Жанна Бурен - Дамская комната

• Название: Дамская комната
• Автор: Жанна Бурен
• Издательство: Авангард
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-86394-025-5

Жанна Бурен — историк и журналистка, автор многих популярных романов. Роман "Дамская комната" отмечен Гран-при читателей журнала мод "Эль", по французскому телевидению с большим успехом прошел фильм, созданный по этому роману.

---

— Вот это-то меня больше всего и беспокоит, дядя!

— Надо верить, Матильда. Это главное условие помощи, которую мы получаем даже тогда, когда кажется, что все пропало!

И на этот раз, выходя за ограду собора Парижской Богоматери, жена ювелира почувствовала прилив сил.

Она отправилась прямо на улицу Кэнкампуа, где ее ждала работа.

Было холодно. Тяжелое небо, как крышка котла, со всех сторон закрывало горизонт. Стоял влажный серый январь Иль-де-Франса. Люди старались не задерживаться на улице.

Матильда с облегчением вошла в лавку, где нашла Этьена, дававшего урок чеканки по золоту одному из учеников. Каждый раз, когда представлялся такой случай, она восхищалась мастерством мужа в его деле. С того времени как Бертран взял в свои руки продажу изделий и связь с иностранными торговцами, метр Брюнель занимался в основном их изготовлением, созданием прекрасных вещей, которые становились его гордостью. Жена его знала, как высока его репутация честного человека и мастера. И высоко ценила эту сторону личности мужа, привлекавшей ее как своим талантом, так и своими слабостями.

— Я от дяди, — сказала она, когда закончился урок.

— Вы рассказали ему о браке Арно.

— Для этого я к нему и зашла.

— Ну и что он думает об этом?

— Что это союз, подобный всем другим, что все будет зависеть от их личных качеств. Он полагает, что Джуния, несмотря на неизбежное различие в их привычках и в воспитании, таких разных, вполне может проявить способности стать хорошей женой. Наконец, он не раз повторил мне, что ее приспособление к жизни во Франции, ее удовлетворение и то, как она будет относиться к нам, во многом зависит от приема, который мы ей окажем.

— Он, наверное, прав. Посмотрим. Во всяком случае, я предпочитаю знать, что мой сын женился на дочери честного египетского торговца, чем видеть свою дочь влюбленной в такого распутника, как Рютбёф!

— Когда я думаю, — сказала Матильда с какой-то жестокой горечью к самой себе, — да, когда я думаю о том, как годами внушала дочерям, что радости материнства выше связанных с ним мучений, мне кажется, я как слепая прошла мимо самых очевидных реальностей!

Супруги обменивались этими мыслями, склонившись над эскизами драгоценностей, которые они уже обсудили раньше.

— Теперь надо выбрать модели, которые покажутся вам наиболее соблазнительными для придворных, возвращающихся скоро из святой земли, — сказал ювелир. — Говорят, что король и весь флот отбывают оттуда в апреле. Если мы хотим быть готовы к этому, надо немедля приниматься за работу.

Они много продали перед Рождеством, Новым годом. Приближалось Сретенье, а также карнавал, когда в лавках не останется больше ничего привлекательного. Нужно срочно пополнить запасы, создать значительный резерв, чтобы удовлетворить высокий спрос предстоящим летом.

— Нам предстоит также конкурировать с восточными изделиями, — напомнила Матильда. — Так бывает всегда при окончании крестовых походов. Это для нас опасно и одновременно требует лучшей работы.

— Последнее более важно, чем опасность, которая не так уж велика, дорогая. Посмотрите-ка, как стали нужны нам заморские продукты, тогда как предки наши понятия о них не имели.

— Делало ли это их более несчастными? Я в этом не уверена. Впрочем, не важно. В прошлое возвратиться невозможно. Ковры, шелка из Дамаска, апельсины, абрикосы теперь стали неотъемлемой частью нашей жизни. Вы правы, мой друг. Я лишь хотела сказать, что нам не следует допускать, чтобы нас обгоняла сарацинская мода.

— Я люблю в вас, Матильда, помимо многого другого, это чувств реальности, так естественно уживающееся с прекрасным воображением. Выберите изделия по своему вкусу. Вы не ошибетесь.

Матильда принялась набрасывать эскизы Наделенная способностями к черчению, она умела твердой рукой воспроизводить на пергаменте то, что рождалось в ее мозгу. Ей нравилась эта работа. Она хорошо чувствовала себя рядом с Этьеном, доверие которого было для нее его постоянным даром. Плотская неудовлетворенность, так терзавшая ее когда-то и до сих пор еще время от времени пробегавшая черной кошкой между ними, забывалась в такие моменты.

Со времени отъезда, ошибок и несчастий с их детьми ей гораздо чаще чем когда-то хотелось побыть наедине с Этьеном. Как и в полные любви часы начала их брака, они снова глубоко чувствовали радость быть вместе, дополняя друг друга. Покой, согретая нежностью надежность, которую она ценила все больше и больше, царили в отношениях этой четы. Поднимая глаза от своей работы, она почти всегда встречала внимательный, чуть встревоженный, любящий, насколько он мог быть таким, взгляд мужа.

Они работали так, рядом, до вечера. Церковные колокола возвестили, как всегда, час окончания работы. Ушли из мастерской ученики. Супруги заперли лавку.

Пройдя по улицам, зимняя холодная сонливость которых была взбудоражена потоком людей, выходивших из лавочек, мастерских, пошивочных и спешивших по домам, чета Брюнель вернулась домой.

— Вам известно, мой друг, когда в Париж приедет тот молодой суконщик из Блуа? — спросила Матильда, подбирая бархатные полы пальто, чтобы не запачкать их о камни мостовой.

— Думаю, что его надо ждать к карнавалу. Мы перекинулись парой слов с Луи Эрно, когда тот приезжал в Париж на праздник Очищения. Он сказал, что его юный шурин сообщит нам о дне своего приезда, когда сам будет точно знать.

— Мне хочется поскорее представить его Жанне. Поскольку среди сыновей наших здешних друзей она не находит никого подходящего для себя и, несмотря на все его похождения, не выкидывает из головы Рютбёфа, мы должны чем-то ее отвлечь. Этот парень сумеет это сделать. Он должен ей понравиться. Должна признаться, я надеюсь на него, думаю, он покончит с этим опасным миражем, который все еще владеет ею.

Со времени скандала, последовавшего за ночью, когда он спустил в кости все, вплоть до платья менестреля, после чего его, полумертвого, подобрали в грязи, Рютбёф, казалось, ради собственного удовольствия ввязывался в другие многочисленные, не менее скандальные истории. О нем стали слишком много говорить — о его пьянстве, о пристрастии к игре, о посещениях им всяких подозрительных мест, которые он упрямо афишировал. Тривиальные развлечения в плохую погоду, праздник Осла, праздник Дураков позволили ему дать волю своей склонности к разврату.

Прослышав про все это, метр Брюнель запретил Жанне встречаться с поэтом. Девушка приняла это очень плохо, между отцом и дочерью произошла ужасная сцена в канун Рождества. Тогда в самый большой в доме камин положили громадное полено, припасенное специально для этой цели; как рассчитывали, согласно обычаю, оно превратится в обугленные головешки, которые будут разжигать летом во время грозы, чтобы отвести молнию.

— Надеюсь, эта предосторожность окажется напрасной, — бросила Жанна бесцветным голосом. — Небесный огонь — единственное средство, которое может смягчить сердца тех, кто живет под этой крышей!

Этьен повернулся так, будто в него угодила стрела.

— Что вы хотите этим сказать? — спросил он, не обращая внимания на жесты старавшейся успокоить его жены.

Стычка была тяжелой. Девушка, которую быстро заставили замолчать, с рыданиями поднялась в свою комнату.

Ночная служба была отравлена для всех членов семьи. Во время этой церемонии, сопровождавшейся песнопениями, исполнявшимися как духовенстовом, так и мирянами, когда в назначенный святой час инсценировали рождение Сына Богоматерью, внимание Брюнелей было отвлечено от святого таинства явными следами подспудной войны, развертывавшейся между членами семьи. Всех поражали красные глаза одной, замкнутое лицо другой. Все три нерабочих дня праздника были омрачены.

Однако тучи немного рассеялись во время новогоднего праздника. Этот мир длился до Епифании, когда с обычным весельем резали праздничный пирог, забыв обо всем другом.

Жанна, казалось, признавала обоснованность соображений вновь обретшего хладнокровие отца, которые он высказывал ей с большой доброжелательностью и терпением.

Когда праздничная эйфория прошла, молодая девушка снова заговорила о поэте. Она хотела восстановить отношения с ним, которые считала одновременно невинными и благотворными.

— Я признаю, что Рютбёф ведет себя вопреки всякому здравому смыслу, — говорила она матери, — но его толкнуло на это отчаяние. Это отец является причиной всех его выходок. Если бы на балу, посвященном празднику братства, он не прогнал его, как нищего, ничего подобного не было бы. Нужно понять его ранимость — ведь он поэт — и помочь ему опомниться. Если не протянуть ему руку, за что ему зацепиться?

— Я не думаю, что это должны сделать вы, — отвечала Матильда. — Я хорошо понимаю, чем привлекает вас эта всегда соблазнительная роль спасительницы, посредницы между Злом и его жертвами, но она слишком опасна для такой молодой девушки, как вы!