Генри Джеймс - Американец

• Название: Американец
• Автор: Генри Джеймс
• Издательство: Культ-Информ-Пресс
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-8392-0223-1

Роман «Американец» (1877) знакомит читателя с ранним периодом творчества Г. Джеймса. На пути его героев становится европейская сословная кастовость. Уж слишком не совпадают самый дух и строй жизни на разных континентах. И это несоответствие драматически сказывается на судьбах психологически тонкого романа о несостоявшейся любви.

---

— Как вы меня находите? — спросила она.

— Нахожу, что вы безрассудны! — ответила маркиза. — Всего три дня назад я просила вас сделать мне одолжение и поехать к герцогине де Лузиньян, а вы заявили, что никуда не выезжаете и должны соблюдать постоянство в своем поведении. Так это и есть ваше постоянство? Почему вы решили сделать исключение для мадам Робино? Кому вы задумали сегодня угодить?

— Только себе, дорогая матушка, — ответила мадам де Сентре. Она наклонилась и поцеловала старую даму.

— Я не люблю сюрпризов, сестра, — сказал Урбан де Беллегард. — Особенно когда мне преподносят их чуть ли не на пороге бального зала.

В этот критический момент на Ньюмена снизошло вдохновение.

— Вам можно не тревожиться, если вы войдете в зал вместе с мадам де Сентре, вас вряд ли кто-нибудь заметит, — сказал он.

Месье де Беллегард повернулся к сестре с улыбкой, столь подчеркнутой, что было ясно — она далась ему нелегко.

— Надеюсь, вы оценили комплимент, который сделан вам за счет вашего брата, — сказал он. — Пойдемте, мадам, пойдемте, — и, предложив руку мадам де Сентре, он быстро вывел ее из комнаты.

Валентин в свою очередь предложил руку молодой мадам де Беллегард, которая, по-видимому, не без колебаний отмечала то обстоятельство, что бальное платье ее невестки вовсе не так эффектно, как ее собственное, однако решить этот вопрос в свою пользу и успокоиться окончательно так и не смогла. Одарив американского гостя прощальной улыбкой, она попыталась найти поддержку в его глазах, и не исключено, что, заметив в них некий загадочный блеск, польстила себя мыслью, что нашла.

Оставшись наедине со старой дамой, Ньюмен некоторое время стоял перед ней молча.

— Ваша дочь очень красива, — произнес он наконец.

— Она очень своенравна, — ответила мадам де Беллегард.

— Рад это слышать, — улыбнулся Ньюмен. — Ваши слова дают мне надежду.

— Надежду? На что?

— На то, что когда-нибудь она согласится стать моей женой.

Старая дама медленно поднялась с кресла.

— Так это и есть ваш план?

— Да, вы его одобряете?

— Одобряю? — мадам де Беллегард некоторое время смотрела на него, потом покачала головой. — Нет, — ответила она тихо.

— Но противиться мне не станете? Не будете чинить препятствий?

— Вы сами не знаете, чего просите. Я — очень горда и очень разборчива. Я старая женщина и привыкла вершить дела моих близких.

— А я — очень богат, — ответил Ньюмен.

Мадам де Беллегард опустила глаза в пол, и Ньюмен подумал, что, наверное, она задается вопросом, не возмутиться ли ей этим дерзким заявлением. Но, подняв взгляд, она только спросила:

— Сколько же у вас денег?

Ньюмен назвал размеры своего состояния, округлив сумму, которая в пересчете на франки прозвучала весьма веско, и сделал несколько дополнительных замечаний финансового характера, чем и завершил представление своих внушающих почтение возможностей. Мадам де Беллегард слушала молча.

— Вы очень откровенны, — сказала она наконец. — Я тоже буду откровенна. Лучше я одобрю ваш план, чем стану просто терпеть вас в доме. Так будет проще.

— С благодарностью приму любые ваши условия, — сказал Ньюмен. — Однако сегодня вы уже терпели меня достаточно долго. Доброй ночи! — и с этими словами он вышел из комнаты.

Глава одиннадцатая

Вернувшись в Париж, Ньюмен не стал возобновлять занятия французским с месье Ниошем; обнаружилось, что времени у него и без того ни на что не хватает. Меж тем месье Ниош не замедлил явиться, узнав о его возвращении неким таинственным образом, как именно, его покровитель так и не смог разгадать. Одним визитом маленький облезлый предприниматель не ограничился. Казалось, он подавлен унизительным сознанием того, что ему переплатили, и объят желанием рассчитаться, отдавая долг небольшими порциями французской грамматики и статистики. У него был все тот же благопристойно-меланхолический вид, что и несколько месяцев назад, да и могли ли несколько месяцев работы щеткой сказаться на его выношенных до блеска пальто и шляпе? Однако настроение старика несколько упало, — видимо, летом судьба изрядно поиздевалась над ним. Ньюмен пустился в расспросы о мадемуазель Ноэми, которая его явно интересовала, но вместо ответа месье Ниош молча поднял на него скорбные глаза.

— Ах, не спрашивайте о ней, — взмолился он наконец. — Я только и знаю что караулю ее, но что я могу поделать?

— Вы хотите сказать, что она плохо себя ведет?

— Не знаю, ничего не знаю. Где мне уследить за ней. Я ее не понимаю. Оно что-то задумала; не знаю, что она готова предпринять. Для меня она слишком хитра.

— Она по-прежнему ходит в Лувр? Сделала для меня какие-нибудь копии?

— В Лувр ходит, но никаких копий я не видел. Что-то на ее мольберте стоит, — наверное, одна из тех картин, которые вы ей заказали. Да при таком замечательном заказе у нее пальцы сами собой должны были заработать! Но она настроена несерьезно. Я ничего не могу ей сказать. Я ее боюсь. Нынче летом, когда я как-то вечером отправился с нею на Елисейские поля, она наговорила мне такого, что я пришел в ужас.

— Что же она вам сказала?

— Простите несчастного отца, я не могу вам это повторить, — ответил месье Ниош, разворачивая свой миткалевый носовой платок.

Ньюмен дал себе слово, что зайдет в Лувр повидаться с мадемуазель Ноэми. Его интересовало, как продвигаются его копии, однако следует добавить, что еще больше его интересовало, как продвигаются дела у самой молодой особы. И вот однажды днем он снова собрался в знаменитый музей; он бродил по залам в бесплодных поисках — мадемуазель Ноэми нигде не было. Повернув в длинный зал, где висят картины итальянских мастеров, он вдруг лицом к лицу столкнулся с Валентином де Беллегардом. Молодой француз пылко приветствовал его и заявил, что Ньюмен послан ему Богом. Он в прескверном расположении духа, и ему нужен кто-то, кому можно прекословить.

— В прескверном расположении духа среди всей этой красоты? — удивился Ньюмен. — А я думал, вы любите картины, особенно старые, потемневшие от времени. Здесь есть несколько таких, они должны быстро поднять вам дух.

— О, сегодня, — простонал Валентин, — у меня нет настроения смотреть картины, и чем они лучше, тем меньше мне нравятся. Меня раздражают эти большие, уставившиеся на меня глаза и застывшие позы. Возникает такое чувство, словно я на скучном балу или в комнате, где полно людей, с которыми у меня нет охоты разговаривать. Какое мне дело до их красоты? Тоска и даже еще хуже — укор. Я часто испытываю… ennuis,[82] наверное, я скверный человек.

— Если Лувр вам так неприятен, чего ради вы сюда пришли? — снова удивился Ньюмен.

— А это еще одна причина для ennuis. Я пришел, чтобы встретиться здесь с кузиной, с ужасной английской кузиной со стороны матери, — они с мужем на неделю приехали в Париж, и она пожелала, чтобы я показал ей «главные красоты». Можете представить себе, что это за женщина, если в декабре на ней зеленая креповая шляпка, а из непременных для англичанки ботинок выглядывают штрипки. Матушка попросила сделать что-нибудь, чтобы им потрафить. Вот я и взялся исполнять роль valet de place. Мы должны были встретиться в два часа, и я жду их уже двадцать минут. Почему она не явилась? Ноги-то у нее есть, могла бы прийти. Уж и не знаю, что мне делать — злиться, что они морочили мне голову, или радоваться, что избавился от них.

— Я бы на вашем месте разозлился, — сказал Ньюмен. — А вдруг они объявятся, тогда вы изольете на них вашу злость. А если они все-таки придут, какой вам прок от вашей радости?

— Превосходный совет, мне уже лучше. Дам волю злости, пошлю их к черту, а сам пойду с вами, если, конечно, у вас здесь не назначено рандеву.

— Не то чтобы рандеву, — сказал Ньюмен. — Но я и впрямь пришел сюда повидать одну особу, а вовсе не картины.

— Даму, надо полагать?

— Молодую леди.

— Так-так, — сказал Валентин. — От всего сердца надеюсь, что она не закутана в зеленый тюль и что ноги у нее такие, как положено.

— Ничего не могу сказать насчет ног, но руки у нее прелестные.

Валентин вздохнул.

— И после такого утверждения я должен с вами расстаться?

— Я не очень уверен, что найду мою молодую леди, — сказал Ньюмен. — И лишаться из-за нее вашего общества не хочется, и представлять вас ей почему-то кажется нежелательным, хотя и интересно узнать ваше о ней мнение.

— Она хорошенькая?

— Вам, наверно, понравится.

Беллегард взял своего собеседника под руку.

— Так ведите меня к ней немедленно! Разве я могу заставлять хорошенькую женщину ждать моего приговора!

Ньюмен позволил увлечь себя туда, куда и сам направлялся, но, занятый какими-то своими мыслями, шагу не прибавил. Они вошли в длинную галерею с картинами итальянских мастеров, и Ньюмен, окинув быстрым взглядом эту блестящую выставку, свернул налево в небольшой зал, посвященный художникам той же школы. Посетителей там почти не было, но в дальнем углу сидела за мольбертом мадемуазель Ниош. Она не работала, палитра и кисти лежали рядом, руки были сложены на коленях. Откинувшись на спинку стула, она внимательно изучала двух дам, которые стояли спиной к ней перед одной из картин. По-видимому, эти особы принадлежали к разряду богатых модниц: обе были в роскошных туалетах, на сверкающем полу расстилались длинные, украшенные оборками шелковые шлейфы. Мадемуазель Ноэми не сводила глаз с их платьев, но о чем она в это время думала, я решить затрудняюсь. Рискну высказать догадку, что ей мнилось, будто возможность пройтись, волоча за собой по блестящему полу такой шлейф, — блаженство, за которое не жалко заплатить любую цену. Как бы то ни было, ее размышления были прерваны появлением Ньюмена и его спутника. Мадемуазель Ноэми быстро взглянула на них и, слегка зардевшись, встала за своим мольбертом.