Жанна Бурен - Дамская комната

• Название: Дамская комната
• Автор: Жанна Бурен
• Издательство: Авангард
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-86394-025-5

Жанна Бурен — историк и журналистка, автор многих популярных романов. Роман "Дамская комната" отмечен Гран-при читателей журнала мод "Эль", по французскому телевидению с большим успехом прошел фильм, созданный по этому роману.

---

На протяжении всей длинной цепи событий, ткавших узловатую ткань их двойной жизни, Флори каждый раз при встрече с этим человеком отмечала следы времени и борьбы с препятствиями на этом лице, которое она так хорошо знала. Нет, нельзя сказать, чтобы он стал некрасивым. Однако возраст, как инструмент в руках скульптора, словно все рельефнее лепил в его чертах характер, который они выражали больше, чем сами себя, формируя его лицо. Подчеркивая Чувственность губ, жесткость подбородка, тяжелую челюсть, складку бровей, годы прорезали на нем морщины, придав им некое самостоятельное значение.

Гийом повернулся и посмотрел на нее какими-то отчужденными глазами.

— Значит, мое присутствие под одним небом с вами, Флори, вас обременяет, раз вы решили пригласить меня сюда! — хмуро заметил он. — Полагаю, что вы попросите меня уехать отсюда. Как бы я ни искал менее отвратительного для меня мотива этого свидания, после вашего предыдущего письма мне не остается подумать ничего другого.

— Прошу вас, Гийом, не будем начинать с колкостей!

Опиравшаяся на источенный червями косяк двери, бледная, с руками, вцепившимися в серебряную цепочку, застегивавшую воротник плаща, как если бы ей недоставало воздуха, молодая женщина закрыла глаза. От усталости? Или же чтобы не быть раненной выражением лица своего собеседника?

— Как же хотелось бы вам начать наш последний разговор? Ведь речь идет именно о последнем разговоре, не так ли? Не думаю, чтобы я заблуждался в отношении смысла вашего послания. Там не в чем было ошибиться!

Она сокрушенно покачала головой.

— Не можем ли мы попытаться хотя бы один раз поговорить как друзья?

— Разве вы когда-нибудь были для меня просто другом? Вы забыли наше прошлое? Вы забыли, кто вы для меня, кем постоянно были с самой первой секунды? Раем на земле и проклятием! Разве из этих пылающих дров строят спокойные обители дружбы?

— Но почему же, в конце концов, вы преследуете меня, Гийом? Я уже писала вам о том, что эта наша авантюра, для которой трудно подобрать название, довела меня до последнего предела. Я утратила вкус к любви. Сердце мое превратилось в пустыню. Я стою у последней грани…

— Вы хотите сказать, что больше меня не любите!

— Ни вас и ни кого другого.

— Это вздор! Вы еще молоды, по-прежнему прекрасны… да, у вас не осталось ко мне ничего, кроме разочарования, явится кто-то другой, который сумеет разбудить ваше уснувшее сердце. Я знаю это, и это сводит меня с ума!

— Вы очень плохо меня знаете, мой друг! Неужели вы будете всегда меня подозревать!

— Но разве хоть когда-то вы любили меня так, как любил вас я?.. И как, на погибель себе, продолжаю любить!

Он отвернулся, бросил отсутствующий взгляд на пруд, отражавший солнце. Муаровые блики плясали на сером бархате его камзола, на руках, засунутых за широкий кожаный пояс, охвативший его талию, на полу и на камнях заброшенной прачечной.

— В Париже, куда я поехал, — заговорил он наконец, — мне удалось инкогнито узнать то, что мне было нужно. Я быстро понял, что вы вели благоразумный образ жизни.

— Вы отправились туда, чтобы шпионить за мною! Как вы могли решиться на такой безрассудный поступок?

— Рассудок не имеет ничего общего с теми чувствами, которые я испытываю к вам!

Он устало шевельнул рукой.

— Вам нужно навсегда укротить мои порывы… Что ж, немного больше, немного меньше разбитых надежд… Я вернулся сюда. Пытался понять. Мне это не удалось.

Он взял ее за плечи, склонился к лицу, в котором не было ни кровинки.

— Как вы можете оставаться безразличной к такой любви? Разве вы не знаете, что я люблю вас так, как мало кто способен любить? Что для меня не существует ничего, кроме вас, что моя жизнь всего лишь тень вашей? Что ради вас я готов убить человека, отказаться от Бога?

— Гийом!

— Я пугаю вас! Вместо того чтобы разделить мой неистовый порыв, вы испытываете страх передо мною! Это так плачевно! Я раскрываю перед вами все самое сильное, самое истинное, что есть во мне, и это вызывает лишь ваше осуждение и страх!

Она чуть отступила от него, собрала всю свою решимость и сосредоточилась на том, что должна была сказать.

— Прошу вас, друг мой, попытайтесь выслушать меня спокойно. Наша греховная связь увлекла меня гораздо дальше, чем мне хотелось бы, Гийом! Я теперь понимаю, что оказалась неспособной долго выдерживать это жгучее испытание, которому вы меня подвергли.

Она прервалась, голос стал хриплым от с трудом сдерживаемых слез.

— Не подумайте только, что это открытие принесло радость моему сердцу! Ценой долгой борьбы, мучительной боли я была вынуждена признать эту очевидность. Я знаю, что мои слова вызывают у вас жестокое разочарование, мой друг, но в ответ на вашу откровенность я должна быть искренней перед вами. Мы слишком долго и слишком тесно были связаны друг с другом, чтобы лгать друг другу в такой момент, в конце нашего пути…

Хватит ли у нее сил завершить свою исповедь? Высокий силуэт любовника вырисовывался перед нею против света, словно вырезанный, на фоне осеннего убранства природы, золотившего воду в пруду. Боясь прочесть на этом лице с его такими знакомыми чертами приговор, она избегала встречи с его взглядом.

— Вы не ошиблись, упомянув о разбитых надеждах, — продолжала она, овладев собою. — Разве я долгие годы не разрушала своими руками возможность быть счастливой и преуспеть, которую предоставила мне жизнь? Видно, я была создана, чтобы сеять вокруг себя печаль, разочарование и катастрофы… Всем, кто меня любит, приходится страдать, и мне вместе с ними. Все происходит помимо моей воли или, по крайней мере, при моем неумении ее проявить… Вы же видите, Гийом, я не настолько сильна, не настолько способна к борьбе, чтобы и дальше терзаться муками этой связи. Я никогда больше не найду в себе сил предаваться, и впредь этой опасной любви. Она разбивает меня, терзает и привела к тому, что во мне иссякли чувства, которые влекли меня к вам… Это все, что я могу сказать. Действительно, к этому нечего добавить. Эта катастрофа так же мучительна для меня, как и для вас, поверьте мне!

— Она не лишает вас последней надежды, ведь у вас есть замена!

— Она убила меня, опустошила мою душу!

— Что не мешает вам, однако, думать о долгих светлых днях в будущем, свободных от моего разрушительного присутствия!

— Умоляю вас, мой друг, не оскверняйте ни вашим сарказмом, ни непониманием такой необычный опыт, как наш!

— Так, стало быть, это был всего лишь опыт! Это была моя жизнь, которую вы мне даровали! Вы это когда-нибудь понимали?

— Как бы мы ни называли то, что было с нами, Гийом, — это ценность, которую мы должны спасти от разрушения.

— Уехать далеко от вас, Флори, — это медленная смерть, безумие, полный крах!

— А не уехать было бы еще хуже. Я не могу, я не хочу возобновлять наши прошлогодние отношения. У меня больше нет ни желания, ни сил для этого. Ради Бога, взгляните правде в глаза: это было бы адом!

— Я мог бы вас видеть, может быть, снова обладать вами…

— Я была бы в ваших объятиях не больше чем безжизненным телом, жалким существом, которое вам, несомненно, было бы враждебным. Неужели вы хотите этого?

— Вы мне нужны!

— Ошибаетесь. Мне больше нечего вам предложить!

— Я не могу себя убедить в вашем безразличии ко мне! Достаточно мне приблизиться к вам…

Он крепко обнял Флори, искал ее губ.

— Нет!

Это был больше чем отказ, это был мятеж. Гийом так его и понял. Он спрашивал себя, не должен ли взять ее силой, здесь, на этих булыжниках старой прачечной, или же убить ее, чтобы положить конец всему, что заставляло его страдать. Без борьбы, с лицом холодным, как клинок, она просто оттолкнула его. Он положил руки на шею, которую так часто ласкал и где под нежной кожей пульсировала кровь, сама ее жизнь, закрыл глаза и начал сжимать… тут же расслабил пальцы в каком-то почтительном благоговении и отнял свои руки, упавшие как плети.

— Простите меня, дорогая, я схожу с ума, — выдохнул он. И добавил: — Значит, все свершилось!

Флори неловким движением руки поправила складки своей вуали. Ее сотрясала нервная дрожь, но она не проявила слабости, не запросила милости в момент опасности, что позволило ей с возвратившейся уверенностью в себе найти способ подчинить его своей воле.

— Вы еще раз убедили меня в моей правоте, Гийом, — сказала она с непреклонностью слабых, бросающихся в атаку на последнее укрепление, — после того, что произошло, нам действительно не остается ничего, кроме как расстаться.

Чтобы защитить себя, она ударила по самому больному месту, не обращая внимания на его страдание, которое, проявившись вдруг со всей силой, разорвало ей сердце. В порыве, обратном только что толкнувшему ее на эту жестокость, она почувствовала, как ее переполнило непреодолимое сострадание, проникшее в самый корень ее решимости.