Бенджамин Харшав - Язык в революционное время

• Название: Язык в революционное время
• Автор: Бенджамин Харшав
• Издательство: Текст
• Жанр: Культурология
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-7516-0725-8

Книга известного американского лингвиста и культуролога касается радикальных изменений в социокультурной жизни евреев, связанных с возрождением древнееврейского языка. Автор подробно исследует один из аспектов «еврейской революции нового времени»: распространение иврита в качестве основного языка новой еврейской общности. В книгу также включен ряд статей о возрождении иврита, принадлежащих выдающимся еврейским общественным деятелям прошлого века.

---

А. Еврейское бытие основывалось на корпусе традиционных текстов, включавших толкования классических текстов, написанные преимущественно на «святом языке». Эти книги кропотливо изучались и применялись в жизни общины и каждого ее члена как идеологически, так и в повседневной практике. Каждый еврейский мальчик обязан был изучать тексты на «святом языке» несколько лет, с утра до вечера, каждый Божий день. Еврейские и арамейские тексты также использовали для ежедневных молитв, благословений и праздничных чтений. Несмотря на то что многие бедняки прерывали учение, каждый человек умел — или должен был уметь — читать, и обычно евреи понемногу читали каждый день.

Многие женщины тоже изучали иврит, обычно с частными учителями, поскольку до новейшего времени не существовало женских религиозных школ; а большинство женщин умели читать на идише, который пользуется ивритским письмом. Текст Цене у-рене, популярного пересказа Библии на идише для женщин (мужчины должны были читать оригинал), выдержавшего более трехсот переизданий с XVI в., а также другие религиозные книги для женщин содержали множество ивритских слов в составе идишских фраз. Книги на идише печатали другим шрифтом (так называемый вайбертайч, «женский немецкий»), чтобы отделить их от святых «квадратных букв» священных текстов (подобно тому как женщины сидели в синагоге отдельно от мужчин); но многочисленные ивритские слова внутри идишских фраз ставили в скобки и выделяли при наборе, используя ивритский шрифт. Иврит хорошо знали в каждой еврейской общине и, до какой-то степени, в каждой семье.

Б. Образование было нацелено на понимание текстов в двух смыслах:

I. Дети изучали Тору в хедере с трех- или четырехлетнего возраста в форме дословного перевода, чтения вслух и запоминания: за ивритским словом следовало идишское слово, за следующим ивритским словом — следующее идишское слово и т. д.

II. В изучении Талмуда (Гемары), особенно в иешивах, практиковалось обсуждение текста, приведение аргументов за или против той или иной интерпретации, того или иного закона. Обсуждение велось на идише, тогда как фрагменты доказательств цитировались по ивритским или арамейским источникам.

В. Интерпретация текстов занимала ведущее место в высшем, т. е. раввинском, образовании и связанной с ним литературе и одновременно в популярных проповедях и в социальной жизни. Таким образом, общество неплохо понимало значения слов и разбиралось в параллелях между различными текстами ивритского корпуса.

Г. В отличие от европейской мысли, облеченной в монологическую форму, еврейский взгляд на мир имел форму диалога, или, точнее, диспута (поскольку это был не обыкновенный диалог о мирских предметах, а выдвижение теоретических аргументов за или против той или иной точки зрения или интерпретации). Обучение проходило в форме диалога между мудрецами и комментаторами или между позициями авторов разных поколений. Хотя живой диалог в еврейском образовании вели на идише, фрагменты диалогов из источников цитировались в оригинале. Конечно, это были небольшие цитаты из готовых фрагментов, а не свободные сочетания слов, но они передавали суть и специфическую интонацию источника. Не хватало только диалога на иврите между живыми людьми.

Д. Иврит функционировал как живой письменный язык (хотя он не был единственным письменным языком); иначе говоря, множество людей были в состоянии создавать на нем письменные тексты: религиозные книги, комментарии, респонсы (раввинские постановления по конкретным вопросам), а также общинные записи, объявления, деловые и частные письма. В таких текстах использовались готовые клише, и они были похожи на мозаики из фраз-«полуфабрикатов» с многочисленными цитатами. Часто они сохраняли черты идишской грамматики и идишский подтекст, но тем не менее это были оригинальные тексты, составленные на иврите. В зоне ашкеназов, т. е. в Центральной и Восточной Европе, развивался ашкеназский раввинский иврит — нечто вроде «смешанного» языка, в котором встречались слова из разных исторических пластов иврита с добавлением арамейских выражений и специфически идишских значений слов. Из этой традиции Агнон развил свою стилистическую манеру. Этим языком мало занимались — поскольку возрождение интереса к ивриту имело пробиблейский и антиашкеназский уклон и израильские исследователи ашкеназского происхождения охотнее изучали йеменское произношение, — но даже беглый взгляд дает понять, что письменный иврит не был полностью «мертвым».

Е. Базовым языком общества был идиш — язык, в котором смешалось множество компонентов, особенно немецкий, славянский, «интернациональный» и компонент «святого языка». В некоторых словарях насчитывается около пяти тысяч слов и выражений из иврита и арамейского (или «халдейского»), использовавшиеся языком идиш. Эти ивритские выражения были частью живого разговорного языка. Значение ивритских слов изменилось в идише так же, как это произошло бы в любом живом языке. В существенной степени эти новые значения зародились в постбиблейских текстах, особенно в молитвах, Пасхальной Агаде и в Талмуде; во многих случаях идишское значение слова появилось из готовой фразы или идиомы, бытовавших в сознании, а не из словарного значения того или иного слова или его морфологической разновидности. Например, мехайе на идише — это существительное, обозначающее «удовольствие» (хотя на иврите это глагол, означающий «он оживляет»), и происходит из словосочетания мехайе нефашот (буквально — «он оживляет человеческие души»). Как сказал Бялик, идиш хранил иврит на протяжении истории; действительно, ни один другой еврейский этнолект не содержал в повседневной речи такого количества разнообразных ивритских грамматических форм. Некоторые ивритские грамматические формы идиш позаимствовал для своей грамматики, и они затронули все компоненты языка и стали знакомы любому ребенку.[88] Конечно, реальная доля ивритских элементов в идишской речи сильно менялась в зависимости от жанра и от каждого конкретного говорящего. Образованные люди использовали их в большей мере, а некоторые по субботам вообще «разговаривали» на иврите, т. е. использовали только ивритские цитаты, опуская идишскую синтаксическую оболочку, заменяя ее междометиями «хм-хм».

Ж. Помимо относительно неизменного ивритского компонента в идишском словаре, идиш служил в качестве языка-оболочки, в которую можно было интегрировать фразы, выражения и пословицы из самых разнообразных аутентичных (т. е. не существующих на идише) ивритских и арамейских текстов. Религиозные проповеди (например, современные проповеди Любавичского Ребе в Бруклине) могли содержать высокий процент ивритских и арамейских слов и выражений — иногда их количество доходило до 80–90 % текста, — но речевая оболочка и синтаксис фраз оставались идишскими.

Такая интеграция характерна не только для ученого дискурса, но и для обычной речевой практики, что видно из монологов простого человека, описанного Шолом-Алейхемом, — Тевье-молочника (несмотря на то что он искажает оригинальные выражения). Даже массовые газеты на идише, появившиеся в конце XIX в. в Соединенных Штатах и адресованные городскому пролетариату, т. е. по определению простым и малообразованным рабочим, находившимся под влиянием социалистической или анархистской идеологии, активно использовали «святой язык» в заголовках и цитатах. В таких текстах могли цитироваться предложения и целые фрагменты на иврите, но новых фраз на иврите не образовывали.[89]

З. Во всех этих случаях звуки иврита воспринимались обычно как фрагменты устного языка, хотя никто не мог пользоваться ими как отдельным языком. И эти звуки были слышны в произношении всех еврейских этнических групп на всех диалектах. В ашкеназском обществе преобладали общие правила ашкеназского иврита — его основная отличительная черта состоит в том, что ударение падает на предпоследний слог вместо последнего. Диалект идиша в каждой конкретной области добавлял свои правила, по-разному читая гласные. (Например, то, что на израильском иврите произносится как барУх атА, «благословен ты», в Литве будет звучать как бОрух атО, а в Галиции — как бУрух атУ.)

Несмотря на все это парящее присутствие иврита в живой еврейской речи, некоторые важнейшие аспекты активно используемого языка отсутствовали:

I. Во многих сферах не хватало активного словарного запаса (нельзя было сказать поезд, карандаш, чайник, полотенце, культура и т. д.).

II. Новые суждения обычно не появлялись в устной форме (хотя и возникали на письме).

III. На этом языке не велось нормальных диалогов.