Алекс Гольдфарб - Саша, Володя, Борис... История убийства

• Название: Саша, Володя, Борис... История убийства
• Автор: Алекс Гольдфарб
• Издательство: AGC/Грани
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-0-9826857-1-6

Эта книга — воспоминания двух людей о третьем, дань его памяти и попытка сказать за него то, что он сам не успел.

Это еще и историческая хроника глазами очевидцев.

В центре ее — взаимоотношения двух ключевых персонажей российской политики на рубеже двух столетий — Владимира Путина и Бориса Березовского.

Но для нас, как авторов, их дружба, сменившаяся враждой, являются в первую очередь обстоятельствами убийства, и уж во вторую — фактами российской истории.

---

То, что Фельштинскому и Литвиненко удалось разыскать человека, который числился первым номером в списке разыскиваемых ФСБ, уже само по себе было унижением для Конторы. Показания Гочияева, которые зачитывал Саша, сопровождая их своими комментариями опера-профессионала, держали присутствующих в напряжении два часа подряд.

Во-первых, сообщил Саша, нет никаких сомнений, что человек, давший показания, действительно Ачемез Гочияев. Это подтвердил ведущий британский эксперт-криминалист, который сравнил фотографии, полученные от Гочияева, с его портретом на сайте ФСБ. Если власти того захотят, они легко смогут получить дополнительные подтверждения, проверив данные прописки, службы в армии и другую персональную информацию, которую предоставил “объект”. Можно также подвергнуть графологической экспертизе написанное им от руки шестистраничное заявление.

В своих показаниях Гочияев, карачаевец по национальности и владелец малого бизнеса в Москве, признал, что помещения во взорванных домах действительно были арендованы на его две фирмы. Но он утверждал, что помещения снимал его партнер по бизнесу, который, как он теперь думает, работал на ФСБ.

“Он предложил мне совместно заняться одним делом, сказал, что имеет хорошие возможности для реализации продуктов питания, — писал Гочияев. — Сначала он заказал мне минеральную воду, я ему ее привез, он ее реализовал и рассчитался со мной в срок. Потом он мне сказал, что ему нужны помещения на юго-востоке Москвы где, якобы, у него [имеются] точки реализации. Я помог ему [арендовать] помещения на Гурьянова, на Каширке, [на улице] Борисовские пруды и в Капотне”.

В ночь первого взрыва Гочияев не ночевал дома. Это, по-видимому, его спасло, потому что милиция не смогла его найти. Партнер позвонил ему на мобильный телефон в пять утра и сказал, что на складе на улице Гурьянова небольшой пожар, и ему следует срочно приехать. Но когда он подъехал к дому и увидел, что происходит, он заподозрил неладное и решил на всякий случай скрыться.

До этого момента показания Гочияева в общем соответствовали официальной версии; он признавал факт аренды помещений, все же остальное выглядело, как не очень убедительная выдумка, тем более, что по непонятным причинам, в письме не было названо имя партнера, арендовавшего помещения. Находясь на лондонской стороне телемоста, я следил за недоуменным лицом Юшенкова на телеэкране: получалось, что наше расследование подтверждало “чеченский след”.

Саша явно получал удовольствие от происходящего; он был искусный опер, приберегавший до времени свой главный козырь. Он сделал небольшую паузу, отпил из стакана воды, продлив всеобщее замешательство еще на несколько мгновений, и, наконец, выдал сенсацию: Гочияев утверждает, что именно он сообщил властям о двух других адресах, по которым были арендованы помещения!

Когда 13 сентября прогремел второй взрыв на Каширском шоссе, писал Гочияев, он понял, что его подставили. Прежде чем уехать из города, он позвонил с мобильного телефона в пожарную службу и службу спасения и сообщил адреса на Борисовских прудах и в Капотне.

Это был чрезвычайно важный момент, подчеркнул Саша. Слова Гочияева совпадали с опубликованной информацией: действительно, 13 сентября в Капотне была обезврежена третья бомба, а на Борисовских прудах обнаружен склад с несколькими тоннами взрывчатки и шестью детонаторами. Милиция не сообщила, как она вышла на эти два адреса, а теперь Гочияев предложил объяснение. Если действительно наводку дал он, то это легко проверить, потому что все звонки пожарным и в службу спасения регистрируются, а провайдеры мобильной связи имеют данные по всем звонкам.

Все понимали, что ожидать сотрудничества со стороны властей не приходится. Стратегия Юшенкова заключалась не столько в том, чтобы получить ответы на вопросы, связанные со взрывами, но чтобы поставить власть в положение, когда ей ответить нечего, и молчание само по себе становится аргументом: молчат — значит, есть что скрывать.

Но Юшенков недооценивал профессиональные качества двух оперов — Трепашкина и Саши. Пусть у комиссии нет полномочий и ресурсов проводить “оперативно-разыскную деятельность”, зато Трепашкин был сыщик божьей милостью, да и Саша с Фельштинским, разыскав Гочияева, показали, на что способны. Они раскроют это дело!

— Сергей Николаевич! — обратился по телемосту Саша к Юшенкову. — Я вижу, у вас там сидит Трепашкин. У меня предложение: поручить ему проверку фактов по показаниям Гочияева. Если кто и в состоянии с этим разобраться, так это он.

ПОЧТИ ВЕСЬ АВГУСТ 2002 года я провел с Сашей, помогая ему работать над второй книгой, которая называлась “Лубянская преступная группировка”; для этого мы с ним уединились на испанском курорте Ситжес. Книга была сделана в форме вопросов и ответов и основывалась на серии интервью, записанных на пленку в течение предыдущего года. В них Саша поведал о своей жизни — от первых визитов в зоопарк с дедом в Нальчике до того момента, когда Джордж Мензис в Лондоне сообщил ему о получении убежища. Он описал жизнь и нравы ФСБ и рассказал о “битве титанов” — войне спецслужб с олигархами в конце 90-х годов. В последней главе содержалась новая информация по взрывам домов, не вошедшая в предыдущую книгу, включая всю историю с Гочияевым.

Саша привез с собой в Ситжес еще одну историю, дополнившую список странных событий, сопутствовавших московским взрывам. Источником ее был Юлий Рыбаков, депутат Госдумы и член “Общественной комиссии”, который выудил из думских архивов видеозапись и стенограмму заседаний 13 и 17 сентября 1999 года.

Утром 13 сентября, через несколько часов после второго взрыва в Москве, спикер Геннадий Селезнев прервал заседание Совета Думы следующим заявлением: “Вот еще передают: по сообщению из Ростова-на-Дону, сегодня ночью был взорван жилой дом в городе Волгодонске”.

— А в Волгодонске атомная станция, — тут же добавил Владимир Жириновский.

Однако взрыв дома в Волгодонске, при котором погибло 19 человек, произошел не в этот день, а три дня спустя, 16 сентября!

Утром 17-го на заседании Думы Жириновский, как следовало из видеозаписи, не преминул об этом напомнить: “Геннадий Николаевич, — обратился он к Селезневу. — Вы нам в понедельник сказали, что дом в Волгодонске взорван. За три дня до взрыва. Это же можно как провокацию расценивать: если Госдума знает, что дом уже взорван якобы в понедельник, а его взрывают в четверг… Как это произошло?”

— Я понял позицию вашей фракции, — ответил невпопад Селезнев, и под крики из зала отключил микрофон Жириновского.

Рыбаков направил депутатский запрос в прокуратуру, чтобы Селезнева попросили дать объяснения по этому поводу. Ответа так и не последовало.

— Что ты думаешь об этом? — спросил я у Саши, перед тем как он отправился на пробежку вдоль испанского пляжа.

— Похоже, что кто-то в Конторе перепутал порядок взрывов; обычный бардак, — сказал он. — Взрыв в Москве был 13-го, в Волгодонске — 16-го, но спикеру дали информацию в обратном порядке. Надо поговорить с Трепашкиным, может, он что-нибудь нароет.

Он нахлобучил бейсболку и убежал, чем-то напоминив мне Форреста Гампа из американской кинокомедии.

Спустя некоторое время, когда мы снова встретились для вычитки “Лубянской преступной группировки”, он объявил: “Трепашкин сообщает, что человек, который дал Селезневу записку о взрывах — Николай Лях, который в аппарате Думы сидит на связи с ФСБ. Так я и думал”.

УЖЕ НЕ ПЕРВЫЙ раз Трепашкин доказал свои способности. Несколько месяцев я постоянно слышал его имя; Саша вовсю его рекламировал как своего “лучшего человека” в Москве. Трепашкин был теперь консультантом комиссии Ковалева и адвокатом сестер Морозовых. При этом он сообщал, что в военной прокуратуре против него завели уголовное дело — “полная липа”, как он объяснил по телефону — и взяли подписку о невыезде. А теперь Саша уговаривал меня поручить Трепашкину распространять в Москве “Лубянскую Преступную Группировку”, которую мы напечатали в Риге и собирались завозить в Россию через латвийскую границу.

Чем бесстрашнее вел себя Трепашкин, тем больше у меня возникало сомнений.

— Он нарывается на неприятности, — говорил я Саше, — его посадят. Этот человек либо герой, либо провокатор, либо сумасшедший.

— Не беспокойся, он герой, — сказал Саша. — Тверд, как камень. Он никогда не сломается. На него можно положиться.

Я не знал, что и думать. Мне нужно было встретиться с человеком, посмотреть ему в глаза, заглянуть в душу, как сказал бы Джордж Буш.

После приключений в Турции я не мог приехать в Москву, а Трепашкин едва ли мог рассчитывать, что следователь по его делу разрешит ему выехать на Запад. Но созвонившись со мной по безопасному телефону, он сообщил, что сможет приехать на день в Киев, куда российские граждане могли попасть по внутреннему паспорту.