультатными. Было бы лучше, если бы мы вообще ничего не делали». Филби даже являлся одним из кандидатов на должность руководителя СИС.

В исследовании историка разведки Николая Долгополова, известного читателям по книге серии «ЖЗЛ» «Абель — Фишер», не только раскрывается ряд малоизвестных страниц жизни самого легендарного разведчика после его бегства в 1963 году из Бейрута в Москву, но и подробно рассказывается обо всей «Кембриджской пятерке», в состав которой входил Ким Филби. Специально для этого издания Служба внешней разведки предоставила ряд уникальных рассекреченных документов, ранее не публиковавшихся.

---

— Вы поднимаете очень интересный философский пласт. Это важная задача — показать, что, во-первых, даже в такой очень специфической сфере есть место и горению, и решению высших задач. Что же касается Кима Филби, есть еще один аспект: ему никто, в том числе и на Западе, не может предъявить претензии, что он работал за деньги. Такой ореол чистоты, романтизма в отношении к стране, для которой десятилетиями работал, в которую верил!

Наука от Кима Филби

Однажды у меня дома раздался вечерний звонок: на трубке — мой давний приятель, с которым мы, идя разными жизненными путями, изредка общаемся. Поговорили о том о сем, и вдруг:

— Видел по телевидению передачу о разведке. Согласен с вашим выступлением — таким, как Ким Филби и Рудольф Абель, надо присваивать звание героя. Пусть сейчас, пусть завтра — если опоздали сделать это при их жизни!

— А почему вас это так взволновало? — удивился я.

И после долгой паузы услышал:

— Ким Филби учил меня азам разведки…

Мы встретились, и мой собеседник был достаточно откровенен. По понятным причинам имени этого старшего офицера Службы внешней разведки, пусть и ушедшего в отставку, называть не буду.

— Давайте начнем с понятного и очевидного. Где проходили занятия с Филби?

— Как правило, на одной и той же квартире нашей Службы в центре Москвы — на улице Горького.

— Что это была за учеба? Практические задания, теория?

— Тут была своя система. Заранее объявлялась тема, и мы к ней готовились. Естественно, начиналось с теории. Давалась общая картина. Ну и обязательный элемент — практические занятия. То, что сейчас называется «ролевые игры». Кто-то из нас играл роль дипломата или журналиста, или коммерсанта. А Филби, соответственно, выступал как сотрудник британского МИДа или спецслужбы…

— Как часто проходили такие встречи?

— Я бы предпочел называть их серьезными занятиями. Раз в неделю, с сентября по май-июнь, в конце недели, с трех до шести. Задания были разные — познакомиться, понравиться, получить информацию, убедить…

— Сколько ваших коллег приходили к Филби?

— Был строго фиксированный курс. В тот год нас было четверо.

— Вы тогда учились в академии или в какой-нибудь спецшколе?

— Нет, все мы уже окончили то, что сейчас называют Академией внешней разведки, были сотрудниками английского отдела — старшие лейтенанты, капитаны. Знаете, осталось у меня яркое и чисто профессиональное впечатление о Филби. Однажды я случайно увидел, как шел он по улице. Походка, манера себя вести, проверяться. Для меня было ясно: он контролирует улицу, полный ее хозяин, «хвост» обнаружит сразу, обзор полный. Это, видимо, было у него уже в крови.

— Филби рассказывал вам о своих удачах или неудачах?

— Такого, конечно, не было. Скорее, делился впечатлениями. Конкретная его работа «там» оставалась табу…

— Много ходит легенд о том, будто Филби был не прочь пригубить рюмку.

— Это легенды! Но чисто символически, как атрибут, всегда стояла бутылка коньяку «Варцихе».

— Вы даже марку помните?

— Да. Это был любимый коньяк Филби. Стоил он тогда тринадцать рублей. Я его покупал — вроде как входило в мои обязанности. А вообще всё было очень скромно. Украшение стола — чай с сухарями, коньяк мы разбавляли водой, слегка пригубливали, да и то на прощание.

— А жена Филби, Руфина Ивановна, вам что-нибудь готовила?

— Чай и всё прочее готовили содержатели той квартиры. А с Руфиной Ивановной я даже не был знаком. Шли занятия, потом мы всё записывали. Делал я это очень тщательно, и записи становились учебным пособием для коллег — сотрудников английского отдела, да и других, наверное, тоже.

— Как обращались к Филби, на «вы»?

— Мы ни разу не перешли на русский. Только по-английски. А там «ты» и «вы» едино. Однажды Филби поведал нам о забавном эпизоде в России: его везли в машине, и он увидел вывеску: «Ресторан». Ким прочитал по-английски: «Пектопан». По-русски Филби практически не говорил. Какие-то отдельные слова.

— Не сужало ли это круг общения? Тогда на английском изъяснялись немногие.

— В нашем кругу говорили все, хотя, конечно, круг общения оставался узок. Но Филби был погружен в язык и культуру западного мира. Получал свежие британские газеты, родственники присылали ему книги. Англия осталась частью его жизни — он с ней не расставался.

— Чувствовалось ли, что некоторые наши советские дела ему претят?

— Филби не раз иронизировал по поводу каких-то сторон советской жизни. Но всё это — в интеллигентной, изящной форме.

— Не боялся, что вы донесете, настучите?

— Нет! Во внешней разведке стучать не принято. Не та специальность. В круг обязанностей это не входило. Все-таки мы считались и считали себя элитой, «белой костью». Да и относились мы, зеленые ребята, к Филби как к настоящему мастеру.

— Вы были учеником Филби. Пригодились ли вам его уроки на практике?

— Пригодились. Школа общения со знатоком своего дела много значит. А мне уроки Филби особенно помогли за рубежом, в работе с иностранцами. Важны не только знание или незнание языка, но и неуловимые нюансы. Учитель щедро прививал нужные навыки, деликатно поправлял манеру общения. Учил понимать собеседника, внимательнее его слушать, конкретнее формулировать собственные вопросы. У нас надо чувствовать, с кем и как беседовать. Постепенно подводить к тому, что, в конце концов, интересует — а иногда и сразу переходить к сути дела. Задачи тут разные: не отпугнуть, понравиться, заинтересовать на первом этапе. А когда уже познакомились, заставить, вернее, подвигнуть человека на сотрудничество «с представителем Советского Союза».

— Если я попрошу вас назвать какие-то отличительные качества Филби…

— Он был исключительно волевым человеком! Редкий ум, великолепные манеры, хорошая память. Для всех своих учеников Филби оставался предметом восхищения, а не объектом анализа. Портрета его, как принято в нашей профессии, мы не составляли, поскольку были просто им очарованы.

— Но в книге Филби «Я шел своим путем» мне довелось наткнуться на любопытные характеристики, которые он давал вам — ученикам. Они исключительно доброжелательны, однако подчас и суровы. Кое-кому Филби просто предрекал неудачу.

— Как раз в том случае, где учитель был по-настоящему суров с одним из нас, его предвидение сбылось. Мой бывший коллега сорвался, и не на какой-то подстроенной чужой спецслужбой передряге. Дал волю эмоциям и вынужден был покинуть страну. Хороший был парень, но уж чересчур влюбчивый. И надо же ему было без толку приударить за одной дамочкой… Это лишний раз доказывает прозорливость Филби. Нечто подобное — правда, не столь примитивное — он косвенно, но предсказывал. А к тому, что преподаватель будет давать оценки, я, как и все мы, относился спокойно. Меня и мои возможности он тоже оценил точно — теперь-то, десятилетия спустя, я могу судить о том беспристрастно. Филби и Лонсдейлы получаются далеко не из каждого. В жизни разведчика полно того, чего, к счастью, нет и обычно не бывает у людей иных, более простых профессий.

— Как сложилась ваша судьба после уроков Филби?

— Я, скажем так, попал в политическую сферу, работал за границей — несколько долгосрочек. Не провалился и никого не подвел. Дослуживался до определенного звания.

— Что принесла вам эта работа?

— Главное — интерес, понимание многих проблем. Ты выполняешь обязанности по собственному прикрытию, например, вкалываешь в посольстве-торгпредстве. Плюс делаешь еще гораздо больше для разведки. Я бы не рискнул заявить, что это занятие для публики со средними мозгами и слабой физической подготовкой. У нас было так: если дипломат — трудись в дипломатических рамках, журналист — в журналистских… Интенсивность труда — страшнейшая. Контактов — больше. Психологическая устойчивость — тверже. Вот что требовалось.

— Почему вы ушли из разведки?

— Сложный вопрос. Трудно объяснить… Не уверен, поймете ли. Ушел я на заре «перестройки». Оценка результатов работы тогда стала чересчур формальной. Велась, на мой взгляд, по не совсем верным показателям. Какие-то чисто количественные данные. Проценты — как на производстве или «голы, очки, секунды», что, по-моему, неправильно. Стало скучно. Пошла бездушная система. Многие работали или вхолостую, или на показуху. Будни в разведке становились все менее интересными — она тогда отставала от новой реальности. Да и захотелось пожить одной жизнью. Две — тяготили и меня, и семью.