Альберт Манфред - Наполеон Бонапарт

• Название: Наполеон Бонапарт
• Автор: Альберт Манфред
• Издательство: Алашара
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1989

Книга доктора исторических наук А. 3. Манфреда — это политическая биография французского буржуазного государственного деятеля и полководца Наполеона Бонапарта. Опираясь на обширный, во многом малоизвестный документальный материал, автор рассказывает об основных событиях и фактах того времени, об окружении Наполеона, о секретах его триумфов и причинах поражений.

Печатается по изданию: А. 3. Манфред. Наполеон Бонапарт. Четвертое издание. — Москва: издательство «Мысль», 1986 г.

---

Никогда еще слава Наполеона не была столь безмерной. Он привез не только победы, почетный мир, но и союз и дружбу с величайшей державой Европы. Еще у всех в памяти были свежи ошеломляющие победы Суворова 1799 года; недавнее сражение под Эйлау о них снова напомнило. Военный престиж России в начале XIX века был очень высок. Теперь могущественная империя Севера — союзница Франции. Тильзит означал не только мир, как Амьен; он был новой, высшей ступенью в возраставшем могуществе Франции. Союз России и Франции — двух самых сильных военных держав континента — то был воистину неодолимый союз.

В Нотр-Дам де Пари состоялось торжественное богослужение по поводу заключенного мира. Под высокими сводами собора величественно звучало «Те Deum». Паскье, присутствовавший на церемонии, рассказал в своих мемуарах об огромном впечатлении, оставшемся у всех ее участников. Он запечатлел картину торжества, облик императора:

«…Я думаю, что никогда, на протяжении всей своей карьеры, Наполеон не испытывал столь полно, с такой очевидностью милостей судьбы… Я вижу еще и сейчас черты его фигуры, неизменно спокойной и серьезной, напоминающей старые камеи с изображением римских императоров. Он был невелик ростом, и вместе с тем весь его облик в этой торжественной церемонии полностью соответствует той роли, которую он призван был играть. Привычка к командованию и сознание своей силы его возвышали»[904].

Вся Франция, как утверждал Савари, в эти первые недели после Тильзита и торжественного возвращения императора находилась как бы в состоянии опьянения. Законодательные собрания, депутации от департаментов, от городов подносили императору поздравления, выражение своих восторженных чувств. В этом потоке приветствий и поздравлений не все было наигранным или казенным. В июле — августе 1807 года радовались не столько могуществу империи, сколько достигнутому наконец долгожданному миру. В те дни царила прочная уверенность, что мир — всеобщий мир («lа paix universelle») — утвержден Тильзитом надолго, быть может, навсегда. Тильзит, союз с могущественной северной империей — Россией устраняли вероятность и даже возможность войны на Европейском континенте. Кто решится начать войну против двух величайших и самых сильных держав мира? В те дни распевали песенку, кем-то сочиненную и пришедшуюся ко времени, «Свидание двух императоров», где слова ils sont d'accord et d'une union si belle («они в согласии и союзе столь прекрасном») рифмовались, конечно, с la paix universelle («всеобщим миром»). Наблюдательная, умная Гортензия записала: «Тильзит установил спокойствие и счастье. Казалось, все желания были исполнены».

Император Наполеон, уже начавший полнеть, отяжелевший, как бы отягощенный чрезмерной славой, выпавшей на его долю, но счастливый осуществлением всех замыслов, всех желаний, был внимателен ко всем, милостиво добр, ласков. Он достиг всего, чего хотел. Что оставалось еще желать?

Здесь невольно приходят на память «Шагреневая кожа» Бальзака, оттиснутые на жестком большом куске кожи таинственные слова по-санскритски: «Желай, и желания твои будут исполнены. Но соразмеряй свои желания со своей жизнью. Она здесь. При каждом желании я буду убывать, как твои дни».

Эти слова из полуфантастической новеллы Бальзака могли бы стать эпиграфом к истории удивительной жизни Наполеона Бонапарта. Его желания, самые дерзновенные, самые всеобъемлющие, исполнялись, словно он владел таинственным талисманом. Но, подобно шагреневой коже Бальзака, круг его дней сжимался; он шел со всевозрастающей быстротой к гибели. Сознавал ли это он? Ни в малой мере.

Тильзит стал вершиной могущества Наполеона. С 1797 года на протяжении десяти лет Бонапарт совершал восхождение вверх. Кампоформио, Люневиль, Амьен, Пресбург, Тильзит — то были ступени лестницы славы, по которой он поднимался все выше и выше. Тильзитский мир осуществил его давнишнюю мечту. «Союзницей Франции может быть только Россия», — говорил он, впервые взяв в руки руль государственной власти в начале 1800-х годов. В течение многих лет ему не удавалось догнать эту ускользающую из рук мечту, и вот наконец после. распрей, вражды, которой он не хотел, после кампании 1805–1807 годов он установил дружбу с императором Александром; Франция и Россия — союзники.

Тильзитский мир фиксировал, что отныне на древнем Европейском материке Франция не имеет больше противников. Пятнадцать лет, с небольшими перерывами, длилась война, и вот теперь все те, кто сражались против Французской республики, а затем Французской империи, — либо вассалы наполеоновской Франции, либо ее друзья и союзники.

В ходе военной кампании 1807 года Наполеон имел возможность измерить силу русских войск. Он оценил их высоко. Судьба не сводила его ни разу на поле брани с Суворовым, но он, знаток военного дела, смог полностью оценить военный талант великого полководца, он хорошо помнил те страшные удары, которые нанес русский генералиссимус армиям Макдональда, Жубера и Моро. Кампания 1807 года показала боевую силу русских. Он остался невысокого мнения о Беннигсене как о полководце, и в этом он был прав. Но он не забыл поразившую его стойкость русских солдат в сражении под Пултуском, и в его память навсегда врезалось Эйлау. Первым сражением, в котором он не сумел достичь победы, несмотря на все усилия, несмотря на стечение благоприятных обстоятельств, была битва при Эйлау. В сражении при Эйлау Наполеон как искушенный полководец, глубоко познавший тайны военного ремесла и законы военного искусства, сумел должным образом оценить огромную потенциальную силу русской армии.

Союз с Россией, заключенный в Тильзите, был союзом равноправных сторон. Он установил разделение сфер: Западная и Центральная Европа — сфера господства Наполеона; Восточная Европа — Александра I. Конечно, то был союз империалистический, если понимать это слово не в современном его смысле, а в широком, как употреблял его Ленин. Тильзит устанавливал господство в Европе двух сильнейших в военном отношении держав. Но именно потому, что две сильнейшие военные державы достигли соглашения и установили союз, война для наполеоновской Франции перестала быть необходимостью. С «ем еще воевать? Австрия и Пруссия были побеждены; Западная Германия (Рейнский союз и Вестфальское королевство), Голландия, Италия, Неаполитанское королевство стали вассальными государствами, полностью зависевшими от Французской империи; Испания была союзником, хотя и не очень исправным, но все же союзником Франции. На карте континента оставалась лишь узкая полоска земли — маленькое королевство Португалия, управляемое домом Браганца, поддерживавшее тесные связи с Великобританией.

Но кто в Париже думал о Португалии? Если Лисабон когда и вспоминали, то разве лишь по поводу знаменитого землетрясения, так поразившего современников. Конечно, оставалась еще Англия — вечный враг Франции, и этой старой войне Рима против Карфагена не было видно конца. К этой войне с государством, сильным на море, но беспомощным на суше, уже привыкли; в представлении французов она отодвигалась в отдаленную перспективу. Она не требовала набора новобранцев и мобилизации всех ресурсов страны. К тому же, как всем стало известно, новый союзник — император Александр I взял на себя посредничество между Францией «Англией. Осенью 1807 года в Париже возможность нового Амьена и, может быть, даже более прочного мира с Британией считали более вероятной, чем когда-либо.

Страна жила надеждами. Лаура д'Абрантес утверждала, что «никогда авторитет и престиж Наполеона во Франции не были так велики, как после Тильзита»[905]. Почти в тех же словах: «Никогда слава Наполеона не достигала такой высоты, как во время Тильзита» — определял положение Понтекулан[906]. Биржа ответила на заключение Тильзитского мира повышением всех курсов: в августе — сентябре 1807 года курсы ценных бумаг поднялись так высоко, как никогда ни ранее, ни тем более позже.

Было объявлено, что начинается крупное строительство: правительство оповестило о сооружении трех больших каналов в разных областях империи. В Париже намечалось сооружение большой «башни мира» на Монмартре. Прокладывались новые улицы, одевались в камень набережные, повсеместно строились дома. Промышленники разворачивали производство; заключались крупные сделки; во всех отраслях хозяйственной деятельности наблюдалось оживление. Мир после долгой войны, как живительный дождь после всеиссушающей жары, сразу пробудил к жизни промышленность, торговлю, сельское хозяйство; все оживало, жизнь снова била ключом.

***

Александр, возвратившись в столицу из Тильзита другом и союзником императора Наполеона — вчера еще проклинаемого «антихриста Бонапарта», — сразу же почувствовал, что новый внешнеполитический курс наталкивается на едва прикрываемую почтительным смирением оппозицию. Она шла прежде всего со стороны «старого двора» — императрицы-матери Марии Федоровны и ее окружения. Эти круги не считали нужным скрывать осуждение договора, заключенного августейшим сыном. Тильзит был в их глазах чем-то постыдным, унизительным, чуть ли не святотатственным. Такова же была точка зрения и «екатерининских вельмож», и всех ревнителей старины — консервативно-охранительного крыла родовитой аристократии во главе с адмиралом Шишковым, графом Ростопчиным и Карамзиным.